абсолютно ничего плохого. Она была объективно ошеломляющей, закончила Колумбийский университет в прошлом году и работала блоггером и влиятельным лицом, продвигая косметические товары и уличную моду в социальных сетях.
Она хотела быть домохозяйкой, рожать милых пухленьких малышек, а я якобы хотел жену, которая именно этим и занималась.
Наши цели, планы и идеологии были теоретически согласованы.
Предположительно,это рабочее слово, потому что я не мог больше терпеть, когда она фотографировала каждую чертову вещь, которую мы ели перед употреблением, или делала селфи в каждом общественном туалете, который она посещала, ссылаясь на великолепное освещение.
— Но… Но почему? — Габриэлла фыркнула, скромно промокнув нос и глаза салфеткой, дрожа всем телом.
Лично мне не нравилась эта дрожь. Она дрожала, когда ела куриный салат в Джерри & Сыновья, когда она увидела что-то грустное в новостях, и когда в окно ворвался сквозняк.
Она была такой хрупкой, такой нежной, что ее место было в музее, а не в постели краснокровного мужчины (хотя, по иронии судьбы, надо сказать, что Габриэлла была в значительной степени готова делать все, что я захочу, так долго, как я звал на следующий день).
— Я что-то сказала? Я сделала что-то? Я не понимаю. На днях ты подарил мне ожерелье!
Она сидела на краю моего темно-синего дивана с мягкой обивкой, ее большие ланиные глаза блестели, как битое стекло.
У меня не хватило духу сказать ей, что ожерелье не имеет ничего общего с ней, а только со мной.
Я гордился тем, что был лучшим любовником в обеих Каролинах. Я осыпал своих подружек дорогими подарками, водил их куда угодно, никогда не пропускал важных свиданий и не отпускал их домой без сногшибательного оргазма.
Я возлагал на себя большие надежды.
В конце концов, я был любимцем Фэйрхоупа.
Мысль о том, чтобы подвести людей, вызывала у меня тревогу, как бы мне не нравилось притворяться, что это не так.
— Подожди, это из-за инцидента с неорганическим бургером? — Она щелкнула пальцами. — Думаю, я могла бы быть добрее к Месси Несси. Просто в последнее время я была под таким давлением из-за свадьбы Тринити и примерки подружки невесты…
— Это не имеет никакого отношения к Теннесси Тернер. — Я протянул Габриэлле еще одну салфетку. Я мог сказать, что как только она уйдет отсюда, она начнет рыдать навзрыд. — И к тебе тоже никакого отношения. Ты идеальная.
— Тогда почему ты расстаешься со мной?
«У меня нет ни малейшего понятия, дорогая. Я просто знаю, что ты надоела мне до смерти.»
Со мной что-то было не так, и мне нужно было понять, что именно.
Я знал, что не асексуален, потому что секс был единственным, что мне нравилось в моих отношениях. Я боролся со всем остальным в них.
Не было никакого ключевого или побуждающего момента, который изменил бы меня. Никакого запутанного расставания или слезливой истории, которые заставили бы меня не захотеть остепениться.
Я родился в большой семье, с двумя любящими родителями, которые обожали друг друга. У меня были девушки на протяжении многих лет. Некоторые отношения застряли больше, чем другие. Некоторых женщин я очень любил и определенно уважал всех, но чего-то не хватало.
Все выглядело нормально. Даже хорошо.
Это тоже было хорошо. Не очень хорошо. Не очень плохо. Вроде как ваше любимое блюдо в знакомом ресторане. Я никогда не был разочарован в женщинах, с которыми я был, но никогда не был в восторге от них
И я хотел быть.
Хотел, чтобы меня заставляли делать глупости, нарушать мои границы, расшифровывать то, что есть у мужчин моего возраста — брак, — а у меня нет.
В конце концов, выбирать одну женщину было бессмысленно, когда этот город был моей устрицей, и я мог выбрать жену в любое время (за исключением Теннесси Тернер, которую, честно говоря, я бы не пожелал своему злейшему врагу, если бы он когда-либо был у меня).
— Я понимаю. — Габриэлла села, хлопая себя по бедру.
Она вела целый разговор сама с собой. Не очень хороший признак.
— Понимаешь? — Я серьезно сомневался в этом, но все же поддержал разговор.
— Ты просто струсил, потому что Уатт женится, и ты знаешь, что будешь следующим. Я могу подождать, Круз. В этом смысле вообще нет давления.
Ничего, кроме того факта, что она уже отметила обручальные кольца в свадебных журналах и оставила их там, где я мог их найти. Честно говоря, я думал, что трех месяцев недостаточно, чтобы понять, хотите ли вы поделиться с человеком подпиской на Netflix, не говоря уже о том, чтобы сделать предложение руки и сердца.
— Дело не в этом. Мне нужно время, чтобы привести мысли в порядок.
— Обещай мне одну вещь.
Габриэлла теперь как-то вовсю рыдала, и я ненавидел себя за то, что ложусь с ней в постель. В свою защиту скажу, что я не думал, что мне придется увидеть ее на следующий день или в последующие три месяца.
— Конечно. — Я позволил себе улыбку, похлопав ее по колену. — Что угодно, дорогая.
Она сжала мои плечи, глядя мне прямо в глаза. — Ты серьезно подумаешь и сообщишь мне, когда вернешься из круиза. Я буду ждать тебя.
— Хорошо,
Я не хотел, чтобы она ждала меня.
Что еще более важно, я не хотел ждать её.
Круизы могут идти разными путями. Было вполне возможно, что я найду отдыхающего, с которым можно было бы завязать короткую интрижку, и я не хотел сдерживаться. Не тогда, когда я уже знал, что не хочу быть с Габриэллой еще один день.
— Тебе не обязательно меня ждать, но я буду чувствовать себя лучше, если подожду тебя. — Она изобразила слабую, усталую улыбку.
Это звучало как довольно запутанное соглашение для меня, но, возможно, Габриэлле нужно было несколько дней, чтобы переварить это. Я пытался порвать с ней уже два часа, и мы продолжали ходить туда-сюда.
Если это было то, что заставило ее уйти, я притворюсь,что в её команде.
— Хорошо. Мы еще поговорим, когда я вернусь.
— И постарайся вспомнить, что вообще заставило нас сойтись вместе, — предложила она. — Может быть, это что-то разожжет в тебе.
В этот момент я практически выталкивал ее из своей квартиры.
Как только я подумал, что смогу закрыть дверь за этими адскими часами и обрести утешение в объятиях единственной любви, которая никогда не подводила меня, — в бутылке пива, — остроконечная красная пятка протиснулась между моей дверью и косяком, прежде чем я можно было закрыть до конца.
Я
