— Прошу прощения, что вторгаюсь в вашу беседу, сэр, но где же моя лошадь? Я все осмотрела, но нигде не нашла моей Озорницы.
— Вам придется скакать со мной, Магдален, — сообщил ей рыцарь. — Вашу тетушку и ее служанок мы тоже посадим на дамские седла к моим конюшим.
— Но я хотела бы скакать сама! — забыв о всякой вежливости выпалила Магдален. — Не надо обращаться со мной, как с ребенком.
Это был уже предел невоспитанности и лорд Беллер, потемнев, шагнул было к ребенку, но де Жерве быстро протянул руку, отводя угрозу и спасая Магдален от неминуемой взбучки.
— Не стоит, милорд, простим малышке ее невольную дерзость. Если девочка желает ехать верхом, пусть едет — пока не устанет.
— Я не устану, — заявила Магдален, приободренная неожиданным заступничеством.
— Учтите, вам придется скакать четыре часа, — сказал он, дрязня ее. — Идите и прикажите конюху оседлать вашу лошадь.
К радости Магдален, слова рыцаря не были шуткой. Она себе и представить не могла, что отец уступит — такое, по ее соображениям, было чем-то невозможным. Неудивительно, поэтому, что лорд де Жерве в ее детском воображении мгновенно приобрел черты если не Бога, то уж во всяком случае волшебника или сказочного героя.
Наконец настал суматошный час отъезда. Лорд Беллер заверил, что в течение года непременно приедет в Лондон и обязательно навестит ее. Девочка бросилась ему на шею и обняла его с таким жаром, что он просто-напросто опешил. Магдален с достоинством распростилась с пажами, но, верная самой себе, тут же не удержалась и, ухмыльнувшись до ушей, озорно подмигнула мальчишкам. Слуги, возившиеся с ней с младенчества, также вышли на двор, чтобы пожелать ей доброго пути. Минутой позже она уже скакала через главные ворота и по подъемному мосту, оглядываясь и изо всех сил махая домашним. Ни с того ни с сего она ощутила, что ее охватывает щемящая сердце тоска.
Но тут зазвучал рог, дав прощальный сигнал, и вид набегающей дороги вытеснил из головы все мысли, кроме одной: достойно ответить на вызов, брошенный ей Гаем де Жерве. Горделиво выпрямившись, она поскакала бок о бок с ним, и только после двух часов пути боль в спине заставила ее ссутулиться. Когда она в третий раз отвела руку назад, чтобы с едва сдерживаемым стоном потереть невыносимо ноющую поясницу, Гай наклонился со своей лошади, подхватил ее под руки и усадил в седло перед собой.
— Если вы так разбиты сегодня, миледи, то совершенно определенно ни на что не будете пригодны завтра.
— Но я продержалась больше четырех часов, — упрямо сказала она.
Гай усмехнулся, поглядел на поднявшееся солнце и за недостаточностью улик великодушно сказал:
— Четыре часа с хвостиком. Идет?
Облегченно вздохнув, Магдален, совершенно успокоившаяся, уютно расположилась в седле, упираясь, как на спинку кресла, в изгиб его руки.
2
Занимался майский день, и бледная прозрачная синева неба чуть розовела на востоке, где вскоре обещало показаться солнце.
— Подъем, лежебоки! Не девичье это дело — преть под покрывалом постели, когда всех ждет праздник мая.
Голос, произнесший эти слова, был насмешлив, и большая рука, сдергивала покрывала с постелей, где, как мышата в норке, сгрудились визжащие и извивающиеся дети.
— А, так это наш брат, — звонко пискнула Мэри. — Уже пора идти к майскому дереву, сэр?
Девочка пыталась вырваться из его рук и хихикала всякий раз, как только он до нее вновь дотрагивался.
— Лежебоки, знали бы вы, какого удовольствия себя лишаете! Уже давно утро, десять минут назад звонили заутреню, а вы все еще в постелях, — заявил Гай, ловя за руку сестренку, пока другие девочки, запрыгнув к брату на колени, безуспешно пытались повалить его. Но секундой позже им на помощь пришли галдящие братишки из соседней спальни, и тут уже состязание стало неравным.
Магдален наблюдала всю эту кучу-малу, как обычно, накрывшись покрывалом и пряча свою наготу. Как всегда, ей вроде бы и хотелось, чтобы Гай играл с ней так же весело и свободно, как с сестрами, но в то же время она точно знала, что сделай он так, она бы сгорела от смущения. И он этого не делал… никогда не делал. Кровать, которую она делила с кузиной, он всякий раз обходил стороной. Когда утром он появлялся, чтобы разбудить их, то всегда играл с двумя старшими сестрами: шутя дергал их за волосы, дразнил, щекотал. Он очень любил весь этот выводок мальчишек и девчонок.
— Милорд, они вовек не соберутся, если вы по-прежнему будете с ними дурачиться, — полушутливо, полуукоризненно сказала леди Гвендолин, появляясь в открытой двери. — Ваши вопли и смех слышны аж за воротами дома, а день между тем чудесный, и было бы обидно растратить эти майские часы на всякую чепуху.
Гай стряхнул с себя детей, как кутят.
— Живо одеваться, иначе вы пропустите зрелище коронации!
— Мне кажется, королевой Мая надо сделать Магдален, — заявила малышка Маргарет. — Она лучше всех танцует, и у нее чудесные волосы.
— Какая глупость, Мэг, — пробурчала Магдален, краснея и пряча лицо в подушку.
Гай де Жерве засмеялся.
— А может, вовсе и не глупость. Как вы полагаете, миледи?
Он повернулся к жене, и, как всегда, нежность смешалась у него с острым беспокойством. Не требовалось особой наблюдательности, чтобы заметить: леди Гвендолин серьезно больна. Об этом свидетельствовали смертельно-бледная кожа, худоба и запавшие глаза.
Она стояла, прислонившись к косяку, и на взгляд мужа ответила улыбкой. Они очень любили друг друга, и это было видно даже слепому.
— Хватит тебе вгонять ребенка в краску, — сказала она. — Иди завтракать, муж мой, а мы займемся своими делами.
Уже у двери он повернулся, словно вспомнив о чем-то.
— Магдален, сегодня утром, после праздника, мы отправимся в город, так что оденься получше, чем обычно.
Он вышел раньше, чем она успела понять, что ей сказано и что нужно ответить. Ее соседки по спальне принялись наперебой строить догадки.
— Должно быть, это связано со свадьбой, — сказала Кэт, голышом стоявшая около кровати, и, сладко потянувшись, зевнула, — Но он ничего не сказал о предстоящей поездке Эдмонду.
А Магдален уже с головой залезла в комод, и ответ ее невозможно было разобрать.
— Меня же не будут выдавать замуж еще несколько месяцев, — сказала она, выпрямившись и держа в руках платье из расшитого льняного полотна. — Кажется, я росту недостаточно быстро для этого.
И она с нескрываемой завистью взглянула на развитые груди и мягкие округлости других девочек, свидетельствующие об их взрослении.
— Моя тетка Элинор сказала мне перед отъездом, что я еще самое маленькое год останусь недостаточно взрослой.
