Два оборотня, две Золотинки, остались наедине лицом к лицу.
— Куда прикажите ехать? — с вызывающей, нарочитой язвительностью осведомилась Лжезолотинка.
— О, прошу вас, не меняйте из-за меня своих привычек! — кротко отозвался пигалик, задвигая между делом тяжелые парчовые занавеси.
— Да ведь время-то какое! — возразила Лжезолотинка, опять откинувшись на подушки, и отбросила волосы, отчего они явственно зашелестели и засверкали, точно заледеневшая, покрытая инеем трава под ветром. Руки за голову, грудь открыта — Лжезолотинка как будто подставлялась, высокомерно пренебрегая чужой враждой.
Но злоба уже прошла мимолетной дурью, Золотинка успокоилась.
— Время-то какое, неласковое, — повторила Лжезолотинка нараспев, — повсюду погромы. Вчера по столице, мне говорили, — если я чего не напутала — убито что-то чуть ли не тридцать пигаликов. Или триста. Я всегда путаясь в числах.
— Да, я видел одного, — подтвердила Золотинка, не выдавая себя. — Именно поэтому я набрался смелости напроситься на свидание.
Примирительное замечание заставило Зимку задуматься. Она высунулась в окно, придерживая на голове кисейную накидку, и громко бросила:
— По Дубненской дороге! — Занавеска задернулась. — Однако, — продолжала затем Лжезолотинка, устраиваясь на подушках с удобством, — я вовсе не уверена, что смогу защитить тебя от преследований. Власть моя не столь велика, как это представляется со стороны. Я здесь для украшения и только. Наше великое государство представляет собой союз силы и красоты. К сожалению, иногда кажется, что красота у силы в заложницах. Выходит так, — повторила она, как будто пигалик собирался возразить. Звуки собственного голоса, который звучал уверенно и снисходительно взбодрили Лжезолотинку. — И опять же, кто поручится, что мои доблестные витязи не схватят тебя и не свяжут, как только карета остановится и ты попробуешь улизнуть? Никто не поручится. Я, во всяком случае, в этой стране ни за что поручится не могу.
Золотинка кивнула.
— Именно поэтому карета и не должна останавливаться.
— Но не будем же мы кататься вечно!
— Я думаю, до этого дело не дойдет, — отвечала Золотинка все так же кротко. — Если позволите, я пересяду ближе, чтобы разговаривать накоротке.
На сидении рядом с государыней, которая подвинула юбку, освобождая место для нахального малыша, Золотинка имела возможность говорить вполголоса. Предосторожность, может статься, и лишняя: трудно было представить, чтобы гайдуки на запятках, а тем более отставшие от кареты витязи могли разобрать слово в грохоте копыт, в неумолчном скрипе кожаных подвесок и деревянных переборок, всех сочленений этой сухопутной посудины, которая не переставала сотрясаться и раскачиваться на волнах дорожных колдобин.
— Прежде всего, — продолжала Золотинка шепотом, отчего красавица вынуждена была склонить к ней головку, — я хотел бы получить извинения за досадное происшествие, которое испортило нашу предыдущую встречу в корчме Шеробора. Кажется, этого достойного человека звали Шеробор. У меня плохая память на имена. Вы не помните?
— Не припомню, — пробормотала Лжезолотинка, сбившись с прежнего тона. — Но-о… я говорила, что… не могу отвечать за действия моих слуг. Они не совсем мои. А большей частью и совсем не мои. Я сожалею, что… с тобой грубо обошлись.
— Достаточно! — живо воскликнул малыш, ерзая на сиденье, ибо он не доставал ножками до пола кареты и поэтому испытывал изрядные неудобства, когда кузов резко клонился, заставляя его валиться и скользить, хватаясь за что попало — за собеседницу. — Довольно! Разъяснение принимается. И раз так, раз эта давнишняя неприятность получает в высшей степени удовлетворительное объяснение, то позвольте и мне в свою очередь принести извинения за несчастный случай в Камарицком лесу. Поверьте, я выскочил на вас с Юлием, государыня, против всякого своего желания! Ни малейшего удовольствия это нечаянное вторжение мне, конечно же, не доставило.
Застывши лицом, загадочно прищурив глаза, Лжезолотинка слушала, не перебивая, и вдруг сунулась в окно:
— Гони во всю мочь! — крикнула она в сердцах. — Что, утром не ели?
— И вообще, уверяю вас… — продолжал пигалик. Пружинное сидение подбросило его, когда карета хрястнула на колдобине, он схватился за собеседницу, отчего она брезгливо стряхнулась. — Простите!.. И вообще, уверяю вас, мои действия бывают часто как бы и не совсем мои. В данном случае справедливее было бы говорить о причудах хотенчика.
Лжезолотинка, безжалостно мотаясь вместе с грохочущей каретой, кусала губы; она глядела мимо. А пигалик — натурально! — чтобы привлечь к себе внимание, перешел от слов к делу: достал из-за пазухи замызганную деревянную рогульку с размочаленной веревкой на хвосте.
— Вот, — продолжал он, непрестанно выказывая чудеса ловкости, чтобы не хвататься лишний раз за плечо соседки, — извольте видеть. Вот этот самый хотенчик, который вверг в беду множество народу. Извольте убедиться.
Отпущенный на веревочке, хотенчик неприкаянно плутал между вздутыми занавесками, поворачивал во все стороны и вяло тыкался, куда придется. Лжезолотинка следила за этими исканиями, то и дело бросая недоверчивый взгляд на пигалика.
— Что это значит? Как понимать? — прошептала она наконец, теряя остатки самообладания: — Я знаю, хотенчик выражает желание человека. Твое главное, страстное… даже если не осознанное желание.
— Это верно.
— Что ж тогда? Разве твое желание не Юлий? — Снова она взглянула на малыша, пытаясь вычитать в его круглой детской мордашке уготовленные ей каверзы. Но малыш, раскачиваясь на пружинах, оставался неуловим. Тогда, хищно напружившись, нелепым размашистым движением она перехватила в воздухе деревяшку прежде, чем пигалик успел помешать.
Да тот, судя по всему, и в мыслях не имел ей препятствовать.
Красавица стиснула хотенчик беспокойными пальцами и после нескольких напряженных вздохов страстно поцеловала его в развилку. Осталось только пустить хотенчик — и она сделала это.
Ничто не изменилось в безразличной повадке искателя желаний. Все так же поворачивался он туда и сюда, не выказывая ни малейших предпочтений, не говоря уже о каких-либо признаках любознательности и тем более страсти. Ничего.
Не спуская глаз с хотенчика, красавица шаталась из стороны в сторону и вот, окончательно потеряв равновесие, пребольно цапнула пигалика за плечо и впилась ногтями.
— Так Юлий, Юлий… он жив? — шевельнулись губы. Казалось, она еще не доверяет своему испугу, не признает беду, уже ощущая ее неподъемную страшную тяжесть. Бросила жгучий взгляд на пигалика
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
