и решил, что сейчас он бесит его сильнее прочего. Даже с учетом того, что его сейчас раздражало многое: Каллум, который, возможно, все еще хочет убить его; Париса, которая каждый день обвиняет его в остром экзистенциальном кризисе; Рэйна, которая без труда может сказать «нет» Парисе, и поэтому, возможно, сильнейшая из присутствующих.
А еще он. Тристан, как всегда, сам же возглавил список того, что его бесит. Отчасти он верил, будто где-то в анналах вселенной исчезновение Либби вменяется в вину ему. Оказались бы они в таком положении, если бы он убил Каллума? Ему больше нравилось, когда Нико безмолвно винил его в исчезновении Либби, упрекая Тристана в провале лишь тоном голоса, выражением лица и взглядом. А вот эту перемену в отношении – будто бы Тристан заслуживает сочувствия – терпеть было невозможно. Она приводила в ярость. Да, именно в ярость. Гнев – такое знакомое, можно сказать, родное чувство. Его вкус чуть ли не успокаивал. В жопу Нико. В жопу Каллума. Парису тоже – в жопу. И Рэйну, почему нет? Серьезно, что он тут забыл? Из него чуть не сделали убийцу, и вот нате, теперь он сам в роли жертвы. Каллум так его и назвал: жертва.
«Может, помолчишь? – спросила Париса. – Я смотрю, вообще-то».
– Да пошла ты, – вслух ответил Тристан, поднимаясь со стула. Нико обернулся, Каллум – нет. Далтон, который наблюдал за происходящим из угла, открыл было рот, но Тристан велел ему: – Отвали, Далтон, сам знаю.
Далтон ничего не сказал. Тристан видел, что Атлас по-прежнему в комнате, но делает вид, что ничего не происходит.
Глядя на ритуальную голограмму Рэйны, Тристан вышел за пределы круга. Проекция Парисы тем временем подошла опасно близко к Рэйне. Так близко, что если бы Рэйна опустила взгляд, то сама увидела бы мурашки на ее голом теле.
– Скажи честно, – прошептала Париса-проекция. – Ты боишься?
– Чего? – презрительно спросила Рэйна. – Тебя?
– Ты с таким же успехом могла бы исчезнуть, – пробормотала Париса-проекция. – Понимаешь? Твоя сила бесполезна. Самое большее – поможешь кому-нибудь разбогатеть. Из тебя скорее выйдет милый декоративный питомец. Ты не меня боишься, Рэйна, ты боишься стать мной, – сказала она и с тихим смехом погладила Рэйну по щеке. Внутри симуляции Париса была с ней одного роста, тогда как в жизни заметно уступала.
– Ты думаешь, что бунтуешь, – продолжала проекция Парисы. – Но это не так. Ты просто ничего не значишь.
– И как это связано с сексом? – глядя прямо перед собой, пробормотала Рэйна.
– Дело не в сексе, сама знаешь. Дело вообще не в сексе.
– Тогда в чем?
Париса улыбнулась.
– Во власти.
Тристан посмотрел на живую Парису: ее снова что-то встревожило.
– Ну, тогда… – Рэйна медленно заскользила взглядом по рельефу обнаженного тела Парисы, изучая его дюйм за дюймом. Насмотревшись, перешла к прикосновениям: глядя на шею Парисы, в легком жесте протянула к ней руку. Живая Париса сделала судорожный вдох; в комнате повисла гнетущая тишина.
В пальцах у Рэйны блеснуло что-то серебристое. Узкое, короткое лезвие порхнуло у бедра Парисы.
Нож.
(Тиканье часов на каминной полке превратилось в тугой растянутый звук.)
Тристан моргнул, выныривая из тумана повторяющихся кошмаров, что преследовали его изо дня в день, неделю за неделей, – в них мелькал тот же серебристый блеск. Он подавил охотно пробудившуюся боль.
– Есть и другие виды власти, – тихо предупредила Рэйна, плавно прижимая лезвие к телу Парисы.
Та усмехнулась и подалась вперед, целуя Рэйну в шею, но та резко вскинула руку с ножом…
Лезвие с характерным отвратительным звуком вошло в плоть, и Тристан отвернулся.
(Снова этот блеск стали. Вкус вина и мучений. Близость рокового момента и колебания. Гулкий стук сердца. Часы на каминной полке.)
Симуляция потемнела и погасла.
– Сядьте, мистер Кейн, – велел Далтон.
Тристан и забыл, что стоит. Он взглянул на живую Парису и на Рэйну, сознание которой вернулось в тело так резко, что та чуть не подавилась ворвавшимся в легкие воздухом. Рукой – уже без ножа – она коснулась шеи, словно бы проверяя, по правде ли это.
(Блеск ножа. Стук его сердца.)
(Тик.)
(Так.)
(Тик.)
(Так.)
– Это что еще за херня? – зло спросил Тристан, и все обернулись. У Парисы в кои-то веки был удивленный вид, будто она не ожидала такого поворота событий. Видимо, потому, что и Тристан его не ожидал.
– Что? – нахмурилась Рэйна.
– Мистер Кейн, – повторил Далтон, – сядьте.
– Нож, – резко ответил Тристан, не обращая внимания на то, что Атлас мельком нахмурился. – Это что, шутка такая?
– Тристан, – предостерегающе пробормотал Каллум, чем снова привел его в бешенство.
Рэйна же скрестила на груди руки:
– Если это шутка, то в чем прикол? Между ними все было совсем не так, – добавила она, упрямо мотнув головой в сторону сидящих бок о бок Каллума и Парисы. – Это все равно иллюзия, к тому же я честно ее предупредила.
– Мистер Кейн, – не унимался Далтон, – настоятельно советую вернуться на место.
– Нет, это не шутка… И знаете что? – заводясь все сильнее, сказал Тристан. (Тик.) – Вы мне что-то доказать пытаетесь? Что я слабый? (Так.) – В этом все дело? – Так вот за кого его держат? За труса? Думают, если бы он поступил иначе и не запорол бы все, то та ночь, этот год, и все их жизни обернулись бы тоже иначе?
(Тик. Так. Тик. Так.)
– Это же ты все свела к власти? – накинулся Тристан на Рэйну, и та нахмурилась. (Тик-так-тик-так…) – Это твоя проекция придумала, – прорычал он, указывая в центр круга, где завершился ритуал инициации Рэйны. – Все ты. Ты выбрала нож, а значит, пытаешься…
– Они не знают, дружище, – безмятежно перебил его Каллум. При виде такого спокойствия Тристан не выдержал и стал прикидывать, как бы втащить Каллуму. Выбить из-под него стул, чтобы растянулся на гребаном эдвардианском полу. Нет, схватить за грудки и со всего размаху ка-ак…
– Их там не было, – сказал Каллум. – Они не знают.
Отрезвление рухнуло на Тристана, как нож гильотины. Рэйна хмурилась. Париса взирала на него с откровенным смущением, если не сказать – озабоченно.
– Чего не знают? – вслух спросил Нико.
– Кстати, – резко обернулся к нему Тристан, – что до тебя…
Он успел заметить, как пристально смотрит на него Атлас, но тут его словно сковало железным обручем.
– Я велел вам сесть, – произнес Далтон, кладя руку на затылок Тристану.
В следующий миг Тристан покачнулся, завалившись вперед и моргая от яркого белого света.
– Привет, Тристан.
Постепенно зрение вернулось. Ему показалось, что он потерял равновесие и падает лицом вниз, а потом он услышал голос и узнал его…
О нет.
Ее образ плыл ему навстречу, постепенно
