в голову мысль, что моя сексуальность гораздо более разнообразна в моем сознании, чем в 3D-воплощении. Я частенько думаю о том, чтобы сделать свои сексуальные желания хоть немного более гибкими, чем они есть на самом деле. Но меня влечет исключительно к мужикам. Просто какой-то необратимый стокгольмский синдром. К этим похотливым насильникам, которые испокон веков эксплуатировали, угнетали, издевались, похищали, порабощали, контролировали, высмеивали, манипулировали, оскорбляли, унижали, объективировали, преследовали и высокомерно снисходили до меня и моих товарок.
Даже мои фантазии о женщинах всегда связаны с мужчинами. Ближе к месячным я могу пофантазировать исключительно о чем-то женском, но это, думаю, больше похоже на занятие любовью с самой собой, на любовь к своему телу, которое есть у меня, ведь именно в этот период как будто открываются двери в особое чувствование. Я чуть ли не одержима большими сиськами, но, подозреваю, только потому, что меня мало кормили грудью, а подростковая анорексия мешала адекватному питанию и развитию. Именно так. В моих глазах большая грудь — олицетворение настоящей женской красоты и плодородия, и мне очень легко о ней фантазировать.
Недавно я ласкала себя и, опустив взгляд, вдруг возбудилась от своих собственных сисек. Я почувствовала их вес на простыне, и то, как им хорошо сейчас, и какие они чувствительные, — никогда раньше не испытывала ничего подобного. И тут у меня случился оргазм, я одновременно плакала и смеялась, и была по-настоящему счастлива, пусть даже всего лишь минуту.
Не думаю, что я испытываю к этой девушке сексуальное влечение или что у нее какая-то особенная грудь, но она определенно чего-то хочет. Миленькая блондинка, наверняка склонна к манипуляциям, но все равно довольно хорошенькая при правильном освещении. Хотя при правильном освещении все может быть довольно милым. Даже нечто убийственное. Ну да. Кто-то точно попадал на этот крючок.
У нее на голове широкополая темно-фиолетовая фетровая шляпа с перышком, на плечах — темная накидка, она одета в черные мягкие джинсы и маленькие черные кроссовки. Должно быть, горячая штучка. У нее нет ни сумки в руках, ни косметики на лице. И все же эта штучка выглядит напряженной и сконфуженной. Ей хочется казаться уверенной в себе, но уверенности нет совсем. И хотя наряд и отсутствие косметики должны, кажется, подчеркнуть ее простоту и легкость, никакого удовольствия от этого она не получает. Она очень зажата и напряжена — это считывается по ее телу. Локти крепко прижаты к бокам, челюсти сомкнуты, глаза прищурены, и каждое ее движение — быстрое и скупое — как будто заранее рассчитано. Ей отчаянно хочется всего и сразу: и чтобы все ее видели, и чтобы она оставалась незаметной. Ей непонятно, кто она, поэтому не может сосредоточиться на людях, которые рядом с нею, ей хочется, чтобы именно они показали ей, кто же она такая.
Всякие демоны и монстры, о которых мы читаем в книжках, на самом деле существуют. Их никто не придумывал. Обернитесь. На стройках работают сплошные тролли, за кассами сидят ведьмы, по улицам городов маршируют зомби. Я когда-то читала о некоем феномене под названием «психологическая гаргулья», который изучает клиническая психология. Он обозначает явление, когда дети перенимают злые качества своих родителей, чтобы выжить, оказавшись в тяжелых условиях. Так что чудовища живут не под кроватью. Чудовище — это просто твоя мама.
Девушка похожа на вампира, который собирается быстренько укусить кого-то, чтобы самой остаться в живых. Она питается тем, что находится вокруг нее, и ни на секунду не может остаться наедине с собой, своими мыслями и чувствами. Ее разум, ее сознание и все, что он выберет, бесконечно ищут поддержки у окружающих, и прямо сейчас она голодна. Чертовски голодна.
— Боже, твое кимоно. Оно невероятное!
— Спасибо.
— Где ты его взяла?
— Я бы не хотела отвечать на этот вопрос, хорошо?
— Хорошо. Но почему нет?
— Ну… потому что я — не мое кимоно.
— Хм. В каком смысле?
— В таком, что я — не мое кимоно.
— Ну конечно, нет. Просто… просто я пытаюсь завязать разговор.
— Прости, я не слишком люблю такие разговоры.
— Понятно. Но мне все равно нравится твое кимоно. Счастливого Рождества!
Ладно, это было начало конца, причем не в лучшем смысле. Она просто взяла и ушла, и даже не обернулась. Иногда все мои попытки установить контакт и начать общение оказываются тщетными. Боюсь, это уже неизменно и неизбежно.
Мне становится плохо оттого, что я не играю по правилам и не веду таких разговоров, в которых она чувствует себя непринужденно и которые большинство остальных людей принимает легко. Сейчас она, вероятно, считает себя непонятой и отвергнутой, впрочем, как и я. Да черт возьми! Мне хочется прямо сейчас ринуться за ней и объясниться. Тут, на вечеринке, это будет выглядеть слишком нелепо: вторгаясь в чьи-то междусобойчики, я лечу на крыльях своего кимоно, точно оперная мадам Баттерфляй, шпильки впечатываются в бетон, я касаюсь ладонью ее плеча, она поворачивает ко мне лицо, наши глаза впервые встречаются, перед тем как сказать нечто важное, глобальное, мощное, что-нибудь этакое.
Но она так сосредоточилась на моей одежде и на моем теле, что вряд ли заметила мое лицо. Встречая какую-то женщину, мне часто хочется выкрикнуть: «Я здесь! Вот она я», стуча себе в грудь и призывая смотреть в глаза.
Один друг сказал мне как-то, что если мою одежду или внешность хвалит какая-то женщина, то дело вовсе не в одежде или внешности. Все дело в социальном и культурном плане — вписываюсь ли я в него или слишком выделяюсь. Мы «выигрываем» только тогда, когда вписываемся, то есть соответствуем ожиданиям, и за это нами восхищаются. Затем следуют вопросы о том, как мы так «делаем» и откуда «взяли». Все это, к сожалению, не облегчает ни установление контакта, ни общение как таковое. Да и вообще — делает их просто невозможными.
Нечего и говорить, что то, кем мы на самом деле являемся, просто превращается в нечто такое, что можно купить в какой-нибудь винтажной лавке или крупном торговом центре. Незачем учиться, нечего открывать. Мы — это сумма поступлений, а не наши открытия. Можно просто взять и купить друг друга в магазине. Да-да, одно кимоно, пара шпилек, немного спандекса, помада сливового цвета, флакончик масла для тела, мартини, ну и парочка занятий в спортзале. То есть ответить на вопрос этой девицы следовало бы следующим образом: «Конечно, почему бы и нет! Ты можешь купить меня / стать мною».
Проблема только в том, что мы — не наши вещи, мы
