Хозяин кафе нахмурился, бросил испытующий взгляд на сводчатый потолок и поскреб себе голову под беретом – неотъемлемой частью баскского туалета, которую мужчины снимают только когда ложатся в постель или в гроб, да еще во время игры в лапту, если им приходится брать на себя обязанности рефери. Нет, он не припоминает такого имени. Как вы сказали, Хел? (Он хорошо произнес “х”, такой звук есть и в баскском языке.) Может быть, жена знает. Он сейчас спросит. Не желает ли мадемуазель пока что-нибудь заказать? Ханна заказала кофе, и ей тут же принесли его – густой, горький, только что с огня – в жестяном кофейнике, луженом-перелуженом; на нем просто живого места не было от оловянных нашлепок, налепленных жестянщиком, и все же он тек. Хозяин смотрел на эту течь с сожалением, но также и с безропотной, обреченной покорностью судьбе. Он выразил надежду, что кофе, капнувший девушке на ногу, не обжег ее. Он недостаточно горяч для ожога? Прекрасно. Прекрасно. Хозяин исчез в глубине кафе.
Это было пятнадцать минут назад.
Глаза Ханны ныли от света, и она с трудом разлепляла их, глядя на залитую солнцем площадь, совершенно пустую, если не считать нескольких машин, в основном немецких малолитражек, стоящих в самых неожиданных местах, там, где крестьянам, которые на них приехали, удалось их приткнуть.
С оглушительным ревом мотора, скрежеща шестернями передач и изрыгая ядовитые выхлопные газы, громадный немецкий грузовик показался из-за угла, едва не задевая белые оштукатуренные стены домов. Обливаясь потом, то и дело крутя руль в разные стороны и с силой давя на пневматический тормоз, сидевший за рулем немец сумел-таки вывести свое гигантское чудовище на старую маленькую площадь, но только для того, чтобы тут же столкнуться с самым ужасным из препятствий. Переваливаясь, как утки, две баскские кумушки с плоскими, грубыми лицами, бредя через улицу, увлеченно сплетничали, не замечая ничего вокруг. Немолодые, отяжелевшие, дебелые, они брели не спеша, с трудом передвигая свои распухшие, как бочонки, ноги, не обращая внимания на то, что машина ползет за ними на самой малой скорости, а шофер кипит от ярости, бормоча проклятия и отчаянно колотя кулаком по баранке.
Ханна Стерн не смогла оценить по достоинству этот ярчайший и чрезвычайно убедительный образчик франко-германских отношений в Общем Рынке, так как в этот момент в дверях показался наконец владелец кафе; его треугольное баскское лицо уже с порога излучало чистую радость вновь обретенного знания.
– Так вы разыскиваете мистера Хела! – воскликнул он.
– Именно его; я же вам так и сказала.
– Ну вот, если бы я знал, что вам нужен мистер Х-хел… – Он весь изогнулся, укоризненно воздев вверх руки, как бы желая показать, что, выражайся она яснее, – это сэкономило бы им обоим массу времени и сил.
Затем он объяснил ей, как добраться до Шато Эшебар: сначала, выехав из Тардэ, нужно перебраться через русло горного потока (он произносил “Тар-р-рдэтс”, звучно раскатывая “р” и выговаривая слово так, как оно пишется)<По-французски слово пишется “Tardets”, причем конечные согласные в большинстве случаев не читаются>, потом проехать через деревеньку Абанс-д’о (это название хозяин также произнес, тщательно выговаривая каждый слог, так что у него получилось “А-бан-сэ-де-Хот”)<Abense-de-Haut – французы обычно не произносят “Н” и “t” на конце слова. Носовое произношение свойственно для французского языка. Конечное “с” часто не произносится> и дальше, вверх по дороге, через Лишан (он сказал “Лишанс”, выговаривая конечное “с” и без всякого носового призвука), а там уж свернуть вправо, на дорогу, ведущую к холмам Эшебара.
– Только не вздумайте свернуть влево, а то попадете в Лик.
– Это далеко отсюда?
– Да нет, в общем-то не так уж далеко. Но вам ведь не нужно в Лик, не правда ли?
– Я имела в виду Эшебар! Далеко отсюда до Эшебара?! – Ханна страшно устала, ее нервы были напряжены до предела, и даже такое невинное занятие, как вытягивание из баска простейшей информации, показалась ей непосильным трудом.
– Нет, недалеко. Километра два за Лишаном.
– А до Лишана сколько? Хозяин пожал плечами:
– Ну, пожалуй, километра два после Абанс-д’о будет. Да вы мимо не пройдете. Если только, конечно, не свернете влево. Тогда уж вы его не найдете точно! Никак не сможете, потому что будете в Лике, понимаете?
Старики, игравшие в мусс, оставили свою игру и столпились за спиной хозяина кафе, с интересом наблюдая за всей этой неразберихой, причиной которой была молоденькая иностранная туристка. Они коротко посовещались между собой, говоря по-баскски, и сошлись наконец на том, что, если девушка повернет налево, она рано или поздно действительно окажется в Лике. Что ж, в конце концов, Лик не такое уж плохое местечко. Разве не там произошла эта знаменитая история с Ликским мостом, построенным с помощью лилипутов, которые спустились с гор, а затем…
– Послушайте! – взмолилась Ханна. – Есть здесь кто-нибудь, кто мог бы довезти меня до Шато Эшебар?
Владелец кафе и игроки в мусс сбились в кучку и загалдели. Они галдели до тех пор, пока отношение к делу каждого из собравшихся не было окончательно выяснено и неоднократно подтверждено. Тогда хозяин кафе выразил всеобщее мнение:
– Нет.
Все решили, что эта молоденькая иностранка в шортах и с рюкзаком – одна из тех туристок-спортсменок, которые известны любезностью и доброжелательностью, но чаевых от них не дождешься. Посему не нашлось ни одного желающего везти ее в Эшебар, кроме самого старого из игроков в мусс; тот, может, и рискнул бы, понадеявшись на удачу, – да вот беда – у него не было машины.
Со вздохом Ханна подняла с полу свой рюкзак. Хозяин кафе заметил ей, что она еще не расплатилась за кофе, и тут девушка вспомнила, что у нее совсем нет французских денег. Она попыталась объяснить ему это с выражениями шутливого раскаяния, натужно смеясь над нелепостью ситуации. Однако тот продолжал, не отрываясь, в скорбном молчании смотреть на чашку с остатками кофе, за который не было заплачено. Игроки в мусс начали с воодушевлением обсуждать этот новый поворот событий. Как? Туристка выпила кофе, не имея денег, чтобы заплатить за него? Быть может, для таких случаев существуют какие-нибудь законы?
Наконец хозяин кафе с долгим, прерывистым вздохом поднял на Ханну влажные глаза, в которых застыли горе и безнадежность. Неужели она действительно хочет сказать ему, что у нее не найдется двух франков, чтобы заплатить за кофе, – забудем про чаевые – всего лишь два франка за чашку кофе? Дело даже не в деньгах – тут важен принцип. В конце концов, он ведь платил за этот товар; и он оплачивал газ, для того чтобы вскипятить воду; да еще регулярно, раз в два года, он платит лудильщику, чтобы тот чинил кофейник. Он не из тех, кто не платит своих долгов. В отличие от других, которых он мог бы прямо сейчас назвать.
Ханну душило раздражение, и в то же время ее разбирал смех. Ей просто не верилось, что весь этот спектакль с его мелодраматической декламацией и трагическими жестами затеян из-за двух франков. (Она не знала, что чашка кофе на самом деле стоит одинфранк.) Никогда прежде она не сталкивалась с этим чисто французским видом жадности, когда деньги – мелкие монеты и бумажки – становятся центром внимания, приобретая большее значение, чем товары, удобства, достоинство. Когда они становятся даже важнее, чем подлинное богатство. Ханна не могла знать, что, несмотря на свои баскские имена и внушительный вид, эти крестьяне, в сущности, уже ничем не отличаются от основной массы французов, и так же, как все, они находятся под постоянным прессингом средств массовой информации, радио и телевидения, а также системы государственного образования, с помощью которой современная история творчески интерпретируется, с тем чтобы подсластить горькую пилюлю правды для населения Пятой республики.
Усвоив образ мыслей petit commercant<Мелкого лавочника (франц.)>, эти крестьяне, никуда не выезжавшие из своей баскской деревни, разделяли теперь и взгляды французов на деньги: ведь удовольствие от полученной за труды сотни франков – ничто по сравнению с невыносимыми страданиями, которые испытывает человек, потерявший сантим.
В конце концов, сообразив, видимо, что пантомима с выражением немой скорби и разочарования ничего ему не даст и не поможет выжать законные два франка из молодой иностранки, владелец кафе, извинившись перед Ханной, с саркастической вежливостью сказал, что ему нужно на минутку отлучиться.
Вернувшись через двадцать минут, после напряженной дискуссии с женой в задней комнате, он обратился к девушке с вопросом:
– Мистер Хел – ваш друг?
– Да, – солгала Ханна, не желая углубляться в подробности.
– Хорошо. В таком случае, надеюсь, что мистер Хел заплатит за вас, если уж вы так бедны.
Он вырвал листок из блокнота с эмблемой какой-то компании и что-то черкнул на нем. Затем аккуратно сложил его дважды, тщательно загладив ногтем места сгибов.
