— Водилось в реках и морях двести пятьдесят миллионов лет назад. Ракоскорпион! Длиной до двух с половиной метров. Обратите внимание на клешни. Хищник!
— Тварь что надо. Но это меньше похоже на мой образец.
— Верно. Теперь — главный подозреваемый. Прошу любить и жаловать: американский мечехвост, ныне живущий. Пережил всех в своём подтипе и классе.
— Согласен, этот подходит. Колпак, сзади хвост… но у моего хвост гибкий, как бы из плоских позвонков, а насечек сзади больше.
— Глаза, — словно про себя проговорил доктор, закрыв книгу и сев. — Пара на спинной стороне головогруди, пара где-нибудь на боках. Развитое расчленённое брюшко, переходящее в подвижный хвост. Плавает. А размеры?
— В ширину примерно так. — Энгеран развёл руки. — Очень крупный.
— Настоящий гигант. Мариоль, я должен обдумать ваше сообщение. Оно слишком серьёзное, чтобы второпях забрасывать его в прессу. Права на запись принадлежат вам… я не могу ею распоряжаться, но убедительно прошу вас: повремените.
— То есть вы уверены — оно живое? Не робот?
— Мариоль, я разозлюсь! Слабое место инженерии — гибкие манипуляторы. Любое щупальце самой последней каракатицы в тысячу раз совершеннее их корявых конструкций.
— Может, лучше не откладывать публикацию?
— Нет, факт следует проверить, подтвердить…
— Вы читали про дайверов, погибших в Глетской заводи?
— Разве кто-нибудь погиб? — Доктор забеспокоился.
— Двоих парней разорвало под водой. Официальная версия — травма винтом буксира, но криминалисты не уверены. Трупы исполосованы чем-то острым… Хищники, вы сказали?
— Нонсенс. Ими руководит инстинкт — пищевое поведение, размножение, охрана территории. Убивать ради убийства может только разумное существо.
Собеседники уставились друг на друга.
— Вы не верите, что… — осторожно начал Энгеран.
— Конечно, нет. Хелицеровые, то есть паукообразные, мечехвосты, ракоскорпионы и морские пауки — примитивные существа с низко развитой нервной системой. Никакого подобия мозга.
— Но ведь выжили за триста миллионов лет!
— Не доказательство. Тараканы тоже выжили. У них блестящая приспособляемость.
— На какой глубине живут те… кого я заснял? — Столкнувшись с упрямством учёного, Энгеран мгновенно сменил тактику.
— В пределах шельфа, полагаю. Глубже им сложнее прокормиться, там меньше биомассы. Этого достаточно, чтобы их не заметили. Сетевой лов не заденет, а донные ловушки не удержат. Одним хвостом разломают. Но в принципе членистоногим глубина безразлична — у них нет плавательного пузыря. Была бы пища, могут опуститься хоть на семь тысяч метров.
— А кислород? Барьер солёности? Ведь заводь — устье реки, вода пресная. — Энгеран смело пустил в ход находки из блокнота, теперь чётко уяснив, к чему они относятся.
Криер почуял неладное: откуда вдруг у репортёра этакая эрудиция?
— Вычитали или сами додумались?
— Вычитал.
— Отлично. Вы растёте в моих глазах, Мариоль. Отвечу: есть органы для борьбы с потерей соли. Сколько-то времени морское животное в реке выдержит, хоть и не каждое. Затем: пресная вода лучше растворяет кислород, чем солёная при той же температуре. Довольны?
— Почти. Где самый широкий шельф в Антарктике?
— В море Уэдделла и… — Криер умолк, сердито сверля Энгерана взглядом. — Мариоль, вы давно готовились к визиту, верно? Ваш вопрос о помощнике океанолога на островах…
— И?.. — репортёр ждал полного ответа.
— …на восток от Аргентины. Почти до Авроры.
— Есть ещё одна запись. Не моя, — решившись, приоткрылся Энгеран. — Там эти твари сняты на суше. Они ходят. Ползают, довольно прытко.
— И вы это скрываете? — Казалось, доктор, обычно ироничный, легко подавлявший одним интеллектом, сейчас бросится на репортёра и схватит его за грудки.
— Не моя, — повторил Энгеран. — Я должен получить согласие владельца.
— Антарктида… и Европа. — Доктор погрузился в раздумье. — Разные популяции?..
Пауза затянулась. Энгеран ждал. Криер уходил в экран, команда за командой: «Найти», «Файлы и папки», «Поиск в…», «Слово или фраза в файле». По мановению его пальцев открывались всё новые окна, а он сличал и сравнивал. Увлёкшись, стал машинально напевать, водя белой стрелкой:
Что же теперь — взять и повеситься?Вроде не пил — так что же мне грезитсяДобрый, маленький Кунла?
Струйки пота стекали по хребту и вниз. Энгеран чувствовал их щекотное движение и сидел не шевелясь. Наконец Криер вынырнул из бездн всемирной паутины:
— Да, у Антарктиды им раздолье — масса корма, мало помех. Если там начнут широко добывать нефть и газ…
— Может, они приплыли сюда, к нам?..
— Зачем? У членистоногих должен быть серьёзный повод, чтобы мигрировать, по дну или вплавь. Скажем, нехватка нищи.
— Или торговля. — Куски мозаики сложились в уме Энгерана внезапно, как по наитию. Он увидел всё вместе, и его охватил ужас.
«Только автомат Калашникова. Или глубинные бомбы. Или ядерные. Или яды, я не знаю. Океан, кругом вода. Потравимся все на хрен. Что нам делать, господи?»
— Ох, перестаньте, Мариоль! Идея подводной цивилизации нереальна. Без огня её не построить. Мрак, холод, никаких посевов…
— Без огня? Катализ. Беспламенная химия. Представляете?
— Я не могу рассматривать такую тему, — сварливо отозвался доктор. — Когда вы договоритесь с владельцем второй записи?
— Ума не приложу. Через неделю, две… Но нам обязательно надо осветить вопрос о тварях в заливе. Люди должны это знать. «Кто предупреждён, тот вооружён» — помните? Давайте встретимся… дней через несколько и обсудим общую статью. Меня слушают, вас уважают — пробьёмся. Сейчас я уйду, только ответьте: членистоногие могут эволюционировать?
— В теории для этого препятствий нет. Вы отсняли как раз результат эволюции, сильное, развитое существо. Оно явно обгоняет мечехвостов. Но разум!.. Для чего он подводным хищникам? Вдумайтесь!
— Как и нам — для того, чтоб выжить и стать царями природы. Кто кого? У них семь десятых планеты, они там под водой как под щитом — не видно, не слышно. И они — если факты не врут — уже нашли общий язык с кем-то из наших. Не с пауками. С людьми… А, кстати, вот ещё вопрос: как справиться с фараоновыми муравьями? Одолели, такие противные…
Сбитый с толку мгновенной сменой темы, доктор моргнул, но быстро обрёл обычную твёрдость:
— Вы можете уничтожить тараканов, а муравьёв — нет.
— Почему?
— Потому что они действительно разумны. По-своему. Вы никогда не доберётесь до их мозгового центра, он слишком хорошо укрыт. Каждый раз вы отсекаете периферию. А тараканы хаотичны.
Энгеран покинул Криера, озадаченного до крайности, но и сам был подавлен.
«Могут ходить по земле. Наверное, недолго, но могут. Добывают тяжёлую воду и меняют на платину. Как вызволить Лассу из Бордена?.. Уехать в горы… Да, от рек подальше. Реки — их дороги. Куда деваться? Кругом вода…»
Не успел он отойти на пару кварталов, как его поймала по телефону Муха:
— Котёнок, когтистый, ты мне обещал! Мы идём на ярмарку Ракхи Пурнима?
Солнце жарило, словно открытая судовая топка. Энгеран ощущал себя кочегаром допотопного парохода — выжатым как лимон, полуголым, скользким от пота и чёрным от угольной пыли. Только котельной сейчас был весь город, раскалённый обезумевшим светилом и сухой до першения в горле.
Как нарочно, Муха втянула бойфренда в самое скопище народа. На набережных толпились, кричали, торговали, дули в дудки сотни коричневых людей. Их смех казался издевательским, выкрики — оскорблениями, беседы — преступным сговором. Они переглядывались, подмигивали друг другу, ухмылялись и цокали языками — все вишнёвые глаза на ярмарке провожали репортёра и запоминали, чтобы передать своим, куда шагает этот опасный белый сахиб.
Маэнцы увлечённо вились и роились у палаток, вязкой массой ползли вдоль лотков, тянулись к товарам, изъяснялись с продавцами на каком-то исковерканном языке. Часть народа стеклась к низкому лодочному причалу, где важный брахман читал в мегафон заклинания и бросал в реку кокосовые орехи. Рядом поджарые чернявые молодчики в одних дхоти потрясали чучелами гухьяков на шестах. У Энгерана похолодело в груди — да, сомнений нет, вылитые твари из моря. Выпуклый панцирь, хвост, крючья лап, безобразные подобия голов.
— Что он говорит? Ты понимаешь? — Он потряс Муху за плечо.
— Более или менее. — Девушка прикрыла веки, переводя в уме. — Ну, вроде: «Придите, скрытые, принесите нам богатства».
— Кто?
— Гухьяки значит «скрытые».
«Они молятся им прямо у нас на глазах, зовут их сюда. Скрытые. Ну да, под покровом воды… Как они нашли общий язык? Как? Ведь мы абсолютно чуждые — млекопитающие и членистоногие! Всё равно что договориться с фараоновыми муравьями. А может… именно эти и поймут гухьяков. У них много общего. Мы тут, в Европе, позабыли слово «голод», а у индусов и хищников в чёрном аду мозг пульсирует: «Жрать, плодиться. Жрать, плодиться. Жрать, плодиться». Разодрать жвалами рыбину, запихать в желудок, отложить яйцо… Первичный инстинкт. Плюс разум! Опасный коктейль. Если не остановиться, станет тесно, и они хлынут вширь: из Антарктики, из Индии — сюда. И попробуй им объясни, что здесь другие правила. Мы с ними мыслим по-разному, вразрез, наоборот. У нас гламур и «от кутюр», а у них Чингисхан — захват новых территорий полчищами муравьёв…»
