Секс был минутным делом. Трахнул, помылся, купил девочке цветочки за удовольствие – и дело с концом. Но речь шла о Морин, и он оставался у нее на ночь. Значит, это серьезно.
Джимми сознавал, что идет в гору, ему требовался партнер, которого не пришлось бы стыдиться, которого можно было бы уважать. Человек, который помог бы ему раскрутиться. Морин годилась для такого дела. При необходимости она боролась за свои интересы не хуже, чем какой-нибудь гребаный мужик. Она и думала, и разговаривала как мужик.
Допив чай, Джун поднялась:
– Спасибо, что рассказала, Белл. Благодарна тебе, подруга.
Белла схватила ее за руку:
– Как ты поступишь, Джун? Поколотишь ее? Я слышала от Кэти Дэвис, что Джимми уже перевез вещички к ней в дом. Кэти убирается у нее. Так что скоро только об этом и будут трепаться. Мы, жены, всегда последними обо всем узнаем. Я рада, что мой такой урод, – кому он нужен с такой рожей? Он как дыхнет – старая шлюха убежит, не то что нормальная девка.
Белла снова закатилась смехом, и Джун, глядя в ее широко раскрытый хохочущий рот, в котором не хватало переднего зуба, почти позавидовала ей. Вся жизнь Беллы заключалась в детях, другой жизни она не знала. Почему Джун этого всегда не хватало? Почему ей всегда хотелось большего?
Дэбби и Сьюзен молча слушали разговор двух женщин. Когда они вышли из тепла на холодную улицу, Сьюзен взяла мать за руку и крепко сжала. Она еле сдерживала слезы. Гнев и обида переполняли ее сердце.
Подозвав такси, Джун поцеловала дочерей и велела им отправляться домой, пообещав вручить подарки на следующий день. Такси тронулось. Джун с тяжелым сердцем смотрела, как они уезжали. Она стояла на тротуаре и думала, что теперь ей определенно придется выяснять отношения с Джимми. Но был канун Рождества, и хотелось бы обойтись без скандала.
Наконец в дверях появилась Белла. Пыхтя и задыхаясь, она на ходу натягивала на себя пальто и шапку.
– Может, тебе будет легче, если переночуешь у меня? Я всегда тебе рада.
Доброта подруги оказалась последней каплей, переполнившей чашу терпения. Из глаз Джун неудержимо покатились слезы.
– Гнусный подонок, вот он кто, Белла! Гадкий, грязный, вонючий ублюдок!
Белла и смеялась, и одновременно заливалась слезами вместе с подругой.
Джун поставила на стол перед Джимми тарелку с едой. Он молча следил за ее движениями, а затем произнес:
– Мне не ставь. Я уже перекусил. Слушай, почему бы тебе не пойти сегодня вечером куда-нибудь в гости, а? Сегодня я занят, понимаешь, ужасно занят…
Джун посмотрела на него и улыбнулась.
– Ах ты, лгун поганый! Ты занят, это правда, но не по работе, хотя спать с Морин – это, думаю, будь здоров какая тяжелая работа. Ну что молчишь, язык, что ли, проглотил?
Джимми, должно быть жалея ее, принял виноватый вид.
– Кто тебе сказал?
Джун вздохнула:
– Значит, ты этого не отрицаешь?
– Как я могу отрицать правду?
– Почему нет? Ты раньше всегда так делал.
– Ну пойми меня, Джун. Я не знал, что это может быть так серьезно. Но так вышло. Я ее люблю.
Джун присела к столу и покачала головой.
– А что будет со мной? Ты любишь ее, а живешь со мной. Точнее, я живу с тобой. Я бросила мужа и детей…
Джимми отмахнулся от нее:
– Имей совесть, Джуни, ты до этого бросала своего мужа ради первого встречного. А что касается бедных девчонок… Господи, да ты была бы не прочь отдать их в собачий приют, если бы их там взяли. Так что не заливай про свои чувства к ним.
– Я любила моих девочек.
Джимми глубоко вздохнул и затем продолжил свою речь:
– Подумай, что ты говоришь, Джун. Ты их любила. Значит, сейчас ты их больше не любишь, выходит, так? Мне раньше казалось, что ты – самая вкусная бабенка на свете… Честно, я так думал. Но больше я так не думаю, миленькая. Мои вкусы с некоторых пор изменились, я теперь летаю выше, и ты меня не устраиваешь. Господи, да погляди, как грязно у нас в доме. Ты почти не убираешь, и готовишь одно и то же дерьмо, и с тобой ни о чем не поговоришь – не получается с тобой разговор. Пожалуйста, Джун, не заводи волынку, не спрашивай, что между нами случилось и все такое. Давай просто скажем друг другу, что у нас с тобой все кончено, киска. Я тебя, как положено, провожу. Все равно я собирался завести этот разговор после Рождества.
– Очень благородно с твоей стороны. Только скажи мне: почему Морин Картер? Что в ней такого, чего нет во мне?
Джимми провел рукой по лицу. Он был раздражен. Вопрос был прямой, и следовало как-то отвечать на него. Разозлившись, он безжалостно отрезал:
– Собственные мозги, Джуни, соображалка. Вот что у нее есть. Она сама все умеет, вокруг нее не надо прыгать, учить уму-разуму. Достаточно или продолжать?
Для Джун его слова были как удар в солнечное сплетение. У нее перехватило дыхание.
– Нет, теперь мне все ясно, спасибо.
Взяв со стола его тарелку с мясом и картошкой, она швырнула все это в мусорное ведро.
– Когда мне убираться отсюда? Вернее, куда мне убираться?
Джимми страдал, но чувство к Морин, как раковая опухоль, успело завладеть всем его существом.
Ему хотелось быть с Морин постоянно, все время смотреть на нее, наблюдать, что она делает. Он знал: Морин привлекала мужчин, особенно состоятельных, с налаженным бизнесом или сделавших хорошую карьеру. Ему не верилось, что из них из всех она выбрала его. Но это случилось, и теперь он хотел, чтобы она была для него единственной женщиной.
– Я перееду отсюда, Джун. Ты можешь оставаться здесь, пока мы не подыщем для тебя другую квартиру, согласна?
Джун грустно кивнула. Она была так убита, что едва могла говорить.
– Я люблю тебя, Джимми.
Эти слова помимо воли сорвались с ее губ.
– Я знаю, Джуни, и поверь, мне очень жаль, что так произошло, девочка моя. На самом деле жаль.
– Я могла бы измениться, постаралась бы… Джимми покачал головой:
– Ты хороша такая, какая есть, и кто-нибудь тебя полюбит, вот увидишь.
Она грустно улыбнулась:
– Как ты? Ты это хотел сказать? Я счастлива.
Он повернулся и вышел из комнаты. Джун слышала, как открылась входная дверь. С криком «Джимми! Джимми!» она рванулась вслед за ним. Он обернулся и посмотрел ей в глаза. Улыбаясь ему, Джун сказала:
– Счастливого Рождества, Джимми.
Он не ответил. Упав на коврик у дверей, Джун так долго плакала, что у нее разболелась голова. Трагедия заключалась в том, что она сказала правду. Она его действительно любила. До сих пор любила.
Ни Дэбби, ни бабушки, ни отца не было дома, и Сьюзен наслаждалась одиночеством. Когда Джун, открыв дверь своим ключом, вошла в дом, у Сьюзен сжалось сердце.
– Привет, мам. Что тебя к нам привело?
Она уже все знала, но не показывала виду. Пусть мать сама подумает и решит, что сказать дочери.
