— Не смущайте девочку. Эй, — крикнул он вдогонку, — но и по уши ее не закутывайте. У нее очаровательные ушки… Как, впрочем, и все остальное.
И он побежал вниз по лестнице, насвистывая необыкновенно популярную в этом сезоне в Волшебной Стране выходную арию Эскамильо.
Таянию ее недоверия в немалой степени способствовало его сходство с Бриком. Она не раз замечала, что думает о Райане с той же симпатией, что и о старом друге. Он показывал ей все то, чем законно гордился, как гордится мальчишка своей армией деревянных солдатиков: военные парады, шахты, кузни, оружейни, конные заводы и драконьи питомники, и она чувствовала стоящие за всем этим рациональный ум и честолюбие. Когда она, спрыгивая на траву из коляски, запряженной парой драконов, высказывала ему свое огорчение по поводу поднимавшегося при этом облачка копоти, обильно припорошившей в его владениях редкую чахлую растительность, он тут же в азарте спора возражал, что таких отличных дорог, как у него, нет больше нигде в Волшебной Стране. Райан начинал нравиться ей. Страшненькие лица его подданных уже не пугали ее, поскольку все во владениях принца Черного трона выражали ей почтение, и она начала сомневаться в справедливости Амальрика, судившего о противнике с точки зрения Светлого Совета. Ей казалось, что она составляет о Райане объективное мнение.
В ответ на ее упреки и сожаления о вырубленных лесах и развороченном чреве земли, об уродующих первозданный ландшафт терриконах, он запальчиво отвечал, что его кузницам необходим уголь, что его заводам нужны железо, марганец и многие другие руды, что драконов в питомниках, где их объезжали, требуется кормить хоть редко, но обильно, и что искусные гномьи мастера обходятся очень дорого. "Я воплощаю прогресс, — гордо говорил он.
— А вы, дорогая леди, вы олицетворяете собой поэзию". Он не выпытывал у нее никаких военных и государственных секретов, а когда переходил от тем значительных к мелочам, то собеседники и вовсе сбивались на «ты». Она чувствовала, что нравится ему, и это ее забавляло. Но не мешало мучительно тосковать о другом, чьи глаза и улыбка казались ей теперь лишь мелькнувшими в давнем волшебном сне. Где он? Помнит ли? Не изменяет ли ему счастье? Нет ли рядом с ним другой, кому нет нужды беречь свое реноме в глазах единорогов?..
Часто появляясь в ее обществе, Райан преследовал двоякую цель: во-первых, он приучал ее к себе, а во-вторых, тем самым доказывал, что Королева на его стороне. Забегая вперед, скажем, что эльфы ему не поверили, считая, что Королева пала жертвой хорошо продуманной провокации. Иная трактовка сильно повредила бы идеологии их освободительного движения.
Настало время, однако, когда она задумалась о том, что визит ее несколько затянулся. Да и уставать она стала от всей этой варварской пышности. Ей было любопытно, как Райан воспримет весть о ее отъезде, не лукавит ли он, говоря, что она его гостья, а не пленница. Она его не боялась. Он казался ей милым умным молодым человеком с отменным вкусом, честолюбивым, это правда, но у молодых это не порок. Ей хотелось верить, что между ними возникла дружба, и что она может благотворно повлиять на политическую обстановку в целом. Сэсс надеялась на жест доброй воли и с его стороны. Обо всем этом она и сказала ему одним ранним утром, после завтрака.
Выслушав ее решение, Райан отвернулся к окну и засунул руки в карманы. Когда он позволял себе подобные мелкие нарушения дворцового этикета, она чувствовала к нему чуть ли не нежность, настолько в эти минуты он был обычным человеком. Ей показалось, что он раздосадован и пытается эту досаду скрыть. Она уже давно знала, что нравится ему, но что он… влюблен? Она знаком отослала трех гоблинят, чьи обязанности состояли в переноске шлейфа ее шелкового платья, и подошла к нему, ожидая ответа.
— Конечно, вы уедете, как только захотите, — сказал Райан. — Я предоставлю вам экипаж и охрану. Но я хотел бы предложить вам кое-что, надеюсь, интересное для вас.
Он повернулся к ней.
— Я говорю о браке. Вы сохраняете свою корону, лишить которой вас может только смерть, и становитесь вдобавок принцессой Черного трона. Выходи за меня.
Теперь уже для Сэсс настало время отвернуться и посоображать. Взять в свои руки всю эту мощь? Может быть, смягчить таким образом конфликт? Она бросила косой взгляд на Райана. Он очень красив, и так уважителен, так интересен, так умен… Ей многие позавидуют. Пусть бы Санди увидел, что не так уж долго она по нему плакала. Она прикрыла глаза и подставила лицо ветерку. Поплыли воспоминания. Лицо того, ушедшего… Тот дымящийся склон Горы и пережитый испуг в его глазах — за нее. Та драка на Празднике Урожая — за нее. Тот день, когда она уже точно думала, что ее сожгут, и руки, не так чтоб очень сильные, но выхватившие ее практически из самых рук палачей. Но все это прошло и исчезло, когда перед ее мысленным взором встал тот залитый лунным светом склон холма, те поцелуи, после которых не надо было уже никаких объяснений и клятв. Нежности — вот чего не было у Райана, той самой нежности, что составляла суть ее тяги к Санди, той нежности, оскорбить которую невозможно. Райан хотел ее для себя, он желал только брать. А Санди… Ему проще было оторвать ее от себя, чем заставить пожертвовать самым, как он считал, дорогим — своей сказкой. «Мы еще встретимся, — истомленное сладкой болью, сказало ей сердце, — и как ты встретишь его светлый взгляд, если будешь перед ним виновата? Он вернется. Жажда странствий требует утоления».
— Нет, Райан, — вслух сказала она. — Я люблю другого человека.
— Врешь, — просто возразил он. — Я видел тебя с единорогом.
Ей казалось, Райан поймет. До сих пор он всегда был тактичен.
— Мы поссорились… ну, почти поссорились… то есть, я думала, что мы поссорились. И он ушел. Но это не значит, что мы не любим друг друга. Так что временную победу одержали единороги.
— Если этот парень знал, что ты его любишь, и ушел — он ненормальный, — убежденно сказал Райан. — Скатертью ему дорожка. Ты знаешь ли, от чего отказываешься?
Он подошел к ней ближе, на его обычно бледном лице вспыхнул румянец. Сэсс было попятилась, но он удержал ее, схватив за руку повыше локтя.
— Я буду целовать твое трепещущее тело, всю тебя, пока судорога желания не скрутит тебя, пока ты не закричишь, умоляя поскорее взять тебя. Я разбужу в тебе то, чего ты до сих пор в себе не знала.
Он рванул ее к себе и впился в ее губы, жадно, насильно раздвигая их, прижимая к себе все ее тело, комкая ее платье и напряженно ожидая малейшего признака ее слабости: дрогнувших ли губ, подогнувшихся ли коленей, нервной ли дрожи, того, что позволило бы сказать: «Да, ты хотела сама». Он был чертовски сильным. С огромным трудом ей удалось выпростать прижатую к телу руку и сжатым кулачком, самыми костяшками, коротко и веско ударить его в лицо. Всего этого она хотела — но не с ним.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
