Войдя в размеренное русло актерской жизни, Фаина успокоилась, похорошела, можно сказать – расцвела. И результат не заставил себя ждать. У нее появился поклонник.
Глава пятая
Шаткая тень за крылом
«Единый раз вскипает пеной
И рассыпается волна.
Не может сердце жить изменой,
Измены нет: любовь – одна.
Мы негодуем, иль играем,
Иль лжем – но в сердце тишина.
Мы никогда не изменяем:
Душа одна – любовь одна…»
Зинаида Гиппиус, «Любовь – одна»
Дело было в Харькове. В мае 1916 года. Третий военный год считался тяжелым (никто и предположить не мог, какими окажутся четвертый и пятый), но весна оставалась весной. Порой любви и психических обострений.
В «Загадочной женщине» (под таким названием в то время шла на русской сцене пьеса Оскара Уайльда «Веер леди Уиндермир») все аплодисменты и все букеты доставались актрисе Светловой, исполнявшей роль Маргарет. Фаине, которая играла горничную Розали, не перепадало ни капли зрительского восхищения. Да и за что было перепадать? Роль-то крошечная, не роль даже, а «ролька». Выйти в начале четвертого действия, сказать четыре реплики и уйти. Розали была нужна в пьесе только для того, чтобы упомянуть про потерянный веер. Но Фаина все равно старалась. Придумала Розали биографию. Бедная девушка мечтала стать актрисой, но нужда привела ее в прислуги. В богатом доме Розали постепенно стала мещанкой. Она мечтает о богатом женихе и копит деньги на приданое. Но иногда берет из своих сбережений немного и идет в театр, чтобы оживить в душе почти угасшую мечту… Короче говоря, напридумывала столько, что хватило бы на целую пьесу. Но зато произносила свое «Милорд приехал домой только в пять часов утра» так, что зрителям сразу становилось понятно, что Розали – непростая штучка, что есть у нее тайна. Фаине хотелось верить, что это становилось понятно зрителям, иначе какой смысл на сцену выходить? «А что, миледи, веер пропал?» – Фаинина Розали спрашивала, понизив голос, с особой интонацией, предвкушая пикантную сплетню.
Когда молодой красавец, поднявшийся на сцену, обошел Светлову, уже заранее начавшую улыбаться ему, и преподнес букет красных роз Фаине, Фаина чуть было не сказала ему, что он ошибся. Хотя как он мог ошибиться? Светлову невозможно было спутать с Фаиной, настолько у них были разные лица, а тут еще и одежда была совершенно разной – у Светловой голубое муаровое платье, а у Фаины платье простое, черное, поверх него белый фартук и на голове белый чепец.
Галантно приложившись к Фаининой руке, красавец спустился в зал и присоединился к аплодирующим. Фаина смутилась и убежала в гримерную, которую она делила еще с двумя актрисами, не дожидаясь окончания аплодисментов. Среди роз, цвет которых сам по себе был намеком, ибо красное обозначает любовь, нашелся конверт с письмом. Первым делом Фаина бросила взгляд на подпись. Гамм Максимилиан Александрович. Удивило несоответствие между именем и фамилией – имя длинное, а фамилия короткая.
В письме Максимилиан Александрович пылко восторгался игрой Фаины (даже Фаине показалось, что он перегибает палку) и просил позволения изложить свое восхищение лично. Дочитать письмо помешали вернувшиеся со сцены соседки по гримерной. Разумеется, не обошлось без шуточек по поводу букета. Фаина засмущалась так сильно, что вышла на улицу, забыв смыть с лица грим. Хорошо еще, что переодеться не забыла. Сочетание черного платья с белым фартуком делало лицо блеклым, поэтому приходилось добавлять выразительности при помощи гримировальных красок. На сцене это смотрелось хорошо, но на улице, вблизи, с таким гримом на лице Фаину можно было принять за девицу легкого поведения. Но об этом она подумала только когда пришла к себе в гостиницу «Петербургская», а пришла она туда нескоро, потому что Максимилиан Александрович, сразу же предложивший удобства ради называть его Максом, встретил Фаину на выходе из театра.
Немного прогулялись по Пушкинской. Максимилиан говорил о том, как он любит театр. Около синагоги Фаина поинтересовалась национальностью Максимилиана. Профиль у него был не еврейским, но рыжеватые волосы и слегка выпяченная нижняя губа в сочетании с фамилией давали основания для такого вопроса. Вообще-то Фаина хотела спросить, не из выкрестов ли ее новый знакомый. Многие, переходя в православие, меняли имена и фамилии. Гамм вполне мог оказаться Гаммером. Фаина не была чересчур религиозной, но некоторое предубеждение к выкрестам испытывала. Дома заложили, в детстве.
Оказалось, что Максимилиан из обрусевших немцев. Спохватившись, он перестал говорить о театре и рассказал о себе. Киевлянин, из семьи потомственных дипломатов, сам недавно окончил университет и теперь готовится к поступлению на дипломатическую службу. В Харькове гостил у университетского товарища. Понизив голос до шепота и слегка зарумянившись, что ему очень шло, Максимилиан признался Фаине, что пишет стихи и прозу. Фаина заинтересовалась и попросила прочесть что-нибудь. Максимилиан попробовал отнекиваться, но потом уступил и прочел трогательное лирическое стихотворение, похожее на лермонтовское «Из-под таинственной, холодной полумаски…». Фаина попросила прочесть еще… Потом они поужинали в ресторане, после чего долго гуляли по городу. Максимилиан проводил Фаину до гостиницы и попросил позволения встретить ее после завтрашнего спектакля. Фаина позволила.
Гостиница, в которой размещалась труппа, стояла на набережной, и из Фаининого номера открывался замечательно романтичный вид на реку. Впрочем, Фаина была в таком состоянии, что ей показался бы романтичным любой вид, даже если бы перед окном была глухая стена. Дело же не в виде, а в настроении.
Чувства и настроения Максимилиана можно было без труда прочесть по его глазам. Фаине он тоже понравился, даже очень. Скорее всего она влюбилась в него в тот момент, когда он преподнес ей букет. Но она не собиралась строить далеко идущих планов и делать виды, а просто радовалась тому, что в ее жизни вдруг появился Максимилиан. Точнее – она убеждала себя в том, что ей не стоит строить планы и делать виды. Слишком уж велика разница между актрисой и дипломатом, особенно с учетом того, что актриса еврейка, а дипломат – православный обрусевший немец. Ну и происхождение тоже разное… Если оценивать исключительно с материальной точки зрения, то отец Фаины скорее оказался бы богаче дипломата и возможно, даже влиятельнее отца Максимилиана, консула в чине статского советника. Но читателям не стоит забывать о том, что дореволюционная Россия, которую сейчас принято рисовать в идиллических тонах, была государством сословным и разница между сословиями ощущалась на каждом шагу. Каким бы богачом ни был отец Фаины, с потомственным дворянином он сравняться не мог. Так что у Фаины с Максимилианом вырисовывался выраженный мезальянс. Годящийся для хорошей пьесы, но сулящий много осложнений в реальной жизни. Фаина это понимала, вот и убеждала себя относительно планов. Ну и вообще, жизнь с ее частыми невзгодами уже сделала ее осторожной.
В Максимилиане Фаине нравилось все, но больше всего то, что он писал стихи. К поэтам Фаина испытывала особенное расположение, смешанное с благоговением. Сама тоже когда-то пыталась писать стихи, но больше четырех строчек срифмовать не могла, да и рифмы у нее получались примитивные, неинтересные.
И еще Фаине грело душу то обстоятельство, что у нее (наконец-то!) появился настоящий поклонник! Настоящей актрисе без поклонников нельзя. Точнее, при отсутствии поклонников актрису нельзя считать настоящей.
Спустя несколько дней у Максимилиана обнаружилось еще два достоинства. Он оказался храбрецом, не побоялся схватиться с двумя типами, попытавшимися ограбить их на пустынной ночной улице, и победил – одного сбил с ног сокрушительным ударом в челюсть, а у другого отобрал нож и отвесил под зад хорошего пинка, чтобы убегалось легче. Фаина даже испугаться толком не успела, так быстро все произошло. Эта сцена доставила ей такое удовольствие, что она была готова расцеловать лежащего на мостовой бандита, но пока она выражала Максимилиану свое восхищение, тот успел уползти. А еще Максимилиан замечательно играл на гитаре и пел негромко, но с чувством. Фаине очень нравилось, когда пели с чувством, но без надрыва. Она млела, когда Максимилиан брал гитару и начинал петь свой любимый романс на стихи Фета: «Уноси мое сердце в звенящую даль, где как месяц за рощей печаль…». А заключительную фразу «и все выше помчусь серебристым путем я, как шаткая тень за крылом», Максимилиан произносил очень тихо, почти шептал, но так пронзительно, что сердце на мгновение останавливалось, чтобы затем забиться в упоенье. Фаина только после знакомства с Максимилианом поняла, что имел в виду Пушкин, когда написал «сердце бьется в упоенье». Когда Максимилиан уехал домой, в Киев, Фаине показалось, что жизнь закончилась, настолько она успела привыкнуть к нему за две с небольшим недели. Но вскоре он вернулся и жизнь снова обрела смысл. Так, то затухая, то разгораясь, их роман продолжался до октября. Максимилиан приезжал к Фаине в Харьков, в Ростов, в Мариуполь, где Фаина оказалась уже с другой труппой, потому что Синельников не пригласил ее на новый сезон. Фаина подозревала, что виной тому была актриса Светлова, «восходящая звезда» труппы и синельниковская обже. Светлова видела в Фаине потенциальную конкурентку.
