Ну а Дороти совсем расстроена, потому что не хотела ехать, так как безумно влюбилась в Джеральда, а Джеральд говорил, что мы ни в коем случае не должны покидать Лондон, не посмотрев всю Англию, если уж нам посчастливилось здесь оказаться, но я сказала им обоим, что если вся Англия похожа Лондон, то я и так знаю уже слишком много, чтобы давать себе труд знакомиться с ней. Ну и я хочу сказать, что мы с Дороти немножко поссорились, потому что Джеральд появился на вокзале с браслеткой для Дороти, и я сказала Дороти, что лучше ей избавиться от такого джентльмена. Ну и Дороти пришлось все-таки отправиться со мной, потому что все ее расходы оплачивает мистер Эйсман, а он хочет, чтобы Дороти была моей компаньонкой.
И последнее, что было в Лондоне — это театральная вечеринка. Я продала множество красных шаров, а после того, как один из них я сумела продать Гарри Лаудеру, знаменитому шотландскому джентльмену, который известен как «тенор за двадцать фунтов», Дороти сказала, что мне нет нужды покупать билет до Парижа, потому что уж если я оказалась способна на это, то и Ла-Манш я смогу перейти пешком.
Пигги пока не знает, что мы уехали, но я отправила ему письмо, в котором сообщила, что когда-нибудь мы непременно еще увидимся. И я и в самом деле была рада покинуть наши комнаты в отеле, потому что хочу сказать, что пять или шесть дюжин орхидей в номере вполне могут заставить девушку задуматься о похоронах. Так что я телеграфировала мистеру Эйсману и сообщила, что мы с Дороти ничему не научились в Лондоне, потому что и так знаем слишком много, и что если мы поедем в Париж, то по крайней мере сможем выучиться по-французски, если всерьез займемся этим.
Ну а сейчас я и в самом деле очень, очень заинтригована, потому что так много слышала о Париже, и чувствую, что он должен быть намного познавательнее Лондона, и потому я едва могу дождаться, когда увижу наконец отель «Ритц» в Париже.
Париж — это божественно
27 апреляПариж — это божественно, ну, то есть я хочу сказать, что мы с Дороти прибыли в Париж вчера, и это действительно божественно. Потому что французы — это божественно. Потому что, когда мы сошли с корабля и проходили через таможню, было очень жарко, и запах стоял ужасный, и все французские джентльмены в таможне громко кричали и возмущались. Ну и тогда я огляделась вокруг и выбрала одного французского джентльмена, на котором был необыкновенно блестящий мундир и который показался мне очень, очень важным джентльменом. Ну и я дала ему двадцать штук французских денег, и он стал очень, очень любезен и, раскидав всех, пронес наши чемоданы через таможню. И я действительно думаю, что двадцать франков — совсем недорого для джентльмена, у которого на одном мундире на сто долларов золотых галунов, не говоря уже о его брюках.
Ну, то есть я хочу сказать, что французские джентльмены всегда очень, очень много кричат и возмущаются, особенно таксисты, когда им дают «на чай» всего лишь маленькую желтую монетку под названием «пятьдесят сантимов». Но что хорошо во французских джентльменах — так это то, что всякий раз, когда французский джентльмен начинает кричать и возмущаться, то кем бы он ни был, вы всегда можете остановить его, дав ему пять франков. Ну, то есть я хочу сказать, что это так занятно — видеть, как французский джентльмен сразу перестает кричать и возмущаться, что на это не жалко и десяти франков.
Итак, мы с Дороти приехали в отель «Ритц», и отель «Ритц» — это божественно. Потому что, когда девушка может сидеть в очаровательном баре и пить восхитительный коктейль, и при этом смотреть на всех самых знаменитых людей Парижа, я думаю, что это божественно. Ну, то есть я хочу сказать, что когда девушка может сидеть там и смотреть на сестер Долли, и на Перл Уайт, и на Мейбел Кори, и на миссис Нэш, то это — божественно. Потому что когда девушка смотрит, например, на миссис Нэш, зная, что миссис Нэш — это бывший джентльмен, то это и в самом деле заставляет девушку затаить дыхание.
А когда девушка гуляет по городу и читает всякие надписи со всякими знаменитыми историческими именами, то это тоже заставляет ее затаить дыхание. И поэтому, когда мы с Дороти вышли прогуляться и прошли всего несколько кварталов, и на этих нескольких кварталах прочли все знаменитые исторические имена, такие как, например, Коти и Картье, я поняла, что наконец-то мы видим нечто познавательное и что и все наше путешествие было не зря.
Ну, то есть я хочу сказать, я искренне старалась заставить Дороти стать образованной и почувствовать благоговение. Так, когда мы с ней стояли на площади под названием «Вандомская», где, если повернуться задом к монументу в центре площади и посмотреть наверх, можно увидеть не что иное, как надпись «Коти», я спросила Дороти, что неужели мысль о том, что она стоит на таком историческом месте, где мистер Коти делает всю свою парфюмерию, не заставляет ее сердце трепетать? Ну и тогда Дороти сказала, что у нее есть подозрение, что когда мистер Коти приехал в Париж и принюхался, он сразу понял, что надо что-то делать. Нет, для Дороти и в самом деле нет ничего святого…
Ну а потом мы увидели ювелирный магазин, а на витрине — ювелирные украшения, и нам и вправду показалось, что можно сделать очень, очень дешевую покупку, но цены на все были указаны во франках, а мы с Дороти, похоже, не очень-то сильны в математике, чтобы сказать, сколько франков будет в деньгах. Ну и тогда мы зашли и спросили, и оказалось, что это стоит всего двадцать долларов, и оказалось, что это вовсе не бриллианты, а то, что называется «paste», что по-французски означает подделку. Ну и тут Дороти открыла рот и сказала, что «paste» — это то, что может получить от девушки джентльмен, который пристает к ней на улице. Ну, то есть я хочу сказать, что мне и в самом деле следовало бы смутиться, но джентльмен из магазина, наверное, не понял английского Дороти.
Да, это и в самом деле заставляет девушку чувствовать себя подавленной, когда она вдруг узнает, что не всегда может определить, что это не что иное, как подделка. Ну, то есть я хочу сказать, ведь джентльмен может и обмануть девушку, подарив ей какой-нибудь подарок, который и стоит-то всего лишь двадцать франков! Так что, когда на следующей неделе мистер Эйсман приедет в Париж и захочет что-нибудь подарить мне, я заставлю его взять меня с собой в магазин, потому что в душе он тоже заядлый любитель дешевых подарков.
А еще тот джентльмен в ювелирном магазине сказал, что многие известные девушки Парижа покупают себе поддельные драгоценности и что настоящие драгоценности они прячут в сейфе, а на себе носят подделки, что позволяет им и носить драгоценности, и хорошо проводить время. Но я ответила ему, что я считаю, что любая девушка, если она леди, не может даже подумать о том, чтобы настолько хорошо проводить время, чтобы забыть «держаться» за свои драгоценности!
Ну а потом мы с Дороти вернулись обратно в «Ритц» и с помощью коридорного распаковали наши вещи. Этого коридорного зовут Леон, и он и вправду просто замечательный, потому что принес нам восхитительный ланч и говорит по-английски, почти как американец, и мы с Дороти с ним долго разговаривали. Ну и Леон сказал, что нам не следует все время оставаться в «Ритце», но что мы должны по-настоящему увидеть Париж. Ну и тогда Дороти сказала, что в таком случае ей следует спуститься в вестибюль и познакомиться с каким-нибудь джентльменом, который и покажет нам Париж. Ну и через пару минут она уже звонила из вестибюля и сообщала: «Я поймала здесь одну „птичку“ — французского титулованного аристократа, который называется „виконт“, так что спускайся вниз!» Тогда я спросила: «А как этот француз попал в „Ритц“?» Ну и Дороти ответила: «Он зашел укрыться от дождя и не заметил, что тот уже кончился». Ну и тогда я ей сказала: «Все ясно, ты, как обычно, поймала „нечто“ без денег на такси. Почему бы тебе не поймать американского джентльмена, у которого всегда есть деньги?» Тогда Дороти сказала, что, по ее мнению, французский джентльмен должен знать Париж лучше, чем его знает американский джентльмен. Ну и тогда я сказала: «Тебе даже в голову не пришло, что дождя вообще не было», но вниз я все-таки спустилась. Ну и оказалось, что ее виконт и вправду был очаровательным.
А потом мы гуляли по Парижу и все осматривали, и увидели, насколько он божественный. Ну, то есть я хочу сказать, что Эйфелева башня — это божественно и что она намного более познавательна, чем Башня в Лондоне, потому что лондонскую Башню вы даже не увидите, отойдя от нее на два квартала. Но зато, когда девушка смотрит на Эйфелеву башню, она и вправду чувствует, что видит нечто особенное и что такую башню было бы трудно не заметить.
Потом мы отправились на площадь под названием «Мадрид» пить чай, и это было божественно. Ну, то есть я хочу сказать, что мы опять увидели сестер Долли, и Перл Уайт, и миссис Кори, и миссис Нэш.
