Он смолк, глядя куда-то в пространство мечтательным взглядом. Потом он залпом опрокинул в рот стакан коньяка и зажмурился.
- Я устал и хочу спать, - прошептал он, - приходите завтра вечером я расскажу, что было дальше.
Мы простились с ним и вышли. Дик заплатил за номер за неделю вперед и сказал портье, чтобы человека, который остался там, ничем не беспокоили. Потрясенные его рассказом, мы долго шли молча. Потом Дик, прищелкнув языком, сказал:
- 19 -
- Вот ведь везет человеку.
Я с сожалением посмотрел на него.
- Глупец, это трагедия.
Г Л А В А IV
Часам к семи вечера мы с Диком вернулись в гостиницу. Рэм уже встал и старой надломленной бритвой закончил скоблить бороду. Он не снял ее совсем, а только подравнял, но уже выглядел моложе. Руки его стали чище и под ногтями уже не чернели полоски грязи. Он радостно встретил нас и, убрав со стола свои бритвенные принадлежности, поставил бутылку коньяка. Официантка принесла ужин, он смотрел хотя не дружелюбно, но без злобы, даже помог ей расставить на столе тарелки. Мы сели к столу, выпили и Рэм начал свой рассказ.
- Я проснулся в три часа дня. В первое мгновение я вспомнил происшедшее, как сон, но увидев белые пятна на коврах, кресле и диване, понял, что это происходило наяву. Я оделся и вышел на палубу. Пароход подходил к Марселю. Уже были видны портальные краны и густой лес мачт, стоявших в порту кораблей. На пароходе царила суета сборов. Я вернулся к себе в каюту, быстро уложил вещи в дорожный чемодан и сел к иллюминатору. На душе было пусто и легко. Ничто не волновало меня. Я не ощутил потери Салины и радости возвращения домой. Из Марселя в Кельн я должен был отправиться поездом. Чтобы не оказаться в неловком положении с очередной дамой, в приходе которой я не сомневался, я взял отдельное купе. В пять часов вечера поезд Марсель - Кельн отошел от перрона и понесся на север. Я сидел в купе один и просматривал свежие газеты, которые купил на вокзале. Но даже происшествие, из-за которых я только и купил газеты, меня не заинтересовали. Мне было скучно. Я сходил в ресторан. Медленно тянулось время. Стрелки часов едва двигались. Час превращался в томительную вечность. Я достал из чемодана карты и стал просматривать их. Туз червей для меня уже был не картиной, а фотокарточкой любимой. Я пытался представить встречу с какой-нибудь другой из милых красавиц, но воображение не создавало ничего интересного. Закончив просмотр карт, я положил их на столик около окна, страдая от безделья, задремал. Проснулся от тишины. Поезд стоял на какой-то станции. Я выглянул в окно. Прямо передо мной светился циферблат часов - без пяти минут двенадцать. Надо приготовиться, скоро придет очередная женщина. Я поставил бутылку, принесенную из ресторана, на стол и попросил проводника доставить какой-нибудь закуски. К двенадцати часам все было готово. Я смотрел на часы, отстукивающие последние минуты и, как только стрелки сошлись, одна из карт с нежным звоном шлепнулась на пол и на этом месте из ничего выросла женщина. Она была высокого роста, с золотистыми волосами, подвязанными зеленым шелковым платком. На ней была желтая блузка, как кольчугой, покрытая шерстяной накидкой и малиновые штаны, плотно обтягивающие ее стройные ноги до колен. Штаны оканчивались рваной бахромой, которая не служила признаком ветхости ее наряда - он весь отдавал магазинной новизной. Зеленый глянцевый пояс, с двумя застежками, туго перетягивал ее узкую талию. В левой руке она держала саблю, вставленную в красивые ножны с кисточкой. Я плохо скрывал любопытство, смотрел на нее, ожидая, что она будет делать. Будто
- 20 -
только-что, проснувшаяся от глубокого сна, она сладко потянулась, разводя в сторону руки, взяла свою саблю и выругалась:
- Вот дьявол, надоумил его дать мне эту дубину.
Она бросила саблю на пол, повернувшись ко мне, сказала:
- Ах, вот что. Здесь есть мужчина. А я думала, что меня ожидает одиночество. Привет, парнишка! Где это мы? Уж не в поезде ли? Забавно.
Болтая без умолку, она прошлась по купе, трогая руками все, до чего могла достать, заглянула в уборную и, удовлетворенная осмотром, вернулась к столу.
- Ну что ж, вполне приличная комната… О, я вижу вино. Не хотите ли со мной выпить?
Она налила ром в два бокала.
- Пейте, - не дожидаясь, пока я возьму рюмку, она чокнулась и выпила залпом.
- Ого, что это? Ах, ром!
Она прямо руками схватила с тарелки устрицы и бросила их в рот. Я был ошеломлен ее бесцеремонностью и, молча сидел на своем месте, не спуская с нее любопытного взгляда. Пожевав устрицы, она вскочила.
- Послушайте, у вас не найдется иголки с ниткой?
Я отрицательно покачал головой, выпил свой ром и подсел к ней на диван.
- Зачем вам иголка?
- Как зачем? Что, по-вашему, я буду ходить в таких рваных штанах? - Она аккуратно подвернула бахрому внутрь. - Ну ладно, сойдет и так, давайте выпьем еще.
Я обнял ее за талию и нежно привлек к себе.
- Сними свои штаны совсем.
Она разлила вино и, поставив на место бутылку, с размаху шлепнула меня левой рукой по щеке. Я отскочил на другой конец дивана.
- Что я вам, уличная девка? - гневно, смерив меня взглядом, сказала она. - Сядьте на свое место.
Сгорая от стыда, я безропотно пересел на свой диван. Она подала мне рюмку.
- Выпьем за наше знакомство.
Ничего себе знакомство, подумал я, потирая щеку. Поезд замедлил ход. В окне замелькали огни станционных построек. Торопливо проглотив вино, она встала с дивана и, схватив меня за руку, сказала:
- Пошли погуляем по перрону.
- Но вы ведь не одеты, - смущенно сказал я, указав глазами на ее штаны.
- А, не беда. - Она взглянула в окно и радостно воскликнула: - О, сейчас у меня будет шикарная юбка, - с этими словами она сорвала репсовую занавеску и обернулась ею вокруг себя. Получилась юбка, плотно обтянувшая ее бедра, но она была коротка, выглядывали кончики штанин.
- А я их сниму.
Она быстро стащила штаны и прямо на голое тело навернула материю, укрепив ее на талии булавкой.
- Я готова, пошли.
Поезд подошел к перрону, я взял ее под руку и мы вышли из купе. В коридоре я пропустил ее вперед и только заметил, что она идет босиком. Недолго думая, пока нас еще никто не заметил, я схватил ее за руку и увлек обратно в купе. Ничего не понимая, она возмущенно воскликнула:
- Что это значит? Вы забываетесь, любезный.
- 21 -
- Извините, но вы, очевидно, забыли, что на ногах у вас ничего нет. - Она взглянула на свои босые ноги и присвистнула.
