Прошло несколько минут. Вдруг дальняя стена покоев задрожала, как марево над костром. Невидимой кистью, прямо в воздухе, нарисовался большой золотой круг. Как только художник замкнул окружность, круг залило ровной золотой краской. В центре получившегося люка появилась дверная ручка. Кремово-бежевая, фарфоровая — настоящая!
Ручка быстро повернулась — и люк распахнулся. В спальне резко и сильно пахнуло древесиной, перцем и ванилью. По ту сторону открывшейся дверцы в Междумирье не было видно ничего, кроме густого белого тумана.
Я шустро вдела ноги обратно в туфли, встала, изящно сложила руки на груди и эдак непринужденно облокотилась о спинку кресла. Мол, я случайно в такой красивой позе замерла, а не специально принца поджидаю.
Впрочем, мгновение спустя небрежность позы перестала быть важной. Потому что Лиссай с грохотом вывалился из люка на белоснежный пол. Причем спиной вперед. В пижаме, босой, грязный и всклокоченный до безобразия. Светло-рыжие волосы принца торчали обалдевшим одуванчиком. В руке Лиссая истекала краской малярная кисть, заляпывая пол и шелковую пижаму золотыми кляксами темперы.
Не поднимаясь с пола, Его Высочество двумя ногами пнул круглую дверцу Междумирья. Она с потусторонним скрипом захлопнулась, резко обрубив не только влажные щупальца тумана, но и одно вполне себе материальное — темно-зеленое, игольчатое щупальце, бьющееся теперь на ковре, как потерянный хвост ящерки.
— Лиссай! — ахнула я, резво отпрыгивая за кресло.
— Всё под к-контролем! — крикнул принц, по-тараканьи отползая от щупальца.
Оно подергалось еще с минуту, а потом затихло и обмякло, изойдясь зловонной лужей. Мы с принцем не шевелились.
— Кажется, сдохло, — констатировала я, храбро выглядывая из-за спинки кресла.
Лиссай отбросил малярную кисть, поднялся, обернул ладонь наволочкой с кровати, и, брезгливо сморщившись, поднял щупальце. Свободной рукой принц распахнул дверцу, выбросил щупальце в плотное марево тумана и, поскорее захлопнув люк, вырвал из него фарфоровую ручку.
Дверь в Святилище, оно же Междумирье, мгновенно исчезла. Как и не было ничего.
— Перед следующей прогулк-кой придется обзавестись оружием… — заметил рыжий. Лицо его сквозило беспокойством: — Вы не подск-кажете, к-какой сегодня месяц, день и час? — спросил он, пряча дверную ручку в карман пижамных брюк.
Я моргнула:
— Ваш День рождения. Одиннадцать вечера.
— Хвала богам! — принц мгновенно засветился радостью, как будто маг-фонарь включили, — Я уж испугался!
— Но ведь время в Святилище идёт быстрее, чем в Шолохе? — с сомнением протянула я. — Сколько же вы там проторчали, что волнуетесь о дне и месяце у нас?
Принц торжествующе затряс головой.
— Это, — он ткнул пальцем в лужу от щупальца. — Не житель Святилища. Мне удалось, Тинави, — его зеленые, огромные глаза фанатично блеснули, — Мне наконец-то удалось пройти дальше! Я тольк-ко что побывал в другом мире. Потому и не уверен во временных категориях.
Я молча прикрыла рот ладонью.
— Опережая ваш вопрос, — сказал Лиссай, устремляясь к шкафу в углу покоев, — Это было… быстро, непонятно, познавательно. И к-крайне волнительно, — взгляд на лужу, — Не думаю, что я готов сразу пробовать еще раз… Разве что в к-компании? — он с надеждой обернулся.
Я покачала головой:
— Я еще не отошла после того пикника. Простите.
— Понимаю, — кивнул принц и виновато потупил взор.
— С Днем рождения, кстати, — некстати сказала я, вдруг вспомнив о приличиях. — Счастья вам, здоровья.
— Спасибо, Тинави! — отозвался Лис.
Самому ему, меж тем, на приличия было глубоко по барабану. Принц зашел за ширму и стал переодеваться, радостно вышвыривая оттуда шелковые запчасти пижамки.
Я села обратно в кресло и с любопытством уставилась на лужу от щупальца. Она слегка дымила, испаряясь на свету.
Да… Хорошо, что в самом Междумирье таких, и впрямь, не водится. Тогда я наш злосчастный зимний пикник и вовсе не пережила бы.
* * *
Эта история случилась полтора месяца назад.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Понимаю, я должна вам объяснение. С чего же начать…
А, вот с этого: Лиссай теперь ходит в Святилище, как к себе домой, в любое удобное время. Спасибо богам-хранителям. Еще летом Авена и Карл выдали принцу специальный ключ в виде дверной ручки: своеобразный утешительный приз за перенесенные лишения.
Теперь, чтобы покинуть нашу реальность, Лиссаю достаточно нарисовать любое подобие двери, воткнуть туда ручку — и та-да! Его ждёт тихий мир с белокаменной беседкой. Междумирье. Оно же Святилище. Откуда, потенциально, можно пойти куда угодно. Но для таких экзерсисов принц пока был слишком осторожен, тем более, что проконтролировать и научить его некому — боги умчали изучать Пустоши Хаоса, огромные незаселенные территории иных измерений, оставшиеся после гибели Зверя.
Так что Лис ограничивался самим Святилищем. Сначала он ходил туда один. Вдохновлялся на художества, отдыхал от людей. Последнее особенно актуально с учетом резко возросшего интереса масс к нему.
Но как-то утром принц ворвался ко мне с горящими глазами:
— Тинави! — воскликнул он. — Это неважно, что вы больше не дружите с унни! Я же до сих пор не вижу ваших чувств! И к-классическую магию вы не используете, так?
— Так, — осторожно подтвердила я, слегка ошеломленная, ибо принц с многочисленной охраной примчался ко мне прямо в Мшистый квартал.
Восемь шкафов-гвардейцев еле влезли в мой скромный коридор, а сам принц взбудораженно носился по библиотеке, не замечая того, в какой панике я пытаюсь спрятать куда-нибудь ноги в дырявых носках. Большие пальцы, заразы, издревле считают текстильную продукцию своим личным врагом, предназначенным для уничтожения.
— Но ведь это значит, что вы всё равно можете путешествовать в Святилище! — Лиссай взбудоражено вышагивал по комнате. — Вы не враг унни. Вы просто никто!
— Спасибо за комплимент, — вздохнула я.
— Вы не понимаете! Помните, когда-то вы перенеслись в Святилище вместе с Марахом? Ну вот. Вы сами теперь — как Марах!
Моя птица возмущенно заухала в углу. Я была близка к подобной реакции.
— Я уверен, в моей компании Святилище точно пустит вас! Вы не представляете для него опасности. Попробуем?
И, хотя душа моя была полна сомнений, мы попробовали. И преуспели.
Тогда моя жизнь снова расцветилась тайной, которую я разделила с принцем, но не стала раскрывать ни Кадии с Дахху, ни Полыни. Я думала, мной движет вежливость — ведь друзьям, использующим классическую магию, такие вылазки могут оказаться недоступны… Зачем расстраивать людей недоступными для них чудесами?
Возможно, впрочем, я вру про вежливость. И молчу по другой причине, внятно объяснить которую не решаюсь даже самой себе.
Так или иначе, уже полтора месяца я и сама не была в Святилище. Потому что в феврале случилось неприятное.
На улицах Шолоха тогда злилась и выла метель. Она чувствовала — время её уходит, еще неделя-другая — и весна наподдаст пинка, с громким гиканьем изгоняя седую зиму. Мокрый снег крутился вихрями на бульварах, сметая улыбки с лиц прохожих, но, опустившись на мостовые, мгновенно таял. По лесу невозможно было передвигаться: грязно-серые сугробы перемежались чавчкающими лужами грязи; утробно выли заскучавшие вепри; приунывшие голые деревья все норовили выколоть прохожим глаз.
В общем, тоска. И принц предложил устроить очередной пикник в Святилище. Ибо в Святилище всегда лето — очень удобно! Я с радостью согласилась. Мы сквозь золотую дверцу прыгнули в Междумирье. И в белокаменной беседке открыли изящную корзинку для пикника, чтобы обнаружить, что плед и посуду принц взял, а вот сэндвичи — нет.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Лиссай скривился:
— Иногда я забываю, что еда берётся не из воздуха. Побудь тут, я исправлюсь, — пообещал он, шустро намалевал дверь, воткнул туда фарфоровую ручку и был таков.
Я ждала час. Я ждала два. Погода вокруг беседки сначала испортилась, а потом… А потом Святилище начало таять. Совсем. Исчезли громадные деревья, столбами уходившие в небо. Растворились, одна за другой, колонны беседки. С тихими хлопками пропали цветы и травы, превратившись в седой туман.
