– Я знаю про Эми, Джилл сказал мне.
– Я рад. Мне хотелось, чтобы вы знали.
– От нее никаких известий?
– Я и не жду. Она предупредила, что какое-то время писать не будет.
– Могла бы хоть дать знать, где она сейчас.
– Могла бы, – согласился Руперт. – Но не сообщила. А я не берусь давать советы.
– Может быть, она как раз этого хочет.
– Чего именно?
– Найти место, где ей не будут диктовать. Я тоже не прочь бы пожить так парочку недель.
Хелен просмаковала эту идею, полузакрыв глаза. Затем отбросила ее и вздохнула:
– Послушайте, Джилл лезет на скандал. Я решила предупредить вас.
– Что за скандал?
– Я не уверена... Притворите получше дверь. Если уши мисс Бартон уловят, что я скажу, она взлетит при первом сильном ветре.
– У меня нет секретов от мисс Бартон.
– Ну, так у меня есть, – отчеканила Хелен. – А у вас могут появиться.
Руперт затворил дверь.
– Что это значит?
– Джилл вообразил...
– Что же?
– Будто у вас и мисс Бартон...
Руперт гневно расхохотался:
– Ох, ради всего святого!
– Мне это тоже кажется нелепым. Только я не смеюсь. Потому что Джилл чертовски серьезен. Он готов убедить себя, будто вы не хотите возвращения Эми по кое-каким причинам.
– Чего это он вздумал? Что за чушь?
– У мисс Бартон ключ от вашего дома.
– Естественно. Я дал ей ключ, и она приходит два раза в день кормить Мака, пока я в отъезде.
– Джилл утверждает, что обычно вы сажали Мака в конуру.
– Последний раз, когда мы посадили его в конуру, он там подхватил чесотку.
– Вот видите? Все объясняется логически просто. Но Джилл ничему не верит. По сути, он совершенно иррационален, когда дело касается семьи. Потому я предпочитаю об этом не думать, все равно тут ничего не поделаешь.
– А я часто думаю об этом, – заметил Руперт.
– Да, по правде, я тоже думаю. Только зря. Надо признать раз навсегда: "Джилл славный парень. Но помешан на всем, что касается Эми". И пусть так и будет.
– Согласен.
Хелен глубоко вздохнула, как бы говоря, что тема закрыта, но за ней следует другая.
– Еще о губной помаде.
– Какой губной помаде?
– На бокале в кабинете. Джилл утверждает: она в точности того же оттенка, что и помада мисс Бартон.
– И у тридцати миллионов других американок. Это модный цвет, предложенный прошлой весной. Какой-то шербет...
– Мандариновый шербет?
– Точно. Я подарил ее Эми на Пасху, в одном из этих причудливых футляров. Ну, все теперь?
– Не совсем.
Руперт в беспомощной ярости всплеснул руками:
– Разрази меня Бог! Что еще?
– Перестаньте богохульствовать. Вы меня нервируете. Я, того и гляди, выйду из себя, и одному небу известно, что может тогда стрястись. Ведь до сих пор одна я сохраняю спокойствие во всей нашей компании. Так вот, значит... что я хотела сказать?
– Дураком буду, если пущусь на отгадки, – мрачно заявил Руперт. И сел за письменный стол в ожидании, когда Хелен наведет порядок в мыслях, как навела его в мешке, натыкаясь на мелочи, казалось, потерянные навсегда.
– Надо было записывать, – бормотала она. – Но я не могла. Ведь Джилл верил, что говорит со мной доверительно. Я хочу сказать, ему и в голову не приходило, что я пойду сюда и расскажу вам... У него случилась бы истерика, если бы...
– Вы уже сказали об этом.
– Разве? Ну и что? Это для того, чтобы показать... Ох, вспомнила наконец. Окурки в кабинете.
– Там не было никаких окурков.
– В том-то и дело. Эми – завзятая курильщица. Это одна из немногих привычек, какими она не пожертвовала ради Джилла. А так как она в тот вечер была особенно взвинчена, Джилл говорит, что все пепельницы должны были быть полны окурков.
– Если бы Джилла потренировать лет эдак пятьдесят, он мог бы стать сыщиком.
– Ну, и что? Он действительно замечает всякие вещи, – защитила мужа Хелен. – Даже если потом выходит совсем не то, что ему казалось.
– "Даже если" – вот именно! В этот раз выходит совсем не то. Эми не пробыла в кабинете и пяти минут. Что ж он не потрудился проверить весь остальной дом? Посоветуйте ему в следующий раз прихватить микроскоп.
– Вы беситесь. Разве не так?
– Вы чертовски правы: бешусь. Он-то что хочет доказать?
– Ничего определенного. Думает, что вы скрываете правду.
– Правду о чем?
– Обо всем. Я предупредила вас, он просто не в себе.
– Странная деликатность. Он маньяк.
– Только в том, что касается Эми.
– Разве этого мало? – Руперт ударил кулаком по столу, невольно имитируя Джилла. – С тех самых пор, как мы с Эми поженились, он старался поломать наш брак. Все вертелся около, в надежде, что я прибью ее или буду волочиться за другими женщинами, стану пьяницей или наркоманом. Все что угодно, лишь бы Эми бросила меня и залезла назад, в семейное гнездышко, эдакий паршивый птенчик. Что ж, он наполовину преуспел. Она покинула меня. Но в гнездышко не устремилась.
– Она не покинула вас, Руперт. Не всерьез. Я... я читала письмо. – Она слегка покраснела и стала крутить одно из колец, украшавших ее пухлые пальцы. – Джилл попросил меня прочесть.
– Зачем?
– Хотел узнать, что я думаю о смысле письма (о женском смысле, как он выразился) и ее ли это почерк.
– И что же?
– Разумеется, я сказала Джиллу, что почерк наверняка ее. Только...
Она замолчала и принялась опять крутить кольцо, словно оно сузилось и причиняло боль. Это бриллиантовое кольцо Джилл подарил ей двадцать лет назад. Эми все еще была тогда в гнезде, птенчик Эми, еще не оперившийся, бесформенный, с постоянно разинутым ртом, – не от голода, в птичьем стиле, а из-за аденоидов.
Аденоиды убрали, перья выросли, крылья развернулись, но некуда было лететь, пока не появился Руперт. Хелен вспоминала свадьбу Эми гораздо яснее и счастливее, чем свою. Прощай, маленький черный дрозд.
– "Только" что? – спросил Руперт.
– Он не доверился моему мнению. Вчера отправился с письмом к эксперту по почеркам, частному детективу по имени Додд.
Руперт подался вперед, онемев от шока. Из соседней конторы Боровица раздался спазматический кашель счетной машины. Обычная работа, подумал Руперт. Боровиц запускает в машину цифры и получает ответ. И за несколько кварталов отсюда, в другой конторе, Джилл тоже получает ответы, только что-то случилось с его машиной, разболталась какая-то деталь.
– Что же, на его взгляд, случилось с Эми? – спросил он.
– Он не знает определенно, но чувствует. Неужели вам непонятно? Бредовые идеи, без всякого смысла. Потому я и пришла предупредить вас. И потому еще, что беспокоюсь. Смертельно беспокоюсь. Все эти идеи бьют по здоровью Джилла.
– По-моему, очевидно, тоже. Скажите хоть что-нибудь об этих его идеях.
– А вы не станете опять беситься?
– Не могу себе позволить. Ситуация слишком серьезна.
– Тогда ладно. Вчера вечером он сказал, что не уверен, возвращалась ли Эми домой вообще.
– Где ж она в таком случае?
– Все еще в Мехико.
– Что она там делает?
– Ничего не делает. Он подозревает – нет, не подозревает, а чувствует. Он чувствует, что она мертва.
Руперт не выразил удивления. Сюрпризы кончились! Он понял: Джилл способен на что угодно.
– Психиатр поплясал бы над таким материалом. А как она умерла, он тоже почувствовал?
– Нет.
– Или когда?
– В ту неделю, что вы были там.
– Словом, я поехал в Мехико и убил жену. – Голос Руперта звучал совсем отрешенно. – Были у меня на то причины?
– Деньги и мисс Бартон.
– Я хотел унаследовать деньги Эми и жениться на мисс Бартон, не так ли?
– Да.
Хелен умудрилась стянуть с пальца кольцо. Теперь она сидела, держа его на коленях, но на него не смотрела, лишь смутно сознавая, что оно там.
– Право, Руперт, по-настоящему он не верит в это. Он обижен, что Эми не поделилась с ним, и зол на вас за то, что вы позволили ей уехать.
– Тут намешано больше, чем только это. Вы упрощаете. С чего вы взяли, будто Джилл чувствует, что Эми умерла?
Хелен избегала этого вопроса даже в мыслях. Уже несколько дней он терзал ее. Тем страшней было услышать его.
– Я не знаю.
– Потому что он хочет ее смерти.
– Неправда! Он любит ее. Любит больше всех.
– И ненавидит больше всех. Она... Нет, не так. Он видит в ней причину его эмоциональных невзгод. Если Эми мертва, проблемы кончились. Он свободен. О, конечно, он будет страдать на сознательном уровне. Он будет чувствовать горе и жалость и всякое такое. Но далеко, на дне колодца, желанная свобода.
Руперт помолчал.
– Только он не свободен. Эми жива.
– Я ни минуты не сомневалась в том, что это так.
Хелен явно почувствовала облегчение от этой вести, виновато почувствовала. Похоже было, что она тоже как бы пробиралась по дну колодца, ища покоя, и вдруг наткнулась на мертвую Эми, на потонувшего, измазанного птенчика со все еще разинутым клювом.
– Послушайте, Руперт, похоже, вы поняли, что Джилл не в себе. Вы будете снисходительны. Ведь будете?
