Наконец, в начале июня Денстервилль получил известие о подходе достаточно крупных сил британских королевских сил: частей 14-го гусарского полка, восьми бронеавтомобилей и тысячи штыков Гентского пехотного полка с артиллерийской батареей, следовавших на пятистах «фордах»122.
Лишь 5 июня генерал Денстервилль, наконец, согласился начать движение в Энзели. В этот же день отряд Бичерахова при поддержке эскадрона 14-го гусарского полка англичан, двух бронеавтомобилей и двух аэропланов выступил в направлении городка Менджил, имевшего важное значение, поскольку именно здесь находился единственный мост через глубокое ущелье, по которому с севера на юг текла река Сефид-Руд. В долине этой реки проходила единственная дорога на Решт и Энзели. Гилянцы, руководимые германским майором фон Пахеном, не использовали должным образом выгоднейшие условия местности для организации неприступной обороны на пути к Менджильскому мосту. Тем не менее рассаженные по возвышенностям несколько тысяч стрелков, усиленных пулеметами, представляли серьезную угрозу для колонны англичан и казаков.
В значительной мере исход боя за Менджильский мост, состоявшегося 12 июня, был предрешен личной храбростью и тактическим умением Л. Бичерахова. Он постоянно находился во главе своих войск, лично своей знаменитой тростью разогнал передовой пикет дженгелийцев, вооруженных пулеметом, а затем организовал наступление с трех направлений на ключевое предмостное укрепление персов. Не выдержав давления, противник побежал, и Менджильский мост – неодолимое препятствие, на котором, как казалось Кучук-хану, будет достаточно одной демонстрации силы, – был взят почти без потерь. По воспоминаниям одного из лидеров дженгелийцев Эсхануллы, повстанцы настолько были разочарованы этим поражением, что «войска стали рассеиваться», а члены революционного комитета дженгелийцев «Эттехад-э-Ислам» «склонны были совершенно распустить отряды и прекратить деятельность»123.
Вскоре отряд Бичерахова прибыл в Энзели. Отряд Денстервилля остался в Реште, в нескольких десятках километров от моря. Здесь, в гилянской столице, Денстервилль решил дождаться новой партии английских войск и заодно закрепиться в этом регионе. Путешествие двух попутчиков по Северной Персии, занявшее так много времени, завершилось. Бичерахов к этому времени уже был вовлечен в новый, еще более невероятный союз. Однако и связи его с Денстервиллем и англичанами не прервались.
Летом 1918 г. причудливые дороги Гражданской войны свели вместе Бичерахова с, казалось бы, очень далекими ему политическими силами – большевиками. Лазарь Бичерахов внес свою лепту в историю Бакинской коммуны – одного из самых мифологизированных эпизодов Гражданской войны – и сам стал частью этого мифа, его, так сказать, темной страницей, на которую записано падение советской власти в Баку и последующий расстрел большевистских руководителей – знаменитых двадцати шести бакинских комиссаров.
Бакинская коммуна и ее армия
Драматическая история Бакинской коммуны, как немногие события Гражданской войны, была предельно мифологизирована и сознательно искажена. Причина крылась в той тонкой и очень ранимой материи, на которой произросла социалистическая республика в Баку, а именно в исключительно напряженной межэтнической обстановке в Закавказском регионе, Азербайджане и Баку. Этнические мотивы против воли создателей коммуны сопровождали и часто определяли всю ее короткую историю, стали ее доминантой. Другой особенностью революционной практики коммунаров стала их готовность сотрудничать едва ли не с любыми политическими силами ради удержания этого важнейшего для экономики Советской России региона. Данная глава посвящена военной истории Бакинской коммуны, и появление в конце ее Бичерахова, как кажется, вполне закономерно.
Межнациональное насилие стало лейтмотивом революции в Закавказье. Уже Февраль 1917 г. выпустил наружу джинна национализма. До осени 1917 г. он обретал силу в лице многочисленных национальных комитетов, национализации войск Кавказского фронта, государственного размежевания и просто обострения бытового национализма при одновременном ослаблении органов власти и развале фронта. Падение Временного правительства послужило сигналом для эскалации межнационального насилия. Уже в первые недели после Октябрьской революции в Муганской долине на юге Азербайджана разгорелся конфликт между русскими поселенцами и азербайджанским населением (именовавшимся тогда тюрками или татарами), вылившийся в многомесячное взаимное истребление. Особой жестокостью вошли в историю так называемые шамхорские события 9 – 12 января 1918 г., когда тюркское население несколько дней громило воинские эшелоны, возвращавшиеся с Кавказского фронта в Россию. Азербайджанцам удалось завладеть до 15 тыс. винтовок, до 70 пулеметов и 20 орудий. В ответ русские войска уничтожили десятки азербайджанских селений. С обеих сторон погибли тысячи человек124. Резко обострились отношения между азербайджанцами и армянами, армянами и грузинами. Несколько тысяч вооруженных армян, покинувших фронт, скопилось в Баку, но они не могли отправиться на родину, поскольку передвижение по территории Азербайджана было смертельно опасным занятием. Баку и его окрестности дважды в 1918 г. становились ареной страшной этнической резни – в марте азербайджанской, а в сентябре армянской. Массовый геноцид русских, армян и горских евреев произошел весной 1918 г. в Кубинском и Шемахинском уездах. Все это, помноженное на исключительную слабость новых органов власти – заседавшего в Тифлисе Закавказского комитета и сменившего его Закавказского сейма, раздиравшихся противоречиями между национальными советами, и разлагающую, дезорганизующую деятельность большевиков, противников и недавних союзников России по мировой войне (немцев, турок, англичан, американцев), – создавало исключительно благоприятную почву для разгула шовинизма, этнических чисток, произвола и хаоса.
Другой ключевой фактор закавказского политического пространства 1918 г. – внешний. «Похабный» Брест-Литовский мир дорого обошелся Советской России: она отказалась от значительных территорий бывшей Российской империи, в том числе от районов Батума, Карса и Ардагана, которые отошли Турции. Закавказский сейм не принял условий Брестского мира… Чтобы сделать закавказское правительство более сговорчивым, турки еще 12 февраля 1918 г. начали крупномасштабное наступление с рубежа Трабзон – озеро Ван в направлениях на Эрзерум, Батум, Карс. Для армянского населения это грозило гибелью. Однако Кавказский фронт к тому времени фактически был распущен, существовали лишь штабы частей и соединений и обеспечивающие учреждения. По существу, только армяне пытались организовать оборону. Уже в конце марта турецкие войска перешли государственную границу России.
22 апреля 1918 г. была юридически оформлена фактическая независимость Закавказья. Правительство выполняло одно требование турок за другим. 26 мая они потребовали пропуска турецких войск по всем железным дорогам Закавказья для проследования в район Баку, где, как было заявлено, «сотни тысяч тюрков и мусульман терпят в Баку и окрестностях ярмо безжалостных бандитов, так называемых революционеров»125.
В это время грузины повели сепаратные переговоры с Германией о протекторате, а азербайджанские мусаватисты не скрывали своих протурецких настроений. Не имея возможности повлиять на ситуацию, 26 мая Закавказский сейм сложил свои полномочия. Были провозглашены независимые Грузинская, Азербайджанская и Армянская республики, каждая из которых самостоятельно выстраивала свою внешнюю политику. 4 июня они подписали договоры «о мире и дружбе» с Турцией, условия которых были еще более кабальными, чем положения Брест-Литовского мира: Турции дополнительно отошли Ахалкалакский и Ахалцикский уезды Грузии и большая часть Армении. Вне сферы досягаемости турок оставался главный промышленный центр региона – Баку. Ближайший союзник турок – вновь образованная Азербайджанская демократическая республика, – рассматривала Баку своей столицей.
Между тем еще 2 ноября 1917 г. в Баку была провозглашена советская власть, и только здесь она смогла укрепиться. Один из крупнейших пролетарских городов бывшей Российской империи принял советскую власть быстро и безболезненно. Среди бакинского пролетариата преобладали русские и армяне. В основном русско-армянским по составу был и Бакинский совет народных комиссаров. После перевыборов 12 декабря в его состав вошли 48 большевиков, 85 эсеров (большинство – левых, блокировавшихся с большевиками), 36 дашнаков, 18 мусаватистов, 13 меньшевиков. Председателем совета был избран старый большевик Степан Шаумян. Он же 16 декабря был назначен Лениным чрезвычайным комиссаром СНК по делам Кавказа. В условиях армяно-азербайджанской напряженности особенно бросался в глаза дисбаланс в новых органах власти между представителями этих национальностей. Кроме дашнаков, много армян было среди большевиков и левых эсеров. Между тем армяне значительно уступали по численности азербайджанскому населению (на 1 января 1916 г. 75 тыс. армян и 183 тыс. мусульман проживало в Баку и 42 тыс. армян и 691 тыс. мусульман в Бакинской губернии)126.
