Но молодой человек понравился мне не сразу. Внешне он был не красавец или просто не подходил он под мои представления о мужской красоте, хотя был замечательно умен и эрудирован, память имел энциклопедическую и огромную искреннюю веру и любовь к Богу.
Вот так, вначале испросила, даже поехала с этой просьбой за тридевять земель, а теперь носом завертела. Но молодой человек ей не понравился. Она не представляла его в роли мужа и отца семейства и потому вскоре отшила.
Через неделю после того, как я его отвергла, я поехала в Лавру — очень любила туда ездить, да и дело у меня там одно было. И когда шла из Троицкого Собора, на дорожке между Успенским Собором и Академией повстречала его, спешащего в Троицкий Собор. Мы встретились так, как будто между нами вовсе не было того разговора, когда я ему отказала.
Они пошли в семинарскую столовую, а потом отправились гулять в Гефсиманский скит близ Сергиева Посада.
Была осень, мое любимое время года, желтая листва толстым ковром лежала под ногами, тихий прозрачный воздух, кривые старинные улочки с деревянными домами, мы о чем-то разговаривали и в какой-то момент я поняла, что мы внутренне очень похожи и никто и никогда меня так хорошо не понимал, как он.
Мы стали встречаться. Он не делал мне предложение, и так все было ясно, просто и очевидно, это было опять вдохновение. Я регулярно моталась на электричках к нему в Сергиев Посад, мы встречались и подолгу гуляли в городе и его окрестностях.
Но близился тот страшный момент, когда нашей героине предстояло рассказать все родителям. Ее отец, узнав, что дочь собирается замуж за семинариста, сына какого-то бедного московского попа, собирается стать попадьей, впал в ужасную ярость и страшный гнев. Его дочь, на которую он возлагал столько надежд, — и замуж за попа, за нищего семинаристишку! Это никак не укладывалось в его голове, привыкшей к четким и выгодным бизнес-схемам, он даже и представить не мог, что в его семье может произойти такое. Он пытался разговаривать с дочерью и по-плохому и по-хорошему, но чем больше он возражал и запрещал, тем более непоколебимую позицию занимала его дочь. Ведь она была его дочерью и унаследовала от него настойчивость и упрямство.
Его родители тоже были не в восторге, но к решению сына отнеслись более демократично.
Мама моя пыталась понять нас обоих, найти компромисс, хотя больше склонялась на сторону отца. Уговоры и скандалы меня не образумили, и тогда отец перешел в наступление, взявшись за «тяжелую артиллерию». Он решил напугать наглого жениха, посягнувшего на руку и сердце его дочери, которого в зятья совсем не приглашали. Отец заявил, что если мой жених не оставит меня в покое, то его (жениха) найдут в канализации, и отцу это будет недорого стоить.
Жених оказался неробкого десятка; он и сейчас никого не боится, — такой вот уродился.
Эти угрозы только укрепили нас в решении в тайне от родителей обвенчаться, но поскольку шел Рождественский пост, сделать это можно было только в конце января.
А тем временем отец, убедившись, что угрозы не возымели ни малейшего эффекта, перешел в наступление. Однажды, приехав в коммуналку на Маяковке, он в очередной раз застал у дочери упрямого жениха.
— Собирайся, поедешь со мной, — грозно приказал мне отец. — Я забираю тебя под домашний арест. В институт и обратно тебя будут возить на машине под охраной.
Это была катастрофа, допустить домашний арест было невозможно. Помните песенку: «Такая-сякая сбежала из дворца, такая-сякая расстроила отца»?
И это в Москве, в конце двадцатого века, только потому, что дочь бизнесмена самовольно решила выйти замуж за семинариста.
Я испросила разрешение у отца попрощаться с женихом и проводить его на лестничную площадку и, воспользовавшись некоторым замешательством, сбежала вместе с ним, схватив при этом первое попавшееся под руку пальто.
Отец был в ярости от такой наглости, но решил, что дочь скоро вернется: ведь убежала она без денег и документов в легком пальтишке. Поэтому в квартире выставил пост, поселив туда временно своего младшего брата, которому было приказано блудную дочь арестовать и вернуть отцу. В семье отца было три брата, как в сказке: «Старший умный был детина, средний был и так и сяк, младший вовсе был дурак». Итак, старший отправляет в засаду младшего. А младший Рудольф был совсем не бизнесмен, а большой любитель тусовок, ночных клубов и прочих радостей. А поскольку дело было первого января, то дядя, вместо того чтобы бдеть и ждать сбежавшую племянницу, созвал кучу гостей из своей музыкальной тусовки и устроил грандиозную пьянку. Соседка тетя Таня (забыли мы сказать о коммунальной соседке) не возражала против пьянки, так как сама не просыхала вот уже неделю в связи с любимым народом праздником.
В день побега я отправилась ночевать к своей очень надежной подруге.
Но назавтра решила съездить за вещами — ночью сильно похолодало, а я сбежала в демисезонном пальто и легких сапогах. Итак, открываю дверь своим ключом, дверь закрыта на цепочку, что делать — не знаю, что в квартире творится — тоже еще не знаю. На мое счастье, в коридоре на полуразвалившемся кресле спал один из гостей дяди Рудика — гитарист и алкоголик Олег. Он открыл дверь и заговорщическим шепотом сказал, что папа велел Рудику меня арестовать, поэтому возьми что нужно тихо и быстро. Впрочем, Рудольф все равно не способен был меня арестовать, так как был мертвецки пьян и дрых в большой комнате на диване прямо в сапогах. В квартире я застала «погром в Жмеринке» — везде валялись пустые бутылки, остатки закуски, на всех кроватях и диванах спали многочисленные пьяные гости. Я вошла в свою комнату. Там в моей кровати, на моей подушке, под моим одеялом спала некая девица. Ну просто сказка «Маша и медведи». Я остановилась в недоумении. Девица открыла глаза и спросила:
— Вы Люда?
— Да, — ответила я, — а вы кто?
— Я Лена, Лена Зосимова.
Я собрала вещи и удалилась. Кажется, Лена Зосимова — это эстрадная певичка, — думала я, спеша к метро.
Через неделю беглянка вернулась домой, целый день убирала квартиру после погрома и попойки. Родители отказались от затеи с домашним арестом и на какое-то время даже оставили ее в покое, опять надеясь, наверное, что увлечение дочери пройдет само собой. Но через несколько недель состоялось венчание. После свадьбы молодожены сняли квартиру в Сергиевом Посаде, молодому мужу предстояло еще шесть месяцев учиться в семинарии. Отец ослушницы лишил ее материального содержания, вероятно, надеясь, что дочь образумится и, наголодавшись со своим нищим, приползет просить прощения. Прошло десять лет, но она так и не образумилась. Конечно, за десять лет дочь с отцом помирились, правда оставшись каждый при своем мнении. Эту историю они не любят вспоминать — слишком много пережито. Да и через столько лет наша героиня смотрит на свой поступок другими глазами.
Хочу быть матушкой
Желающих стать матушками всегда намного больше чем нужно. В приходской жизни матушкой быть почетно, престижно. Ее любят, уважают, ей помогают, перед ней заискивают. К священническим семьям вообще особое отношение, ведь считается, что духовенство — это люди, особо избранные Богом. Поэтому среди верующих барышень всегда было предостаточно желающих стать женами священников.
На эту тему есть следующая церковная шутка: барышня с синдромом ХБМ (хочу быть матушкой). Шутка достаточно точная, так как это стремление, будучи нереализованным, у некоторых религиозных девиц превращается в ярко выраженное болезненное состояние. Девушка с синдромом ХБМ готова на все, лишь бы добиться заветной цели, и ее не пугает, что жизнь жены священника полна тягот и лишений. Но далеко не у всех желающих исполняется эта заветная мечта.
Под венец
Православная свадьба достаточно сильно отличается от светской.
В первую очередь — иными ценностными акцентами. По церковным канонам жених становится мужем, а невеста женой только после венчания, соответственно и супружеские отношения допускаются только после венчания.
Для религиозных пар приоритетным является венчание, а не регистрация брака в ЗАГСе, которая воспринимается ими как пустая, но необходимая государственная обязанность, например получение нового паспорта. Из-за регистрации не устраиваются гуляния с гостями, рестораном и автоэскортом. Поскольку поход в ЗАГС не приурочивается к венчанию, он может произойти раньше или позже религиозного таинства. Регистрация происходит обыденно, без торжеств и брачных нарядов. Обычно православные пары отказываются от тетки, которая объявляет их мужем и женой, считая это профанацией таинства венчания, поэтому регистрация происходит не в зале бракосочетаний, а какой-нибудь боковой комнатке, где никто ничего торжественно не объявляет и не поздравляет.
