Из окон дома доносились звуки гитары. Верещагин пел: „Ваше благородие, госпожа разлука…“
— Ты с ним поосторожней, — сказал бандит. Унтер снисходительно улыбнулся, отдал ему поводья своего коня и решительно поднялся по лестнице, ведущей в дом…
Верещагин был пьян и пел лежа. Увидев на пороге унтера, он продолжал петь: „Мы с тобой друзья давно, вот какая штука…“
— Все поешь? — спросил унтер, иронически улыбаясь.
Верещагин пел. Пьяные глаза его смотрели сквозь унтера: „Письмецо в конверте погоди, не рви…“
— Я от Абдуллы. У нас нет гранат, а у тебя, мы знаем, запас — Унтер строго посмотрел на Верещагина.
Верещагин продолжал петь: „Не везет мне в смерти, повезет в любви…“
— Прекрати эту дурацкую песню, — категорически сказал унтер. — И встать, когда с тобой разговаривает подпоручик! — рявкнул он.
Верещагин замолк, удивленно посмотрел на унтера и начал медленно подниматься.
…Бандит, ожидавший унтера во дворе, услышал какой-то шум наверху. Он поднял голову и увидел, как унтер, выбив собственным телом раму, вылетел в окно.
Удар оземь был сильным, однако унтер резво поднялся и, не разгибаясь, побежал к своему коню.
— Ты чего? — спросил бандит.
— Да гранаты у него не той системы, — сказал он как можно непринужденней и, взобравшись на коня, поскакал прочь.
Один из бандитов по приказу Абдуллы влез по лестнице на нефтяную цистерну, стоявшую поодаль на путях, отвинтил крышку люка и заглянул внутрь.
Цистерна была наполнена нефтью.
— Нефть! — крикнул он. — Много! Абдулла зловеще усмехнулся.
Внутри бака было темно.
Шум и крики, доносившиеся снаружи, вдруг стихли. И тогда стали слышны слабые всхлипывания женщин. Сухов зажег спичку, поднял ее над собой. Он сидел посереди бака. Вокруг сидели женщины.
— Только не реветь, — предупредил Сухов.
Женщины притихли.
Подозрительная тишина снаружи не нравилась Сухову… Спичка потухла. Сухов зажег еще одну, ободряюще улыбнулся женщинам. Тишина угнетала его.
— Абдулла! — крикнул Сухов. Ему никто не ответил.
— Абдулла! — позвал он еще.
— Ну? — послышалось после паузы.
— Там Рахимова не видно? Он должен скоро прибыть.
— Ничего, — ответил Абдулла. — Я еще успею тебя поджарить.
Снаружи раздался скрежет лопат о стенки бака.
— Быстрей!.. Быстрей!.. — подгоняли помощники Абдуллы бандитов, которые по цепочке передавали ведра с нефтью от цистерны к баку, в котором сидел Сухов. Бак уже опоясывала канава. Больше чем наполовину она была заполнена нефтью. Измазанные с головы до ног бандиты опоражнивали в нее ведро за ведром, поливали нефтью стенки бака…
Метрах в двухстах от берега качалась на волнах лодка Верещагина. Верещагин сидел на веслах. Настасья торопливо бросала в воду гранаты, пулеметные ленты…
— Житья от них нет, — ворчала она, тяжело переводя дыхание. — Тем гранаты, этим пули, чтоб их чума унесла…
Последним был потоплен пулемет…
Бандиты продолжали поливать бак нефтью.
— Быстрей, быстрей!.. Да не расплескивай, рожа! Я те морду расквашу! — прыгал вокруг них унтер.
От моря к баку подошел Верещагин.
— Давненько тебя не видел, Абдулла, — сказал он, с удивлением наблюдая за суетой бандитов.
— Давно, — согласился Абдулла.
— Все кочуешь? Стреляешь?
— Старый стал, — улыбнулся Абдулла. — Ленивый. А помнишь, какой я был?
— Были времена, — сказал Верещагин. — А что это, люди твои, никак запалить что хотят?
— Да вот забрался один приятель — не выходит.
Тут только Верещагин понял, что задумал Абдулла.
— Федор, — позвал он Сухова. — Федор, Петруха с тобой?
— Убили Петруху, Павел Артемьич. Зарезал Абдулла, — ответил из бака голос Сухова.
Верещагин обернулся к Абдулле. Глаза его недобро сверкнули… Но тут его позвала с берега жена.
Верещагин помешкал некоторое время и все же пошел к берегу.
— Иди, иди, — одобрительно сказал ему вслед Абдулла. — Хороший дом, хорошая жена — что еще надо человеку, чтобы встретить старость?…
Верещагин пришел домой.
Он сидел на скамейке во дворе, а Настасья хлопотала по хозяйству.
— Засиделись мы… Первым же баркасом в Астрахань пойдем. Могилку сыну поправить пора. Позаросла, поди, совсем, ну кто за ней смотрит? А в церкви, почитай, второй год как не были. Грех ведь. А рубаху наденешь с вышивкой.
Настасья вошла в дом. Верещагин, очнувшись от одолевавших его раздумий, встал, посмотрел ей вслед.
— Я как тебя в этой рубахе увижу, так сразу все в памяти встает. И как в Царицыне, в лазарете, свиделись, и как с германской ты вернулся… — доносился из комнаты ее голос.
Верещагин неслышно поднялся по лестнице, повернул ключ в замке и спрятал его под половик.
— Паша, а ты пароход „Князь Таврический“ помнишь? Ой! А в Казани на ярмарке-то как ты этого штабс-капитана… — продолжала говорить за запертой дверью Настасья.
От баркаса к нефтяным бакам бежали несколько бандитов с огромными факелами…
По Пустыне медленно ехал Саид. Худое лицо его было мрачным. Оглянувшись, он увидел пламя и черный столб дыма, возникший в небе. Постояв, он повернул коня и напролом помчался назад, к Педженту.
Вокруг бака бушевало пламя.
Сухов и женщины задыхались от жары. Они сгрудились, тяжело дыша, в центре бака, подальше от горячих стен.
— Абдулла! — из последних сил закричал Сухов. — У тебя ласковые жены!.. Мне с ними хорошо!
— Я дарю тебе их!.. — так же весело ответил Абдулла. — Сейчас я подбавлю им огня, и тебе будет совсем хорошо!
Женщины теряли сознание.
А нефть подливали и подливали…
Абдулла наслаждался. Но тут сквозь треск огня до него донесся хриплый голос. Это кричал Верещагин с баркаса.
— Слышишь, Абдулла! — кричал таможенник. — Не много ли товару взял? И все, поди, без пошлины?
Оторвавшись от огня, Абдулла увидел На баркасе, среди тюков с награбленным добром, могучую, облепленную мокрой рубахой, фигуру Верещагина.
— Так нет же никого в таможне. Кому платить — неизвестно. Хочешь, мы заплатим золотом? — спросил Абдулла.
— Ты ведь меня знаешь, Абдулла, я мзду не беру. Мне за державу обидно! — прокричал в ответ Верещагин.
Абдулла соскочил с коня.
— Аристарх, — обратился он к бандиту в красной рубахе-косоворотке, — договорись с таможней.
Аристарх выстрелил. Пуля разбила стекло рубки прямо над головой Верещагина. Осколок стекла порезал ему лоб.
Верещагин вытер кровь с лица и усмехнулся. Несколько бандитов бросились к баркасу. К Абдулле подъехал унтер, измазанный с ног до головы нефтью.