– Думаю, ты хороший парень. Если ты видишь чужестранца, который идет туда, где, как ты знаешь, опасная трясина – ты же предупредил бы его, верно?
Пожалуй, нет.
– Да, наверное, – согласился я.
«Ну что, Лойош? Как по-твоему?»
«Босс?»
«Он пытается меня отсюда убрать для моего же блага, или чтобы я чего-то не узнал?»
«А я откуда знаю? Возможно и то, и другое.»
«Хм. Дельная мысль.»
– Я поставлю тебе еще выпивки? – предложил я.
– Нет, я пока все. Пора бежать. Надо проверить, чтобы грузчики, которые готовят к отправке следующую партию товара, не решили облегчить себе работу и выдуть из бочек все содержимое. – Орбан ухмыльнулся и встал.
– Ладно, – сказал я. – Спасибо за сведения и за совет. Я твой должник.
Что именно я ему задолжал, это еще вопрос.
Орбан отмахнулся и вышел вон, а я сидел и чертил пальцем кружочки на столешнице.
В голове крутилась одна и та же мысль: когда я спросил у лавочника, не знает ли он кого-нибудь по имени Мерс, он решил, что я ему угрожаю. Просто-таки слишком интригующе, чтобы вот так вот отбросить это в сторону.
А сидеть и размышлять об этом – ничего мне не даст.
Поэтому я встал и вышел.
3.
Следователь: И что в нем в первую очередь привлекло ваше внимание?
Лефитт: Его замечание о начале процесса исцеления.
Бораан: Когда обладающие властью намерены начать процесс исцеления, господин, это обычно означает: есть нечто такое, о чем они не желали бы осведомлять вас.
Лефитт (желчно): Присутствующие не в счет, разумеется!
Бораан: О да, конечно.
Лефитт: Ваша честь, не желаете ли ойшки или воды?
(Миерсен, «Шесть частей воды», День Второй, Акт IV, Сцена 5)
Пахло не так уж плохо. С запада дул холодный ветер, слишком холодный для середины весны. Я плотнее завернулся в плащ и хотел было вернуться в комнату и одеться потеплее, но Лойош наверняка отпустит парочку замечаний, а дело того не стоит.
«Босс?»
«Да?»
«Что теперь?»
«А теперь я найду того, кто не откажется поболтать со мной.»
«Так ты ему не веришь?»
«Нет. Да. Не знаю. Но хочу узнать больше. И, проклятье, я хочу их найти!»
«Зачем?»
«Лойош…»
«Нет, правда, босс. Мы сперва занялись этим, потому как все равно перешли через горы и оказались здесь. А теперь ты относишься к этому как к делу. Зачем оно тебе?»
В его обязанности входит задавать мне трудные вопросы.
Пока я пытался придумать достойный ответ, ноги сами доставили меня на пристань. Если вы утратили счет времени, стоял самый разгар дня. Фабрика за рекой вовсю кашляла серым дымом, но ветер дул с гор (что, как мне сказали, было необычно), так что воняло не так уж сильно. Позади меня по улице гуляли люди – не слишком много, и в основном матери с детьми на руках. Я не слишком беспокоился, в конце концов, Лойош…
«Кое-кто приближается, босс. Женщина, на вид не опасна, и непохоже, что идет конкретно к тебе.»
«Ладно.»
Я не оборачивался, и вскоре справа от меня прошуршали шаги. Башмаки с мягкими подошвами, из кожи дарра или чего-то вроде того. Краем глаза я заметил гостью, футах в десяти от себя, повернулся и кивнул. Она кивнула в ответ. Моих лет или чуть старше. В первую очередь я обратил внимание на ее глаза, загадочно-серые; длинные черные, вероятно, крашеные локоны струились на спину; нос ее был прямым, а формы приятно-округлые. Когда-то я заинтересовался бы такими, и кажется, эта часть меня пока еще не умерла, или я бы не заметил подобного. Длинные серебристые серьги, на пальцах несколько колец. Платье было темно-зеленым, с низким квадратным лифом и широкой шнуровкой; подол приходился выше колен и из-под него выглядывало красное кружево флайсла note 3. Чулки у нее были того же цвета, что и глаза.
Я отвернулся и продолжил изучать дым от фабрики. Женщина, кажется, делала то же самое. Через несколько минут она спросила:
– Как насчет толики удовольствия?
– Нет уж, – ответил я, – ненавижу удовольствия. Всегда ненавидел. Даже в детстве, увидев кого-то, кто хочет доставить мне удовольствие, я сразу удирал. Какое счастье, что я наконец вырос и теперь могу до скончания дней не ведать удовольствий.
Она без воодушевления посмеялась, вздохнула и вернулась к созерцанию фабрики. Я подумал, что ее рабочий день начнется ближе к вечеру, когда фабрика закроется.
– В твоей профессии тоже заправляет Гильдия? – спросил я.
На вопросы о работе «бабочки» реагируют по-разному. Иногда просто отвечают, словно болтая о перспективах урожая и ранних заморозков; иногда бросают высокомерный взгляд, полагая, что спрашивающему нравится задавать грязные вопросы; иногда приходят в ярость, словно вопрос, как они зарабатывают на хлеб насущный, более интимен, нежели самый способ заработка – впрочем, возможно, так и есть.
Она просто сказала:
– Гильдия заправляет всем.
– Вот и у меня такое впечатление. Я Влад.
Она взглянула на меня, потом снова посмотрела на реку.
– Приятно познакомиться, Влад. Я Тереза. И что, во имя Трех Сестер, привело тебя в этот зачуханный городишко?
На лбу и в уголках глаз у нее были морщины, не до конца укрытые макияжем. Но, пожалуй, ее макияж и не был предназначен для яркого дневного света. Почему-то с морщинами она казалась привлекательнее.
– Я пришел на запах.
Улыбка потухла.
– А в общем, – продолжил я, – я сейчас задаю себе примерно тот же вопрос. Главным образом, я остановился тут по дороге кое-куда. Вернее, кое-откуда. Но еще у меня где-то тут родня, и я хотел бы ее найти.
– Да? И кто же?
– Их имя – Мерс.
Тереза повернула голову и долго, оценивающе глядела на меня. Я ждал.
– Не могу тебе помочь, – наконец произнесла она.
Я кивнул.
– Начинаю думать, что их тут вообще никогда не было. – Добрая ложь иногда развязывает языки лучше горькой правды.
– Я знаю, кто охот… то есть сможет рассказать тебе многое об этом городе, – сказала она.
– Да? Что ж, это самая приятная весть на сегодняшний день.
Тереза помялась, но добавила:
– Тебе это кое-чего будет стоить.
Я просто смотрел на нее, и она сдалась:
– Ладно. Тут есть пивная «Коморная мышь».
– Да, видел.
– За ней конюшня. Вечером там обычно бывает некто Золли. Он возничий графа Саэкереша [шутка Браста для родичей-мадьяров: по-венгерски «секереш»
– кучер, возничий]. Знает всех и вся, а поскольку он графский возничий, то его никто не тронет; по крайней мере, так сам Золли полагает. Поставь ему выпить, и он все тебе расскажет.
Я извлек империал и вложил ей в ладонь. Тереза сделала то, что делают, пытаясь определить вес монеты, и спросила:
– Это что, золото?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
