- Я постараюсь, - усмехнулся парень, раскрывая объятья, приглашая Олю обняться, - ну, что, мир?
- Мир, братиш, мир, - Оля по-настоящему тепло и крепко обняла Стаса, думая впервые о том, что, возможно, он станет ей и другом, и братом, и членом семьи. Только девушка не видела, как в отражение зеркала разбитые губы парня недовольно скривились, когда она с чувством назвала его братом.
***
Лежа в кровати в наушниках, слушая музыку и стряхивая пепел с сигареты в кружку с водой, Стас вдруг подумал, что совсем не хочет быть братом Оли, да и что греха таить, не захотел им быть с самого начала, когда увидел ее в первый раз на свадьбе.
- Посмотрим, - парень прикрыл глаза, все еще чувствуя прикосновения сводной сестры. Алкоголь потихоньку выветривался, а мысли о сестре в нелепой пижаме, напротив, прочнее цеплялись за больную голову.
Оля же за стенкой лежала в своей кровати и с улыбкой думала о том, как же ей повезло и с Жекой и со сводным братом. Девушка чувствовала себя полной дурой за свои ужасные мысли. И все же что-то не давало покоя, мешая спать. Что-то грызло изнутри, заставляя сердце сжиматься. Уже засыпая, Оля с тревогой поняла, что у нее плохое предчувствие. Но списав это на расшатанные нервы из-за раненого Стаса, девушка все же уснула.
Пушкин не спасет
- Авдеев, слабо. Тройка, - покачал головой Дмитрий Алексеевич. – Итак, кто же мне ответит, каким человеком был Понтий Пилат? – повторил вопрос учитель, окидывая взглядом класс. Никто из учеников особого желания ответить не высказывал. И тут прямо перед ним взметнулась рука Милены. Он кивнул, разрешая девушке ответить.
- Понтий Пилат был трусом, - достаточно резко сказала блондинка. Заметив насмешливо-удивленный взгляд преподавателя, она пояснила. – Он хотел спасти Иешуа и, более того, он мог это сделать, но не стал. Потому что он трус. Потому что ему было легче сидеть и ничего не делать, чем один раз восстать против системы, - на этих слова девушка немного покраснела и исправилась, - то есть пойти против воли Синедриона.
- Но ты же понимаешь, что его могли за это, как минимум, сместить с должности? – неожиданно серьезно поинтересовался учитель, уловив скрытый подтекст в словах свой ученицы. Миле стало ясно, что он понял, к чему она клонит.
- Да, но это того бы стоило. Он упустил что-то гораздо более важное, нежели место прокуратора, разве нет? – не сдавалась школьница, спокойно выдерживая тяжелый взгляд учителя.
- Мне одной кажется, что они не о Булгакове говорят? – прошептала Оля, не сводя глаз с подруги.
- Ага, есть такое, - кивнул Стас. – Вот идиоты, - хмыкнул он, заглядывая через Олино плечо в ее тетрадь. Заметив его взгляд, она быстро перелистнула страницу и ткнула его локтем в бок. – Меньше рисуй на уроках, и учителя слушай давай.
Оля была удивлена последней репликой братца, но виду не показала. Убрав тетрадь в сумку, она продолжила слушать перепалку Милы и Дмитрия Алексеевича.
- Возможно, - кивнул головой учитель, соглашаясь. – Но тебе не кажется, что он просто мыслил здраво, как взрослый человек? Он хорошо понимал, что надо разделять свои желания и возможности. За каждое преступление последует и наказание, - голос учителя был немного громче, чем обычно, и Милена поняла, что задела его за живое. Она видела, как он смотрел на нее, как подбирал слова. Так же, как и она сама: с трудом, желая доказать свою правоту. Желая объясниться.
- Вот смешал в кучу Булгакова, Достоевского…оправдывается, - прошептал Стас на ухо сестре. – Говорил же, он просто слабак.
- Может и так. Но, несмотря на все это, он остаток жизни жалел о своем решении. И, даже после смерти, он был несчастен, - неожиданно грустно ответила девушка, а потом раскрыла книгу в том месте, где у нее была закладка. - «Ему ясно было, что сегодня днем он что-то безвозвратно упустил, и теперь он упущенное хочет исправить какими-то мелкими и ничтожными, а главное, запоздавшими действиями. Обман же самого себя заключался в том, что прокуратор старался внушить себе, что действия эти не менее важны, чем утренний приговор», - закончив читать, она громко захлопнула книгу, опускаясь на свое место, тем самым показывая, что высказалась.
- Ты права, - неожиданно согласился Дмитрий Алексеевич. – Во всем права. Но не забывай, ты судишь с позиции шестнадцатилетней девочки, а Пилат был взрослым человеком, которому по долгу службы приходилось отделять работу от чувств, - в взгляде серых глаз, обращенном к девушке, читались нежность и тоска. – Он просто не мог поступить иначе. Даже если потом пришлось страдать.
- Сопливый идиот, - закатил глаза Стас.
- Он страдает…это так мило, - вздохнула Оля. – А ты просто сухарь.
- Нет, я просто мужик. А он размазня, - отрезал Стас. – Если нравится девушка, бери ее. Сделай так, чтобы она стала твоей, а не ной, как все сложно.
- Ты какой-то неандерталец, - устало выдохнула Оля и хотела добавить что-то еще, но прозвенел звонок. Не успела она собрать учебники, как Стас схватил ее за руку.
- Жрать хочу, - пояснил он, утягивая девушку прочь из класса.
- А я-то тут при чем? – негодовала Оля, но покорно плелась за братом.
Милена нарочно медленно собирала вещи, дожидаясь, пока последний ученик выйдет из класса. Она еще не совсем точно понимала, что хочет сказать Дмитрию Алексеевичу, но знала, что должна с ним поговорить – слишком много недосказанности было между ними. Он стоял, опираясь о преподавательский стол, и смотрел на нее. Смотрел так, что ей было не по себе от этого взгляда.
- Дмитрий Алексеевич, - кинув быстрый взгляд на дверь, и убедившись, что она плотно закрыта, девушка продолжила. – Я вас не понимаю.
- Или тебе удобно не понять, - предположил учитель, приближаясь к ней. – По-моему, все предельно ясно, - негромко добавил он, немного наклоняя лицо, чтобы заглянуть в синие глаза блондинки.
- А мне кажется, что кто-то просто все усложняет и врет сам себе, - еще тише ответила она, делая шаг ему навстречу и встречаясь с ним взглядом.
- Возможно, я не четко объяснил свою позицию, - протянул Дмитрий Алексеевич. – Я взрослый, и я умею разделять личную жизнь и работу.
- А я нет, - выдохнула девушка, сокращая расстояние между ними. – Не могу и не хочу, - прошептала она, а в следующее мгновение ее губы коснулись его губ.
Ей казалось, ее сердце вот-вот выскочит из груди, что оно просто не может биться быстрее. Но когда учитель скользнул языком по ее нижней губе, все тело словно током пронзило. Она подалась ему навстречу, желая ощутить его всем телом. Его руки перехватили ее, переплетая пальцы. Еще никогда ее не целовали так нежно, так трепетно. Его губы то касались ее губ, то скользили ниже к подбородку. Легкие, неспешные, еле ощутимые касания от которых она едва могла дышать. Заметив это, Дмитрий Алексеевич отстранился и посмотрел на покрасневшее лицо Милены. Пальцы его на мгновение сжались прежде, чем он отпустил ее руки.
