Официант принес кофе.
— Мне кажется, — заявила Маргарет, — нам не мешало бы сменить тему.
Так они и сделали.
Часом позже, уже в постели, Маргарет повернулась к мужу и спросила:
— А что это за история, которую ты отказался поведать нам за ужином?
— Пустая, — зевая, отозвался Филипп.
— Ну расскажи мне.
И тут он угадал в ее интонации настойчивость и знакомые нотки. Какое-то время после свадьбы все эротические фантазии исходили от него, теперь же инициатива полностью перешла к Маргарет, и Филиппа то и дело поражало воображение жены.
— Ну давай же, рассказывай, — настаивала она. Филиппу не терпелось выложить Маргарет, что ему нужен отдых, что он до предела вымотался, но он переборол сон.
— Это отвратительно, — начал Филипп, пока жена устраивалась рядом. — Если верить этой старухе, то один из моих предшественников — Дэмьен Торн — влюбился в англичанку. И поверишь ли, она работала на Би-Би-Си. Несколько месяцев спустя, после того, как Торн умер от сердечного приступа, она родила, — Бреннан хмыкнул, раздумывая, как сформулировать фразу, — ну, не совсем обычным способом.
Он замолчал, ожидая, что жена либо скорчит гримасу, либо рассмеется, однако она словно воды в рот набрала. Чуть позже Маргарет прошептала:
— Дэмьен Торн был самым прекрасным мужчиной, которого я когда-либо встречала.
Филипп мельком глянул на жену:
— Ты его встречала? Я этого не знал.
— Я просто видела фотографию. А когда была школьницей, он мне снился.
И снова воцарилось молчание. Затем Маргарет отвернулась от мужа:
— Как звали эту женщину?
— Кейт, — ответил он, — Кейт Рейнолдс.
— Кейт, — шепотом повторила Маргарет. — Кейт, Катерина, — ее голос походил на шорох, на дуновение ветра. И вдруг она обратилась к Филиппу с английским акцентом:
— Кейт, — опять повторила она шепотом, — зови меня Кейт.
Он придвинулся к жене, понимая, что она имеет в виду.
— Как мне тебя звать? — переспросил Филипп. — Кейт, — Маргарет, упираясь в подушку, приподнялась на локте.
Пока они занимались любовью, Филипп видел в окне отражение обнаженных тел. Через стекло ночное небо казалось безоблачным, и звезды отпечатывались на их отраженных телах.
Это было едва ли не извращением. Но он испытывал блаженство, наслаждаясь ее голосом с этим непривычным акцентом. Голос звал и манил, требуя делать то, что не поддавалось описанию. Она называла его Дэмьеном и стонала от боли, когда он глубоко проникал в ее плоть.
И когда Филипп случайно взглянул в окно, он вдруг понял, что свет играет с ним плохую шутку: поблескивая среди мерцания звезд, глаза Маргарет пылали желтым, незнакомым пламенем.
На следующее утро портье, дежуривший у стойки, заметил в вестибюле взволнованного молодого монаха.
— Меня зовут брат Френсис, — представился тот.
— Да, да, — закивал портье. — Здесь для вас пакет. — Он нагнулся и, достав конверт вместе с большим кошелем, вручил все это монаху. Конверт был заново заклеен скотчем. Монах вскрыл его и, заглянув внутрь, вздохнул.
— Можно ли мне переговорить с мистером Бреннаном из 34-го номера?
— Боюсь, что он уже выехал, сэр.
— Он не оставил мне какой-нибудь записки?
— К сожалению, нет, сэр. Только то, что вы держите в руках.
Монах прикрыл глаза, пытаясь сдержать слезы. Брат Френсис размышлял над тем, как сообщить святому отцу, что задание он не выполнил.
Глава 5
Спустя три дня Джеймс Ричард встретился с одним газетчиком. С утра пораньше они заказали себе по коктейлю и сидели теперь, потягивая этот «тонизирующий напиток», как окрестил его Ричард. Он поведал своему собеседнику историю о «таинственном монахе», и теперь мужчины то и дело подтрунивали над ней, называя все это абсурдом. Однако подсознательно приятель Ричарда испытывал что-то вроде тревоги, ибо совершенно точно знал, что однажды уже слышал об этих кинжалах.
Вернувшись в редакцию, он заглянул в кабинет к молоденькой журналистке и попросил ее зайти к нему.
Кэрол Уает стукнуло 22 года от роду, и на Флит-Стрит она работала всего два месяца, но девушка уже успела завоевать себе определенное имя. Кэрол слыла среди коллег красоткой: миниатюрного сложения, с тонкими чертами лица, лебединой шеей и огромными карими глазами. Левый глаз всегда чуть косил, отчего лицо ее казалось слегка удивленным. А уж стройные ноги Кэрол являлись предметом обсуждения многих мужчин. Да и женщины не прощали Кэрол ее прекрасных ног, постоянно отпуская на их счет всевозможные колкости. Но даже самые отъявленные острословы не могли не признать, что деятельность этой журналистки в их штате имела головокружительный успех.
Кэрол успела доказать, что за хрупкой и чувствительной внешностью может скрываться острый ум и натура весьма тщеславная. Пожалуй, девушка допустила лишь единственную оплошность. Как-то раз она упомянула о том, что в школе ее называли «Бэмби». Это прозвище тут же пристало к Кэрол.
— Итак, Билл, — улыбаясь начала Кэрол, прикрывая за собой дверь в кабинет директора.
— Лето на дворе, — сообщил тот.
— Точное наблюдение, — заметила Кэрол.
— А это означает, что нам необходимы и соответствующие этим жарким денечкам сюжеты. Кэрол с трудом сдерживала улыбку.
— Я только что трепался с этим коварным Джеймсом, и он напомнил мне об одной старой-старой сказке…
— Отличное начало, — вставила девушка.
— Да, да, — подхватил Билл, — лет пятнадцать — двадцать назад происходили невероятные истории с целой кучей трупов. И этими кинжалами. Ребята из Скотланд-Ярда тогда крепко призадумались. Ты не подымешь наши архивы, а? Все эти материалы шли под общим заглавием, что-то вроде «Казнь распятием». Всего около восьмиста слов. А мы напечатаем эти заметки под рубрикой «Нераскрытые преступления».
— Вы что, серьезно? — удивилась Кэрол. Но начальник не обратил никакого внимания на ее последние слова. Он развернул свое кресло, показав девушке спину и давая понять, что разговор окончен.
Всю дорогу в библиотеку Кэрол ругалась про себя:
«Чертовы заметки. Можно подумать, будто из всего этого выйдет что-либо путное! И вообще этот материал вряд ли появится на страницах. Билл, видите ли, дурью мается, не зная чем заполнить газетные полосы в эти чудовищно жаркие дни, а она — только попробуй откажись!» Кэрол выдали папку с газетными вырезками, и она направилась к письменному столу. Ей потребовалось не более получаса, чтобы найти все необходимые заметки. Некоторые вырезки уже пожелтели от времени, они разве что не рассыпались в руках у девушки.
Пальцы Кэрол почернели от типографской краски: в те времена еще не знали офсетной печати. Журналистка поморщилась. Чем-то жутким повеяло от следов этой старой краски, этих древних заметок, повествующих об убийствах давно минувших времен. Перебирая газетные вырезки, она внезапно поняла, что ими уже пользовались, девушка улыбнулась. Заголовок, длиной в целую полосу, гласил:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
