— Спасибо, сэр Жеральд, ты настоящий друг, — ответил я, подбирая здоровенный сухой сук.
В походе мы все были равны, не считались родовитостью, не чванились знатностью... да, собственно, пока и не представлялись друг другу по титулам, для большего равенства, и потому хворост и сучья для костра собирали сообща. Да и то сказать — сухие стволы, что мы подтащили к костру, в одиночку трудно было бы одному и сдвинуть с места. А вместе, отчего ж — разминка, да и только.
Когда я вернулся к костру с последней охапкой хвороста, сэр Жеральд что-то рассказывал Юнису, возящемуся с тонкими прутиками и сухим мхом: он укладывал их в конструкцию, отдаленно напоминающую шалаш в Разливе, гибридизированный с индейским вигвамом. Я прислушался к болтовне сэра Жеральда:
— Против единорогов лучше всего выпускать коров. Или быков, но специально отобранных: чтобы рога у них не торчали в стороны, а были направлены вперед и вверх. Ты скажешь, что рыцарь будет нелепо смотреться верхом на корове? Отнюдь! Должным образом подобранная сбруя способна, напротив, возвеличить седока. И лучшую лошадь можно загубить вместе с седоком, если седло выбрано неправильно. Все зависит от точки зрения, — и он выразительно посмотрел на меня, как бы о чем-то намекая или спрашивая.
Но я молча положил хворост поодаль от намечающегося костра, а сам сел поближе.
Сэр Жеральд продолжил:
— Иная корова сто очков форы даст любому быку, почему я и сказал с самого начала, что против единорогов лучше всего выпускать коров...
— А почему? — спросил Юнис, чтобы что-то спросить.
— Очень просто! Рассуди сам: при использовании клинкового оружия, к которому можно спокойно отнести и рога, владеющий двумя предметами вооружен дважды... — сэр Жеральд отмахнулся от налетающего комара. — К тому же, если единороги способны только на прямые колющие удары, то корова, с ее изогнутыми рогами, может наносить и боковые, то есть сражаться направо и налево. И не будем забывать о резервировании! Что станется с единорогом, который в пылу схватки потеряет свой единственный рог? И не имеет значения, сломает ли он его сам, либо противник отсечет его ему — второго рога у него нет. Он выведен из строя как боевая единица! Между тем корова и с одним сломанным рогом способна сражаться. Мало того: она становится еще более яростной!
Юнис слушал, раскрыв рот и забыв о костре. Я хмыкнул и легким шлепком убил комара на щеке. Пора бы и дымку подпустить. Но сэр Жеральд не закончил:
- Мало того! — продолжал он, распаляясь. — Самый главный секрет в том что те из единорогов, которые никогда не видели коров, впадают в ступор, в прострацию и на некоторое время становятся небоеспособны. Другие же — те, которым случалось встречаться с коровами раньше — в первые мгновения все равно начинают размышлять, что перед ними: оживший кошмар, или же у них двоится в глазах от выпитого? Единорогам перед боем обычно дают ведро крепкого пива, чтобы они лучше сражались, — пояснил он.
Я хмыкнул еще раз и снова шлепнул себя по щеке, хотя необходимости в этом и не было.
- Пожалуй, — заметил я, — пока мы будем разбирать тактику применения коров против единорогов, нас заедят комары... Не пора ли все-таки разжечь костер?
Сэр Жеральд засмущался и умолк, а Юнис еще усерднее завозился над прутиками.
Юнис разжег костер виртуозно, что наводило на мысли о длительной скаутской практике и тщательном чтении «Энциклопедии юных сурков», и традиционно: с помощью кресала и кремня. У меня бы так не получилось, несмотря на не меньшую грамотность. Но в подобных вещах выше ценится практика.
Он же притащил откуда-то с десяток больших прозрачных камней, которыми обложил выгоревшую проплешину кострища, вонзив их острыми краями в землю.
— Чтоб красивее было, — пояснил он, — больше похоже на очаг, а не на обычный костер. Как будто мы дома.
Охотиться нам пока не приходилось: в седельных сумках помещался едва ли не месячный запас провизии на целую роту, а не то что на нас троих, даже с учетом зверских аппетитов на свежем воздухе и нашу с сэром Жеральдом комплекцию.
Копченую дичь мы разогрели на костре, на прутиках же поджарили ломтики хлеба, и получился совсем недурственный пикник. Не обошлось и без фляжки доброго вина — королевские экипировщики свое дело знали, надо будет выразить им благодарность по возвращении, — так что ужин удался на славу.
Если не присматриваться к костру и не замечать, как пляшут в нем псевдосимволы — впрочем, они вполне могли оказаться плодом моего воображения, — можно было представить, что находишься где-нибудь на отдыхе, вот разве что без красивых девушек. Но за одной из них мы как раз и собрались, не так ли?
— А скажи-ка, пожалуйста, дражайший сэр, почему ты поехал выручать принцессу? — осведомился у меня сэр Жеральд, откидываясь на кучу предусмотрительно заготовленного лапника, подгребая его так, чтобы полусидеть. — Если не брать во внимание королевский приказ?
Чего это он так ко мне обращается — чуть ли не в третьем лице? И тут я вспомнил, что до сих пор так и не представился, не назвал даже своего имени... Вот незадача! Как же лучше назваться? Сэр Гей? Тьфу! Я не думаю, конечно, что тут знают о сексуальных меньшинствах — вряд ли они здесь так же распространены, как у нас, но все-таки. Мне самому будет неприятно, а это главное. Вот же эти нетрадиционно ориентированные — все слова перепортили! Сэр Сэрж? Тоже не звучит. Сэр Жуть? Ну, это уж я совсем не туда забрел. Сэр Жик? Хулиганское какое-то, на жигана похоже. Сэр Жень? Ага, Стержень. Сэр Жусь? Русь... посполитая. Может, пройтись по иностранным аналогам: Сэр Го? Рэндзю... Сэр Ж? Коротко и неблагозвучно. Сэр Хьо? Нет, по-испански не звучит.
А с чего я вдруг взял, что обязательно надо образовывать свое нынешнее имя от паспортного? Я тут вообще могу тем же Рыцарем Печального Образа назваться — и никому дела не будет. Но было ведь уже подобное, не хочется повторяться. Тем более что раз назвался — с таким именем и останешься, в паспортный стол переменить не сходишь. Что же себе придумать поприличнее? Был бы Борисом, назвался бы Сэр Бор. Нет, что-то у меня настроение не тезоименитствующее. Может, вообще отложить на потом? Ладно, пока надо отвечать на конкретный вопрос.
— Понимаешь ли, сэр Жеральд, я не мог не ехать. И не потому, что мне грозила казнь, совсем не поэтому. Просто я чувствую в себе внутренний долг спасти принцессу. Она ведь оказалась, по сути, первым человеком, с которым я встретился здесь, в вашем ми... королевстве. Если бы я не вышел из леса в том месте, где гуляла принцесса и не заговорил с ней — может быть, дракон бы не унес ее. Нет, конечно, если он за ней давно охотился, то унес бы все равно, рано или поздно, со мной или без меня. Поэтому вины своей в ее похищении я не усматриваю, а вот долг спасти — ощущаю.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
