– Кишка у нее тонка кого-нибудь ударить, – с пафосом бросила Сисси, наслаждаясь ощущением безопасности за распростертыми руками Дженни Лопес. – Всем наплевать, что ты думаешь, Делия.
– Ой, Сисси… – Я дождалась, пока Дженни отодвинется, яркий румянец на щеках Делии немного побледнеет, а гости перестанут на нас пялиться. – Всем наплевать на тебя. Точка.
И на этом я ей врезала.
Глава 5
– …А потом Дженни пришлось меня уволить, но это ничего, она сама сказала, что это ничего, и вызвала мне такси. По-моему, удар вышел не очень сильным, потому что кровь у нее из носа не шла и опухоли не было, но, Боже мой, Алекс… – Я замолчала и глубоко вздохнула. – Я ей врезала!
Чувствуя себя как никогда сильной, я сидела на диване с пакетом замороженного гороха на руке и рассказывала Алексу историю о том, как сразила своего второго дракона.
– Слушай, сплошные драки… – Он снова приложил пакет мне к костяшкам и погладил по голове, откинув волосы назад. – Мне что, пора начинать бояться тебя?
– Да нет, это наши женские разборки, – отозвалась я, осторожно сгибая пальцы. Было почти не больно, но я ойкнула для порядка. – Тебе не стоит волноваться о домашнем насилии. Пока.
– Мне нравятся твои феминистские взгляды. – Он поцеловал меня в лоб и пошел к холодильнику за пивом, потому что мне требовалось выпить. – Значит, ты познакомилась с ее сестрой, и та оказалась вовсе не стервой?
– Да, она очень милая, – ответила я. – Я бы такую зафрендила в фейсбуке.
– Странная ты девушка. – Он остановился передо мной с «Короной» в руках, глядя в мои лихорадочно блестевшие глаза. – Давай еще раз, правильно ли я понял: во время кошачьей драки сатанистка Сисси была голой, а ты в… этом?
Как вы понимаете, я так и сидела в роскошном виниловом костюмчике. Оказывается, мужчины находят это сексуальным. Если бы кто-нибудь спровоцировал Крейга на мордобитие, Алекс обменялся бы с ним крепким рукопожатием и поставил пиво. По-моему, я тоже заслужила пива.
– Ты упускаешь главное. Она не только добилась моего увольнения, но и сделала все, чтобы я не нашла другой работы. Из-за Сисси мне приходится заново получать визу. По ее милости все это дерьмо и происходит. Вот в чем причина всех проблем.
– Мне казалось, проблемы нет, – сказал Алекс. – С визой?
– Э-э, ну да. – Я надула губы. Нет, сейчас момент неподходящий. – Ну, просто… Я предположила худший сценарий…
– Ты такая пессимистка, – усмехнулся Алекс, с размаху усаживаясь на диван и обнимая меня очень мягко и осторожно, с учетом боевых травм. – Расслабься, подожди, пока закончатся рождественские праздники, и мы все уладим. Никто не занимается такими делами под Новый год – у всех мозги уже в отпуске.
Я понимала – нужно сесть сейчас рядом с моим парнем и объяснить, что происходит, прочитать письмо из иммиграционной службы, просто поговорить. Но я так устала и была в таком бешенстве из-за Сисси, что, ну, в общем, искала предлоги. Еще я несколько растеряла решимость, сидя в своем виниле, поэтому вместо взрослого разговора со зрелым мужчиной о недетской ситуации, в которую я влипла, позволила себя обнять, тихо дуясь. Я поговорю с ним завтра. Я снова начну искать варианты получения визы. Я все сделаю правильно, вот только сперва сожгу костюм французской горничной.
После длинной субботы, полной поисков, «Гугла», просмотра «Настоящей крови» и мыслей о пицце, я заставила себя приготовиться к празднованию Рождества у Дженни. С учетом культурных особенностей – к рождественским праздникам, но я не совсем понимала особенности других культур, когда речь заходила о толстом дядьке в красном костюме с мехом, поэтому готовилась к Рождеству по собственному вкусу. Я надела «лабутены» Дженни (с ними ведь ничего не сделается, если я еще раз их поношу), красное шелковое платье «Марк» от «Марк Джейкобс» и густо нарумянилась. Платье двухгодичной давности (то есть древнее) было одним из немногих уцелевших остатков моего допарижского гардероба, но, к счастью, отлично подходило для Рождества. Рубиново-красное, с маленькими рукавами-фонариками и узкой талией, которая, однако, позволяла объедаться сладкими пирожками – представьте, я испекла сладкие пирожки.
Я решилась поговорить с Алексом о переплете с визой, даже достала из сумки письмо, чтобы ему показать, но он сбежал из дома с утра пораньше (по его меркам) и не появлялся, пока не пришло время сборов на вечеринку. Таким образом, мой план потерпел фиаско. Теперь придется собираться с мужеством завтра. Собраться с мужеством для меня означало выпить пару бокалов белого вина с содовой. Хотя мы через многое прошли и я знала о чувствах Алекса ко мне, некий голос все равно шептал на ухо, что он обрадуется моей депортации и с радостью воспримет свою вновь обретенную свободу. Этот голос можно было заглушить лишь двумя способами – спиртным или поцелуями, а во время поцелуев трудно разговаривать.
Тот же голос подсказывал мне: «В этих джинсах ты выглядишь толстой, а красная помада не оживляет твое лицо, напротив, ты выглядишь как шлюха». Ненавижу этот голос – отчасти матери, отчасти учительницы биологии из девятого класса, отчасти Джереми Кайла. Знакомство с Дженни помогло мне заключить голос в коробку, где ему и полагалось сидеть, но сейчас он прорывался сквозь стенки и слышался громко и четко. Я поступила как любая благовоспитанная англичанка: игнорировала его и загоняла внутрь, внутрь, внутрь, пока вместо крика на ухо он не превратился в неприятное ощущение под ложечкой. Дженни скажет: единственный способ заглушить этот голос – разобраться с проблемой, но ведь Дженни американка. Я предпочитаю тихо надеяться, что он уйдет сам собой, как крупный паук или непонятная сыпь в интересном месте. Раз я ничего не могла сделать для получения визы в субботний вечер, я решила таить все заботы в себе. Может, по ходу дела заработаю язву от наплыва проблем. Не стану я ни о чем волноваться в течение ближайших двенадцати часов. Вот. Готово. Почти удалось.
– Готова? – Вошел Алекс. Он не только вымыл и причесал волосы, он еще и облачился в костюм, рубашку и галстук. Я и забыла, что у него есть костюм, рубашка и даже галстук. Он выглядел до смешного красивым: костюм и галстук были черными и узкими, а рубашка сияла белизной. Окажись он девчонкой, покрутился бы на высоких каблуках, но, будучи мужественным молодым человеком, просто сунул ноги в черные «конверсы». Теоретически они не сочетались с костюмом, но, к раздражению тех, чей мальчик на побегушках рассекает в угрожающе остроносых туфлях, Алекс выглядел очень стильно.
– Кто там сегодня будет? – спросил он, когда мы закрыли за собой дверь и я ощутила обжигающе-ледяное дыхание нью-йоркской зимы на своих щеках. К счастью, сегодня только на щеках, а не на других округлостях. Жить у воды чудесно: у нас прекрасный вид на Манхэттен, а сидеть на крыше летом с бокалом холодного вина под легким ветерком просто восхитительно. Но зимой этот нежный бриз скреб кожу, как бритвой, промораживая насквозь, как лосьон после бритья. – Много народу или только свои? – Он взял меня за руку и сжал, притворяясь, что не боится.
– Ты же знаешь Дженни. – Я стиснула его ладонь, пытаясь отогреть потерявшие чувствительность пальцы. – Пригласила всех знакомых. Надеюсь, они не нагрянут одновременно.
– Прикольно было бы, – отозвался он, роясь в кармане в поисках карты на метро. – Я ее целую вечность не видел.
Как мило с его стороны притворяться, что он жаждет с ней встретиться. Алекс побаивается моей лучшей подруги и больших тусовок. Со сцены он способен увлечь тысячные стадионы, но на вечеринках ему неловко. Он будет расхаживать по комнате, улыбаться, кивать, смеяться, когда уместно, качать головой, когда нужно, и всем понравится, но я-то вижу, что ботаник, в старших классах помешавшийся на музыке, ботаником и останется. Несмотря на все, чего Алекс достиг к тридцати одному году, он инстинктивно ждет, что популярные детки вышибут его с пивной вечеринки. Он мне рассказывал, будто пиво там пьют бочонками. Меня тоже ни на одну такую попойку не приглашали. Забавно, до чего мужчины в чем-то иногда похожи на женщин.
Спустившись, скользя, по лестнице на платформу и протиснувшись через плотную толпу в куртках-парках, мне удалось ввалиться в открывшиеся двери поезда «Л» и даже занять место. Алекс стоял надо мной, крича сквозь шум и скрежет о поездах, в которых ездил в Токио, а я наблюдала, как две девицы разглядывают его зад. Мне хотелось возмутиться, но там действительно есть на что посмотреть.
«Значит, ему будет легко тебя заменить», – перебил голос рассказ Алекса, напомнив, как популярен мой бойфренд в нашем районе. Конечно, его хорошо принимали всюду, куда бы он ни приехал, но для бруклинских хипстеров он как валерьянка для котов. Бьюсь об заклад, две девицы в шортах из обрезанных джинсов поверх сетчатых колготок и в заношенных угги не сидели весь день, глядя на активных геев с замазанными зубной пастой прыщами; они, наверное, делали бижутерию из электрических проводов или рисовали хумусом что-то глубокое и иногда значительное.
