Я подумала, что Женевьева неспроста заговорила на более легком для себя языке. Видимо, тема была слишком важной.
— Нет, — ответила я. — Скорее, трепетала перед ним.
— А какая разница?
— Можно уважать человека, восхищаться им, почитать его и бояться обидеть. Это не тоже самое, что дрожать от страха перед ним самим.
— Давайте дальше говорить по-французски. Для английского наш разговор слишком серьезен.
Она боится своего отца, подумала я. Интересно, чем он так напугал ее? Странная она какая-то. Своенравная, несдержанная. В этом, конечно, его вина. Но куда смотрит ее мать?
— Значит, вашего отца вы не боялись?
— Нет. А ты своего?
Она не ответила, но я заметила ее взгляд, как у пойманного зверька.
— А… маму? — проронила я как бы невзначай.
Она посмотрела мне в глаза.
— Я отведу вас к ней.
— Что?
— Я сказала, что отведу вас к маме.
— Она в замке?
— Я знаю, где она. Пойдемте?
— Почему бы и нет? Конечно. С удовольствием с ней познакомлюсь.
— Вот и хорошо.
Она пошла впереди. Ее темные волосы сзади были аккуратно перехвачены голубой лентой. Возможно, именно прическа так изменила ее внешний вид. Гордая посадка головы, покатые плечи, длинная изящная шея. Будет настоящей красавицей, когда вырастет, подумала я. Интересно, похожа ли она на свою мать? Я стала думать, что скажу графине. Надо ей все как следует объяснить. Может быть, как женщина она отнесется ко мне с большим сочувствием, чем остальные. Женевьева замедлила шаг и пошла рядом со мной.
— Я — как два разных человека, правда?
— Что ты имеешь в виду?
— Две стороны моего характера.
По-твоему, из-за них ты чем-то отличаешься от других людей?
— У меня не так, как у всех. У других людей эти стороны дополняют друг друга, а у меня одна — прямая противоположность другой.
— Кто тебе это сказал?
— Нуну. Она говорит, что я близнец, поэтому у меня два разных лица. У меня день рождения в июне.
— Выдумки. Что же, все родившиеся в июне похожи на тебя?
— Никакие не выдумки! Вчера вы видели мое дурное «я», а сегодня я другая. Хорошая. Ведь я сказала, что сожалею о случившемся, верно?
— Хочу надеяться, что ты не лукавишь.
— Раз я сказала, значит, правда, сожалею.
— В таком случае могу дать тебе один совет. Когда плохо себя ведешь, вспомни, что потом будешь жалеть об этом.
— Да, вам надо было стать гувернанткой, — сказала она. — У них всегда все просто. Когда на меня находит, я уже не могу остановиться — как не могу не быть самой собой.
— Каждый человек может управлять своими поступками.
— Все от звезд. Это рок. От судьбы не уйдешь.
Ах, вот в чем дело! Впечатлительного ребенка отдали на попечение суеверной старухе и гувернантке, дрожащей от страха перед своей воспитанницей. Есть еще отец, который сам наводит ужас на эту девочку. Остается мать. Очень интересно с ней познакомиться. Скорее всего, она тоже трепещет перед графом — уж коли его все боятся. Несчастная женщина! Чем больше я узнавала о графе, тем большим монстром он мне представлялся.
— Люди — такие, какими хотят быть, — сказала я. — Что за нелепость — внушить себе, будто у тебя два характера, и стараться вести себя, как можно хуже.
— Я не стараюсь. Так получается.
— Но ты же знаешь, что это неслучайно.
В ту минуту я почти презирала себя. Увы, легко даются только чужие проблемы! Она еще совсем ребенок — маленький, несмышленый даже для своего возраста. Если бы мы стали друзьями, я, может быть, повлияла бы на нее.
— Я очень хочу увидеть твою маму, — сказала я, но не дождалась ответа.
Она побежала вперед, замелькала среди деревьев — быстроногая и не столь обремененная одеждой, как я. Подхватив юбки, я кинулась за ней, но вскоре потеряла девочку из виду и остановилась. Вокруг были густые заросли. Я не знала, куда идти, и решила, что заблудилась. Сразу появилось ощущение, похожее на то, которое я испытала в галерее, когда не могла открыть дверь, странное чувство тихого ужаса…
Как глупо было поддаться ему среди бела дня! Противная девчонка провела меня. Она ничуть не изменилась. Заставила поверить, что раскаивается. Ее слова звучали, как крик о помощи, а оказались пустым притворством.
Вдруг я услышала:
— Мисс! Мисс! Где вы? Сюда!
— Иду, — откликнулась я и пошла на голос.
За деревьями показалась Женевьева.
— Я подумала, что вы потерялись.
Она взяла меня за руку — как будто боялась, что я снова исчезну, — и мы пошли дальше. Через некоторое время деревья поредели, а потом совсем кончились. Перед нами лежал заросший травой пустырь. Я увидела белеющие памятники-надгробия и догадалась, что мы вышли на фамильное кладбище де ла Талей.
Все понятно. Ее мать умерла. Она ведет меня на ее могилу и называет это знакомством. Я была потрясена и немного встревожена. И впрямь странная девочка.
— Все де ла Тали заканчивают здесь свой жизненный путь, — сказала она торжественно. — Я тоже часто сюда прихожу.
— Твоя мама умерла?
— Пойдемте, я вам ее покажу.
Она провела меня по высокой траве, и вскоре мы подошли к довольно необычному памятнику. Он был похож на маленький дом. На крыше — красивая скульптурная композиция: ангелы с большой мраморной книгой. На обложке выгравирована эпитафия.
— Смотрите, — сказала она, — вот ее имя.
Я прочитала: «Франсуаза, графиня де ла Таль, тридцати лет». Взглянула на дату. Это случилось три года назад. Значит, девочка в одиннадцать лет лишилась матери.
— Я часто прихожу сюда, чтобы побыть с ней, — сказала она. — Мы разговариваем, мне здесь нравится. Тут очень тихо.
— Не надо бывать здесь без взрослых, — сказала я мягко.
— Я люблю приходить одна. Просто сегодня я хотела, чтобы вы познакомились.
Не знаю, что на меня нашло, но я спросила:
— А папа приходит?
— Нет. Он никогда не хотел быть с ней — тем более теперь.
— Откуда ты знаешь?
— Знаю. Она здесь оказалась потому, что он этого хотел. Она ему была не нужна.
— Ты, видно, сама не понимаешь, что говоришь!
— Очень даже понимаю, — ее глаза сверкнули. — Это вы не понимаете — вы ведь только что приехали! Я знаю, она ему мешала. Вот почему он убил ее.
Я в ужасе уставилась на девочку, а она, сразу позабыв обо мне, уже гладила ладонью мраморную плиту.
Вокруг — тишина. Палящее солнце. Склепы с останками давно умерших де ла Талей. Как мрачно! И нереально. Внутренний голос кричал мне, чтобы я бежала прочь из этого дома. Но даже в ту минуту я знала, что при малейшей возможности останусь здесь. Теперь в Шато-Гайар меня привлекали не только мои любимые картины.
