— И как далеко вы продвинулись? — пожелал узнать Киношита.
— Примерно тридцать слов. Может, даже тридцать два.
— За три года?
— При расшифровке многих других языков за тот же период результаты бывают и хуже. — Николас о чем-то задумался, а потом продолжил:
— Самое важное в этом деле определить, разумен ли инопланетянин. Многие животные общаются с помощью звуков.
— Сколько времени вам потребовалось, чтобы выучить терранский? — спросил Киношита у Голубых Глазок.
— Примерно неделю. — Дракон улыбнулся… как умел: челюсти разошлись, глаза сощурились. — Пустяковое дело.
— Правительство могло бы найти тебе применение в Управлении межпланетных дел.
— Олигархия не нанимает инопланетян на государственную службу, или ты этого не заметил? — спросил Голубые Глазки.
— Раньше нанимали.
— После Домарийского мятежа эта практика прекращена, — ответил дракон, и Найтхаук почувствовал, как каблук Киношиты нажал ему на пальцы ноги.
Ладно, подумал он, это случилось в последние сто лет, поэтому я и не знаю. А теперь оставь мою ногу в покое.
— Я работал в этом Управлении, — вставил Николас и поморщился. — Пока мы не разошлись во мнении о налогах.
— Правда?
Николас широко улыбнулся.
— Они считали, что уплата налогов — обязанность, а я говорил, что это сугубо добровольное дело. Вот и улетел в Пограничье, где налогов не платят вовсе.
— Так давайте присядем и познакомимся поближе. — Голубые Глазки опустился на свой необычный стул и дал знак бармену, который тут же подскочил к столику с бутылкой и тремя стаканами.
— Хорошая идея, — ответил Найтхаук, усаживаясь с Киношитой напротив.
— Постарайтесь его разозлить, — попросил Николас. Он позаимствовал стул от соседнего столика и тоже сел.
— Зачем? — полюбопытствовал Найтхаук.
— Разозлившись, он начинает ругаться на родном языке. А в остальное время говорит только на терранском, чтобы досадить мне.
— Будь осторожен, друг мой, — предупредил, дракон. — Если перегнуть палку, я перейду на мертвые языки, вроде английского или суахили, и этим просто сведу тебя с ума.
— Вы действительно можете говорить на мертвых человеческих языках? — спросил Найтхаук.
— Конечно, — ответил Голубые Глазки. — Языки — это чепуха. Отказаться от наркотиков — вот что трудно.
Найтхаук увидел свой шанс и не упустил его.
— А как насчет арабского?
— Арабский — это очень широкое понятие, мистер… э… слушайте, а я ведь не знаю, как вас зовут.
— Найтхаук. Джефферсон Найтхаук. А это Ито Киношита.
— Я слышал немало историй про Джефферсона Найтхаука. Он — личность известная.
— Я тоже их слышал. Тот Найтхаук жил сто лет назад, а то и больше.
— Вроде бы да. Так на чем мы остановились?
— Мы говорили об арабском.
— И я собирался объяснить, что понятие «арабский язык» охватывает пару сотен диалектов. Сказать, что два народа похожи, так как оба говорят на арабском, все равно что не видеть отличий между рафинитами и йорбанами только потому, что и те, и другие дышат хлором.
— Я вас понял.
— И все-таки мне любопытно, почему вас интересует арабский.
— Все очень просто. — Найтхаук плеснул в стакан голубоватого виски, выпил. — Ибн-бен-Халид — арабское имя. Если ему надо отдавать приказы и он опасается, что его каналы связи прослушиваются, он может перейти на один из арабских диалектов, и, вероятно, никто не поймет, что он говорит.
— Интересная мысль, — признал Голубые Глазки. — Но скорее всего Ибн-бен-Халид такой же профан в древних языках, как и вы.
— И все-таки мысль интересная, — внезапно влез в разговор Николас. — Я скажу об этом Халиду, когда увижу его в следующий раз.
Найтхаук едва не спросил: «А часто вы его видите?» — но в последний момент сдержался.
— Что-то мы очень много говорим о мертвечине, — заметил Голубые Глазки. — Мертвые языки, мертвые киллеры.
— В Пограничье смерти хватает, — ответил Найтхаук.
— Сейчас ее не так много, как раньше.
— Почему ты так решил?
— Причина тобой названа — Ибн-бен-Халид.
Давай, Ито, отдал мысленный приказ Найтхаук, пора выяснять, кто что думает по этому поводу.
— Я слышал, он обычный похититель, — заговорил Киношита, словно прочитав мысли Найтхаука.
— Ну что вы! На самом деле этим его деятельность не ограничивается, — ответил Голубые Глазки. — Полагаю, вы намекаете на похищение дочери Кассия Хилла.
— Говорят, он держит ее ради выкупа, — продолжил Киношита. — А потому ничем не отличается от обыкновенного похитителя.
— Вот уж обыкновенного в нем ничего нет, — возразил дракон.
— А я говорю, что Халид — похититель и убийца! — выкрикнул Киношита, гадая, как быстро и кто пристрелит его.
— Все так, — согласился Найтхаук. — Но он борется за правое дело, а тут все средства хороши.
— Что хорошего в убийстве? — пожелал знать Киношита.
— Случается, что оставить врага в живых еще хуже, поэтому из двух зол выбираешь меньшее. Может, кому-нибудь это и не понравится, но приходится делать что должно.
— Давайте-ка держать себя в руках, — попытался успокоить своих гостей дракон. — Из тех, кто сидит за этим столиком, Ибн-бен-Халид никому не причинил зла.
— Чертовски верно, — поддержал его Найтхаук. — Будь он здесь, я бы так ему и сказал.
Черт, хотел бы я посмотреть на лица тех, кто окружает нас, думал он. Достаточно громко мы говорим, Мелисенд? Реагирует ли кто на наши слова?
— Я готов рассказать вам историю об Ибн-бен-Халиде, подтверждающую мое мнение о нем.
— Избавь нас от своих глупых историй, — воскликнул Николас.
— Да, — поддакнул Киношита. — Я не хочу слушать его адвокатов.
— Как скажете. — Дракон пожал плечами, замерцав всеми своими чешуйками.
Спасибо тебе, приятель, со злостью подумал Найтхаук. Переигрывать ни к чему! Нам нужна любая информация, касающаяся Ибн-бен-Халида.
— Так откуда вы прибыли к нам, мистер Найтхаук, и чем занимаетесь?
— Прибыл я оттуда. — Взмах руки Найтхаука охватил полгалактики. — А занятие у меня простое — улаживаю конфликты.
— Какие?
— Те, что беспокоят заказчика.
Голубые Глазки глубоко вздохнул.
— Я так давно не общался с драконихой.
Найтхаук хохотнул.
— Вот это не по моей части.
— Так я и знал, — печально ответил Голубые Глазки и повернулся к Николасу, который в очередной раз наполнял стакан. — Послушай, не стоит так частить. Ты уже ополовинил бутылку.
Николас молча поднялся и, шатаясь, зашагал прочь. Потом, чтобы его неудовольствия, не дай Бог, никто не заметил, вернулся, поднял стул и попытался вспомнить, от какого столика он его взял. Наконец на лице его отразилось полное замешательство, он опустил стул на прежнее место и снова сел.
— Хорошо погулял? — спросил Голубые Глазки.
— Неплохо, неплохо, — ответил Николас. Его потянуло вперед, голова упала на стол, и он тут же захрапел.
— Полагаю, на сегодня работа над словарем закончена, — прокомментировал Голубые Глазки и внезапно произнес неудобоваримую фразу на родном языке. — Чтобы вы потом сказали ему, чего он лишился. — Дракон повернулся к Киношите. — Я не спросил, что делаете вы, мистер Киношита.
Ито указал на Найтхаука.
— Я — с ним. Пока он не решит, что нам пора умереть от руки Ибн-бен-Халида.
— Я против Халида ничего не имею, — возразил Найтхаук. — Черт, да я скорее на его стороне.
— Именно про это я и толкую. Нельзя доверять убийце.
— Я бы советовал тебе выбирать слова, когда говоришь о нем. — В голосе Найтхаука слышались угрожающие нотки.
— Господа, господа, — Голубые Глазки поднялся, — в «Синем драконе» драки запрещены.
Поднялся и Киношита.
— Ладно, я знаю, когда мое присутствие в тягость. Я ухожу. — Он повернулся и направился к двери.
— Ему есть где переночевать? — спросил Голубые Глазки.
— Это не твоя проблема, — ответил Найтхаук.
— Святая правда. — Дракон сел и долго не сводил с Найтхаука светло-синих глаз. — Ты мне нравишься, Джефферсон Найтхаук. Расскажи о себе.
— Рассказывать особо нечего.
— А я думаю, есть. Твоя манера держаться, тщательно выбирать слова говорит о том, что… ты опасен. Прости за неделикатный вопрос, но скольких людей ты убил?
— Прости за неделикатный ответ, но пошел-ка ты на хер.
— Я могу, знаешь ли, — ответил Голубые Глазки. — Именно поэтому я не трачу свои сбережения на поиски драконихи.
— Ты уж извини, но мне как-то без разницы, гоняешь ты шкурку или нет.
Дракон опять заухал. Махнул рукой бармену, и тот принес сферическую бутылку и высокий стакан из тонкого стекла. Голубые Глазки открыл бутылку, наполнил стакан наполовину, затем долил доверху виски. Смесь зашипела, над стаканом закурился дымок.
— Я думал, ты не пьешь с посетителями, — заметил Найтхаук.
— Когда я это говорил, ты был посетителем. Теперь ты — друг.
