Завершая свое наставление, Учитель истолковал свой рассказ, связывая перерождения с обретением плодов: «Уббари в ту пору – это оставшаяся в миру супруга монаха. Царем Ассакой был тоскующий монах, отшельником же – я сам».
Панчатантра
Книга, возникшая на основе фольклорных повестей и притч, стала одним из самых популярных произведений мировой литературы. Однако история ее возникновения все еще остается недостаточно проясненной. Лишь в 1199 году джайнский монах придал Панчатантре ее нынешний вид, хотя еще в 570 году почти в таком же виде она стала известна за пределами Индии, благодаря переводу на персидский язык. Тантры учат, как управлять государством, наставляют в делах житейских, славят здравый смысл, осуждают пороки. В книге нашла отражение вся совокупность социальных и этических проблем Древней Индии, переданная через описание реальных черт жизни, быта и обычаев.
Один бедный ткач, как ни отговаривала его жена, отправился па заработки в другую страпу, а через три года, получив 300 золотых, решил вернуться назад. На полпути к дому он заночевал в лесу, и ему приснились два устрашающего обличья мужа, беседующих между собой. Это были Ка – тар (творец) и Карман (олицетворение закона кармы справедливого воздаяния).
Слушай Картар, сказал один, неужели не известно тебе, что ткачу определен достаток не больший, чем требуется на покупку одежды и пропитания? Почему же ты позволил ему заработать столько денег?
Слушай, Карман, ответил другой. Мое дело – достойно вознаграждать усе – дие. А что ты им оставишь от этого вознаграждения дело твое.
Когда, пробудившись, ткач заглянул в свой узелок, там не оказалось ни одной золотой монеты. «Что за напасть! – огорчился он. С таким трудом заработал деньги, а они улетучились куда-то. Как же я теперь покажусь на глаза жене?» Поразмыслив, он отправился в другой город и заработал там 500 золотых. По дороге домой он сильно устал, однако отдыхать все же не стал, опасаясь лишиться своего богатства. Он даже ускорил шаг, но и на этот раз ему померещились два мужа ужасающего обличья: они шли рядом и разговаривали между собой.
– Слушай Картар, начал один, почему ты позволил ткачу заработать еще больше денег? Неужто не ведаешь о том, что ему определен достаток не больший, чем требуется на покупку одежды и пропитания?
Слушай, Карман, ответил другой. Я всегда вознаграждаю усердных. А что уж ты им оставишь дело твое. Что же ты меня укоряешь?
Ткач тут же развязал узелок и увидел, что в нем не осталось ни одного золотого. «Зачем мне и жить? – загоревал он. Осталось только повеситься». Он сплел веревку, как вдруг услышал голос с высоты: «Ступай домой. Я очень доволен проявленным тобой усердием. Проси любую награду». Поскольку ткач опять попросил денег, история повторилась…
Хитопадеша
История полезных наставлений и разнообразных бытовых поучений уходит корнями в незапамятные времена. В индийском «Домострое» житейская мудрость приобрела форму красочных историй с запутанным сюжетом, где в нужной пропорции сочетаются притягательный порок и непоколебимая добродетель.
Действуй по обстоятельствам. В одном саду жила старая змея. От дряхлости она уже не могла ловить лягушек и лежала неподвижно на берегу пруда.
Тут одна лягушка с безопасного расстояния заговорила с ней: «Отчего ты не охотишься?» И змея стала рассказывать:
У брахмана Каундиньи был сын лет двадцати, обладавший всяческими достоинствами. Как на грех, я, негодная, укусила его. Увидел брахман своего сына мертвым, упал он и в горе катался по земле. Тогда пришли к нему все родственники, и один из них, только что окончивший обучение молодой человек, сказал: «Друг Каундилья! Неразумно ты делаешь, что так убиваешься. Послушай! Как только родится человек, его берет на руки, как кормилица, бренность, а потом уже мать: где же после этого место для скорби? Телу грозит разрушение, счастье ведет к несчастью, свиданье – к разлуке: все возникающее погибает. Счастье не в том, чтобы продолжать жизнь, совершенно бессмысленную, состоящую из рождения, смерти, старости, болезней и страдания. Не радость, а горе – условие счастья: о счастье говорят тогда, когда кто-нибудь избавляется от страдания». И Каундилья, согласившись со сказанным, проклял меня: «Теперь ты должна будешь возить лягушек на себе верхом…» – И вот я здесь лежу, обреченная исполнять проклятие брахмана возить лягушек.
Тогда лягушка отправилась к своему царю и рассказала об этом. Царь лягушек пришел, чтобы поездить на змее, но она еле двигалась. Тогда он спросил: «Почему это ты так медленно ползаешь?» «Я ослабела от недостатка пищи». – «Можешь есть моих подданных, я разрешаю». Приняв эту великую милость, змея по очереди съела всех лягушек, а под конец и их царя.
* * *
В мировоззрении древних индийцев вполне органично уживались такие плохо совместимые составляющие, как изощренные логические построения и развитое мифологическое мышление. Причем это касалось не только различия между религиозными течениями и философскими школами, но даже в пределах одной традиции всегда присутствовали абстрактные и образные формы выражения мысли. Поэтому нет ничего удивительного, что в буддизме наряду с разработанной теорией причинно-следственных связей, объясняющей работу отлаженного механизма переходов живых существ между мирами, можно встретить описание Царя Смерти с Зеркалом Кармы в руках. Или в йоге среди тщательно детализированных методов различения и преодоления конкретных кармических следов мы наталкиваемся на замечание, что того же самого результата можно достичь и просто по любви к Богу. Эта особенность сыграла свою роль в восприятии учения о карме современным западным обществом и породила впоследствии немало недоразумений в истолковании закона кармы.
Современные представления о карме
С начала XX века сведения о карме и перевоплощениях начали поступать на Запад в основном двумя путями, которые имели прямо противоположную направленность. С одной стороны, это миссионерская деятельность индийских учителей, совершающих поездки в Америку и Европу с лекциями и семинарами; с другой, это паломничество западных учителей на прародину человечества в поисках корней знания. Восприятие понятия кармы составлялось одновременно из несовместимых попыток индийцев объяснить его и попыток европейцев понять его – отсюда возникали разные, во многом несходные теории.
Следующее наслоение инакомыслия в решении кармических вопросов создается мыслителями, переработавшими наследие «паломников» обоих направлений. Среди них основное различие состоит уже во временной ориентации: одни стараются найти и удержать исконное значение закона кармы, а другие сознательно вводят и развивают «современное представление о карме». Эти процессы происходят также и в самой Индии, где постоянно появляются неортодоксальные учения, создавая тем самым предпосылки для новой волны «эмиграции» знания.
Представить достоверную ситуацию, сложившуюся вокруг понятия кармы в XX веке, непросто по многим причинам. Изложение древних учений весьма затруднено недостатком исторических сведений и хороших переводов оригинальных текстов. Однако для современной ситуации характерны особые трудности. Прежде всего, мы имеем дело не с устоявшимися традициями, прошедшими отбор временем, а с продолжающимся брожением переосмысления древнего наследия. Далее, в истолковании понятия кармы оказались заинтересованы представители западной культуры, и они стараются выразить свое понимание в привычных стереотипах мышления. Необходимо излагать и контекст, в который попадают сведения о кармической обусловленности, но невозможно погружаться в проблемы западного мира в рамках небольшого исторического очерка.
Главное препятствие на пути передачи целостной картины, или хотя бы мозаики из современных учений о карме, создается следующим парадоксальным обстоятельством. Построение единой кармической теории подвержено тенденциям, которые в последнее время направляют решение любых теоретических задач – это попытки сочетать узкую специализацию и углубленное изучение вопроса с широким подходом и стремлением к синтезу несовместимых точек зрения. Закон кармы известен современному человеку во многих определениях, почерпнутых из независимых источников, и в его сознании оседает некое усредненное содержание. В противовес такой «всеядности» появляется множество «реформаторов», которые вещают непосредственно «от себя», перечеркивая все прежние представления и пытаясь положить начало какой-нибудь новой своеобразной традиции.
Еще больше усложняет нашу задачу огромный объем материала на тему кармы, – ведь это понятие продолжает оставаться основополагающим для всех индийских учений и именно ему приходится быть наиболее пластичным во всех религиозных и социальных диалогах между Востоком и Западом. В современном мире всякое сообщение фиксируется и сохраняется, поэтому нагромождение даже самых неудачных и нелепых теорий кармы продолжает заполнять информационное пространство и затрудняет отбор концепций, на рассмотрении которых действительно стоит остановить внимание.
