Да, написанное мной уже стало историей. Она только началась и одному Богу известно, чем кончится, но то, что было – запечатлено.
И кто же из нас важнее для будущих поколений? Тот, кто творит деяния, или тот, кто их доносит до грядущего?
День рождения
17 октября 1997 года. РеальностьЯ многого не помню. Не помню, что было утром, за исключеньем легкой грусти, как отголоска сказочного сна. Не помню, что я делал на работе. Не помню цвет салфеток в той кафешке, где праздновали день рождения Вадима.
Я запомнил только тебя.
Мягкий овал лица с чуть заостренным «кошачьим» подбородком. Волну золотисто-каштановых волос, касающихся кончиками плеч. Плавные взмахи бровей. Крупные и четкие, но вместе с тем мягкие и нежные черты. И серые глаза. Внимательные и добрые, сильные и веселые. Я случайно встретился с ними – и остался в них навсегда.
Ты улыбнулась мне. Не знаю, почему. Может, почувствовала тоненькую еще нить, которая уже успела нас связать. А может просто так, каким-то своим мыслям.
Меня накрыла теплая волна. И стало все равно, что будет дальше, как обойдется со мной жизнь, и чем все кончится…
Вот так вот.
А потом пришла боль.
Боль, оттого, что Вадька по-хозяйски обнимал тебя при всех. Боль оттого, что он привез тебя в своей машине, а вечером увез домой.
Не знаю, была ли то ревность. Наверно, нет. Скорей сожаление и обида. Будь вместо Вадьки кто-нибудь другой… Но с ним… Нет, не заслуживает он тебя.
Тем более после того разговора.
Ты пошла заказать кофе. Серега спросил:
– Эта Наташка – та самая твоя зазноба?
– Ага.
– И как она?
– Нифигово. Но тебе пробовать не советую. Морду начищу.
– Да ты прямо рабовладелец, – поддел его Генка.
– А вот это – мое дело. Ладно, пойду, клинья подобью на сегодняшний вечер.
Спустя полминуты он, приобняв тебя за плечи, что-то тихонько нашептывал на ушко.
И все восприняли это как должное. Серега, Генка, и Армен – с понимающими ухмылками. Рома – сделав вид, что ничего не произошло. Андрюшка встретился со мной удивленным взглядом, поджал губы и покачал головой.
А я… Я вежливо улыбался… И презирал себя за эту улыбку, за то предательство, с которого начал наше знакомство.
Сарагон
27 звездняВот и закончены сборы. Дружина отдохнула от битвы с войсками Арниппы. Залечены раны, наточено оружие. Рыцарские мечи сверкают голубоватым огнем свежих заклинаний, наложенных леди Мелисой и ее сестрами.
А смерды и пленные построили катапульты и сколотили три десятка длинных штурмовых лестниц.
И даже мой учитель – старый седой отец Дунвар достал видавший виды дорожный посох и каждую ночь, стоя на балконе главной башни, простирал его к звездам, наполняя заклинаниями ветра и дождя, радуги и Луны, призывая в помощь светлые и серые силы.
Пройдет еще два дня, и они уйдут. Уйдут на запад, к горам Вангора. За которыми, на берегу Западного Океана, высится темная громада цитадели черного рыцаря Ротмара.
И опустеет замок Лорены. И останутся в нем только женщины, старики и детишки. Да еще я.
Я, летописец Сквор, одиноко сидящий в своей келье и ждущий вестей, чтобы нанести на пергаментные листы вязь иероглифов.
Смешно. Закорючка, похожая на домик – означает «Победа», а другая, с чуть другим наклоном – «Поражение». И другие значки. Маленькие черные значки на желтоватом пергаменте: «Смерть», «Боль», «Горе», «Счастье»… Что общего у этих значков с настоящими болью и счастьем? С любовью и смертью?
Ни-че-го.
Что общего у того, чем я занимаюсь, с настоящей жизнью?
Ни-че-го.
Нет, с меня хватит. У меня не достанет смелости взять в руки меч, но поехать вместе со всеми я могу, а значит должен.
Так тому и быть.
Наташа
12 ноябряВадим жил в новенькой девятиэтажке, выросшей в недавно отстроенном микрорайоне. У него была прилично обставленная двухкомнатная квартира на втором этаже. Я бывал там дважды и потому хорошо запомнил дорогу.
На этот раз я пришел к нему по заданию шефа. Тот вознамерился послать Вадьку в срочную командировку, вот и отправил меня сообщить ему эту приятную новость…
Черная железная дверь. Белая клавиша звонка. Я не люблю ходить в гости, боюсь принести неудобство хозяевам. Палец коснулся прохладного пластика. Я боюсь людей, боюсь общения, мне кажется, что я говорю тонким противным голосом с отвратительной дикцией – это не так, но старый комплекс напрочь засел в мозгах. За дверью проиграла мелодия турецкого марша. Так противно чувствовать себя слабым и несбыточно мечтать о силе и славе. Громыхание открываемого замка…
Ты.
– Здравствуй… Олег.
– Здравствуй… Наташа.
– Проходи. Извини, что я вот так…
А как ты? На тебе теплый розово-фиолетовый халат и домашние тапочки. Волосы мокрые от недавно принятой ванны.
– А Вадик? Он где?
– Вышел. Но он скоро придет, поставит машину и вернется.
– Тогда я подожду, если ты не против, – откуда у меня взялось столько отчаянной нахальной смелости, чтобы это сказать?
– Конечно. Я варю кофе. И пока ты его не выпьешь, все равно не отпущу.
Ты улыбнулась, и мы на мгновение встретились глазами. Радость, внимание и интерес. Ниточка…
Мы сидели на кухне. Говорили обо всем. Это было как полет, как игра в команде, как работа с идеальным напарником. Каждое твое слово моментально находило отклик, а мои мысли заставляли тебя удивленно улыбаться и обвинять меня в телепатии. Я ни о чем тебя не спрашивал. Ты тоже. Но через полчаса мы знали друг о друге больше, чем кто-то узнает за годы.
Потому что слова были ширмой. Ощущали мы гораздо глубже.
Я назвал Вадика хорошим, честным парнем. Но ты посмотрела на меня с такой иронией, что я стушевался и сказал, что, мол, у каждого есть недостатки.
И наоборот.
– Наташа, а вы с ним хорошие друзья?
– …Да, – и поймав мой пристальный взгляд. – Ну, мы уже три года, как… знакомы. И потом – он дает мне работу. Возит товар, которым я торгую. Да и вообще, он настоящий мужик. Их так мало осталось в жизни…
– Да, конечно, – я опять уткнулся в чашку.
– У тебя красивое кольцо, – ты кивнула на мой деревянный перстенек.
Я торопливо снял его и передал тебе.
– Это одно из ранних, я сделал его года четыре назад.
– Какая прелесть, – ты осторожно взяла в руки темно-янтарное резное колечко с вкрапленным кусочком малахита и еще раз повторила: – Какая прелесть!
– Сейчас я делаю лучше. Была даже идея заняться ремеслом. У меня таких скопилось десятка три, если хочешь, принесу посмотреть.
– Обязательно принеси… если не трудно. А я могу попробовать выставить их на продажу.
– Давай, Наташа… А как мне тебя найти?
– Очень просто, Олежка, я торгую на галерее, мой лоток напротив «Оптики». Приходи, когда тебе будет удобно…
Звонок в дверь.
Я коротко передал Вадику шефовы распоряжения, отказался от еще одной чашечки кофе и быстренько одевшись, направился к двери. Пожал Вадику руку, буркнул:
– Пока!
И тебе, стоящей позади него:
– Счастливо.
И мы улыбнулись друг другу.
Сарагон. Дозор
Визг.
Он рубанул по ушам. Сжал сердце ледяной ладонью.
Кони прянули назад. Заблестели под Солнцем мечи.
А из сумрака ближнего леса с клекотом и улюлюканьем вылетели косматые комки нежити.
Клыкастые звериные морды, когтистые лапы, сжимающие широкие кривые тесаки, хлопанье коротких кожистых крыльев.
Волна ужаса и мерзостного отвращения.
Но сэр Горнер, не медля ни мгновения, пришпорил своего рослого вороного скакуна и, взмахнув над головой зеленовато поблескивающим «Змеерубом», пустился галопом навстречу врагу.
Его клич затерялся в адской какофонии, но это уже не имело значения. Рыцари, лишь секунду помедлив, чтобы взять управление над загарцевавшими конями, кинулись за своим предводителем.
Я остался один, пытаясь усмирить свою серую кобылу, которая никак не могла решить – то ли убежать, то ли кинуться за своими сородичами.
Я понимал ее. Сам чувствовал то же смешение страха и желания быть с остальными. Ни то, ни другое не взяло верх, и я остался на месте, глядя, как две лавины несутся друг на друга и сшибаются с лязгом железа, отвратительными хлюпающими ударами и воплями убиваемых.
Крылатые монстры были низкорослы, но тяжелы, и силы недоразвитых крыльев хватало лишь на прыжки-перелеты. Но инерция их кряжистых тел была велика, и те рыцари, которые не успевали увернуться, слетали с коней, или даже опрокидывались вместе с ними.
Но Конная гвардия не даром носит свой высокий титул. Воины умело отбивались щитами, пригибались, уворачивались и наносили своими длинными прямыми мечами скупые, но молниеносные и страшные в своей силе удары. Разрубали мерзких тварей на лету. Рыцари сгруппировались клином и, не сбавляя скорости, расчленили надвое толпу нападавших, разметали ее в стороны, сбили напор, обратили в бегство и хлынули потоком, догоняя и добивая уцелевших монстров.
