Пиренгул сразу взялся за наведение порядка. Первым делом построил всех воинов, отчитал их, как сопливых мальчишек, показал, что будет с теми, кто и дальше станет нарушать дисциплину, и тиренцы присмирели и бросились чистить давно заброшенные щиты и латы. Дело в том, что наказание показалось им ужасней смерти: Отиг, магистр-Хранящий, пришедший вместе с князем, создавал под особо провинившимися командирами, специально выбирая среди них магов, «зыбучую яму», и те проваливались. Причем было не важно: успевали они закрыться защитой или нет. Пока их отправили недалеко, за стены города, так сказать «для примера», однако Отиг вполне мог «выкинуть» и за пределы пятна, вернуть в Тир, о чем недвусмысленно предупредил Пиренгул. Ничего хуже этого воины не могли себе представить. Кальварион воспринимался ими, неприхотливыми кочевниками, «счастливыми долинами предков», где они поселились при жизни…
Дисциплина наладилась. Вскоре Отиг, при помощи еще одного мага-Хранящего и Андрея, построил храм «новорожденного» бога, Эледриаса — недавно ставшего безраздельным «хозяином» всех пятен — осколков мира каганов и альганов, пять сотен лет назад появившихся на Гее. В этом храме, новоиспеченная Верховная жрица — Грация, венчала на княжение Гелинию. Теперь она стала полноправной княгиней всей долины и города Кальвариона. Конечно, она слушала отца и принимала советы мужа, но распоряжаться стала сама. А число её подданных резко возросло: бывшие рабы из Тира, Эндогории, а бывало и из заморских стран, ведомые волей Эледриаса — «Защитника и Освободителя», охраняемые некогда злобными тварями пятна, шли в долину Кальвариона, как представлялось Гелинии, «нескончаемым потоком». Поток, разумеется, в конце концов иссяк и население непризнанного княжества стабилизировалось в районе трехсот тысяч человек, из которых бывших невольников оказалось… «всего-то» тысяч восемьдесят. В Тире рабов изначально было немного, а эндогорцы быстро освоили тактику уничтожения собственных беглецов на границе пятна, когда они еще не попадали под защиту Эледриаса. Остальными жителями Кальвариона стали тиренцы, сорвавшиеся со скудеющих пастбищ, с городков, поселений и даже из столицы, из Эолгула, которые быстро вспомнили кочевое прошлое и ушли. Мамлюк, средний сын Пиренгула, не смог удержать степные рода, поехавшие вслед за первым организованным караваном. А потом, буквально на следующий год после «большого исхода», на Тир опустилась засуха. Тогда побежали остальные.
Неорганизованных, без должной охраны, их часто грабили эндогорцы, месхитинцы, галатинцы, а то вовсе интернациональный сброд, хлынувший в пятно в надежде разбогатеть. Впрочем, убивали немногих — только тех, кто защищался. Сдавшихся в плен — оставляли. Остальных же, в большинстве своем женщин и детей, под ругань и гиканье, под сальные шуточки — отпускали. И брели они пешком, голодные и холодные, ориентируясь на обманчиво близкие горы, на широкую плоскую, как будто ровно срезанную шутником-цирюльником, далеко не самую высокую вершину, всегда бесснежную «Красную гору». Красная — потому что в ясную безлунную ночь, над ней можно было разглядеть слабое, но невероятно красивое алое зарево — отблеск светящихся крыш большого города. Поначалу грабители пробовали оставлять «разумную добычу» себе, но быстро отказались от этой практики. На любую форму рабства пятно отвечало. Ночью в укрепленные лагеря врывались твари и вырезали всех, кто пытался оборонить невольников. Звери окружали людей кольцом и уводили туда, куда тиренцы и другие несчастные иных племен и народов, мечтали попасть изначально — в Кальварион. Не спасало разбойников, к которым можно смело отнести и регулярные армейские части, получившие приказ: «Всеми возможными способами не допускать усиления Кальвариона», и убийство безоружных пленников. В этом случае твари рвали виновников расправы, причем именно тех, кто принимал в ней участие. Эледриас подтверждал свое имя «Защитника и Освободителя», заслуженно неся титул Справедливый.
Когда Рус узнал о подобных случаях, то горестно покачал головой, сомневаясь: «Надолго ли? Когда все угомонится, в пятнах потечет обычная жизнь, то не станет он вмешиваться так прямо, не по-божески это… да и люди, что бы они ни говорили, не любят Высшего вмешательства в их жизнь. Свобода воли, чтоб её… Лоос на этом погорела, а остальные боги помудрее её будут», — при воспоминании о паучихе в сердце что-то кольнуло. Он не обратил на это внимания. И зачем ругнулся на «свободу воли» — тоже не понял. Впрочем, и не особо задумался. Не любил Рус без особой причины заниматься самоанализом.
Гелиния, не без участия Пиренгула и Руса, решила, что бесплатная еда, драгоценности, одежда, которые находили почти в каждом каганском здании — непозволительная роскошь, плодящая бездельников. Отиг привел в город своих помощников: Рустама и Портурия — отпускных мастеров из его орденской школы, и они, с помощью ученика-Хранящего Леона, еще одного подмастерья-Хранящего и шести магов-Пронзающих, отыскавшихся среди немногочисленных склонных к Силе, состоящих на службе у Пиренгула, за месяц построили стену длиной более двух миль и высотой восемь локтей, отгородившую участок Кальвариона, в котором устроили всевозможные склады. Княгиня объявила все каганское продовольствие, оружие, амулеты, украшения, одежду и ткани — собственностью казны, которое будет храниться в качестве неприкосновенного запаса, но милостиво разрешила «доесть» те продукты, которые нашлись уже во вскрытых домах и которые она оставила хозяевам. А под это понятие попадали только семейные тиренцы из числа первых пяти сотен воинов, заброшенных сюда по приказу Пиренгула с целью разведки. Остальное обнаруженные поселенцами продовольствие и прочие ценности повелела сдать на склады. Нарушителей ждала высылка в Тир, причем всем семейством.
Разгорелись нешуточные волнения, которые были подавлены пятью сотнями этрусков, ставшими неофициальной гвардией княгини. Хвала богам, обошлось смертоубийства: бунтовщикам хватило избиения и вида десятка воинов из «первого пула», которых вместе с семьями отправили в Эолгул. Большую роль в наведении порядка сыграла Верховная жрица Эледриаса со своими жрецами. Они разили «словом божьим» — из «Сакральных списков», а не Словом — божественным желанием. Народ уговорили и он затих.
Количество посвященных новому богу росло, как на дрожжах. Конечно, в основном за счет бывших рабов. Но и некоторые тиренцы из числа тех, кто сохранял веру в Духов Предков, под впечатлением «чудес» Кальвариона, спешили посвятиться могучему богу, без чьего участия, по их наивным размышлениям, невозможно было построить такую «огромную красотищу».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
