стало покупать их не по карману. А озлобленные люди подобны кучке сухого пороха…
— Зачем же тогда пустили этих красноголовых в страну Ямато?
— А они и не спрашивали разрешения. Пустили торговать сперва одних португальцев, за ними пролезли голландцы, потом испанцы, французы, англичане, американцы, русские… Их настойчиво выгоняли, но в шестом году Каэй в Урагу на громадном броненосце приплыли американцы и под угрозой пушек заставили сёгуна подписать договор о дружбе, а затем и о торговле…
Андо презрительно наморщил нос.
— Есть такая притча. В поисках пищи два голодных волка ночью обшарили всю деревню, но ничего не нашли. Вдруг в одном из домов открылась дверь, и на улицу вышел мудрец-конфуцианец, бормоча свои наставления. Не умирать же волкам с голоду? Вот один из них и проглотил мудреца, но тут же с отвращением отрыгнул. Другой волк, позавидовавший было ему, с изумлением спросил: «Чем же тебе не пришелся по вкусу такой упитанный мудрец?» «Тухлятина», — был ему ответ.
— И все же, неужели хотя бы тогда, в годах Каэй{14} и Ансэй{15} у правительства бакуфу{16} не хватило ума и сил выдворить красноголовых?
Андо нехотя ответил:
— Я состоял в охране князя и часто присутствовал при его разговорах с советниками и чиновниками бакуфу и понял, что ума-то у них хватало, да вот с силенками было плоховато. К тому же разброд был великий среди даймё. Одни были заняты внутренними проблемами своих княжеств, другие не желали подчиняться правительству бакуфу, а третьи, как наш князь, тогда уже Симадзу Хисамицу, хотя на словах и выступали за изгнание иноземцев из Японии, однако к себе их приглашали. Знали силу пушек иноземцев, и что без их помощи из дикости не выберешься, но не понимали, что отдельными княжествами красноголовым противостоять невозможно. Помню, какой переполох был в кагосимском замке, когда в первом году Бункю{17} стало известно, что русский военный корабль «Посадник» захватил княжество Цусиму. Цусимский князь оказался бессилен и помочь-то ему было некому. Хорошо, что через некоторое время английские военные корабли заставили русских убраться, но как всех напугали наглость и бесцеремонность красноголовых…
Молодой самурай сокрушенно покачал головой.
— Точно, против иноземных пушек и ружей с мечами и в кожаных латах не пойдешь.
— Вот и надеялись некоторые даймё, воспользовавшись помощью красноголовых, сперва хорошенько вооружиться, а уж затем…
— Правильно, правильно, — горячо поддержал их молодой самурай, — сперва хорошенько вооружиться, а потом…
— А уже затем, — насмешливо продолжил Андо, — они поняли, что для того, чтобы вооружиться, надо либо пользоваться уже готовым их оружием, то есть попасть в полную зависимость от красноголовых, чего они очень не хотели, либо строить свои заводы и фабрики, что без больших денег и помощи тех же красноголовых невозможно…
— Точно, — растерянно согласился молодой самурай, — не то, что военный корабль, даже пушку, ружье в кузне не выкуешь, это не самурайский меч.
— Учти, красноголовые сразу сообразили, что на вражде партий, одна из которых поддерживала сёгуна, а другая — императора, можно погреть руки, и принялись их вооружать. Французы — сёгунат, а Англия — их противников.
— А сацумский князь был сторонником какой партии?
— Я уже оказал, что князем в то время был Симадзу Хисимицу, отец нынешнего князя. В его душе смыкались и княжеская спесь, и ненасытная жадность, и желание возвыситься над всеми даймё и стать вровень с сёгуном, и хитрость, и трусость, и коварство. Да вот пример. Во втором году Бункю в месяце хадзуки в Намамуги во время прохождения процессии князя Симадзу попались ему навстречу трое им же в княжество и приглашенных англичан, желавших полюбоваться необычным для них зрелищем. И до того взыгралась княжеская спесь у Хисамицу, что он велел изрубить их. Я там не присутствовал, оставался в кагосимском замке, но по рассказам, одного англичанина зарубили мечом, а двоих ранили. Не прошло и года, как англичане в отместку с военного корабля обстреляли Кагосиму. Представь панику в нашем маленьком, застроенном легкими деревянными домишками городке, когда на него обрушились вражеские ядра. Хисамицу неустанно твердил, что он за закрытие страны и удаление иноземцев, но в Сацуме все знали о его контрабандной торговле. На словах он был против чуждого истинному самураю торгашеского духа и технических новшеств красноголовых, но в своем княжестве настойчиво их вводил, развивая торговлю с иноземцами.
— Все мы сейчас двоедушны, — горько пробормотал молодой самурай.
— Душа его металась. С одной стороны, он был сторонником партии возвышения императора и изгнания варваров, а с другой считал, что правительство бакуфу обеспечивает в стране хоть какой-то порядок; а что будет, когда к власти придут молодые и пылкие сторонники почитания императора, неизвестно. Душа его рвалась на части. Как верный вассал, он поддерживал сёгуна, но сам стремился возвыситься над всеми даймё и навязывать свою волю империи Ямато. А для этого ему нужно было современное оружие красноголовых, то есть торговля с ними. Я хорошо помню, как, несмотря на действовавший еще строжайший запрет на всяческие сношения с красноголовыми, князь Симадзу Хисамицу пригласил к себе в замок английского посла Паркса и командира их эскадры Кинга. «Зачем?» — спросишь ты. Конечно же, они с Сайго просили оружие.
Молодой самурай слушал старого воина с живейшим интересом. И видно было, что не простое любопытство, а какие-то глубокие тайные мысли владеют им. Когда Андо, выговорившись, надолго замолкал, молодой самурай подливал в чарку сакэ, чтобы смягчить булат его души.
— Сайго тогда был уже советником князя?
— Бери выше. Сайго уже командовал сацумской армией!
— А что же ты, Андо-доно, ведь, говоришь, ты начинал вместе с Сайго?
— Ты хочешь сказать, почему я оказался простым воином? Эх, тут, знаешь, никому не известно, кто выиграл, а кто — проиграл, кто получил больше, а кто — меньше, кто в жизни оказался счастливей… Вот, скажем, где сейчас Сайго? А я — вот, сижу с тобой за чаркой сакэ и поминаю его душу. Сайго очень любил распоряжаться чужими судьбами, любил власть, любил командовать людьми, любил вмешиваться в политику… А я люблю сакэ… Он и меня втягивал в свои дела, говорил, что за помощь даст мне должность в княжестве. И я, было, пошел за ним. Но вот, однажды, собрались мы в Фусими, чтобы обсудить план нападения на дворец сёгуна в Эдо, и меня внезапно стала мучить большая жажда. Я не любитель осуждающих взглядов, и поэтому отправился в веселый квартал, надел там широкую шляпу амигаса и растворился в сакэ на неделю. А когда
