Он открыл самый верхний конверт и достал три хрустящих листа бумаги, что были внутри. Официальные бумаги, голубая печать внизу. Подписаны Тобиасом Симпсоном, Городским Клерком Ревлингса и его Личным Секретарем. Адам изучал сертификат, на котором было его имя: Адам Дэвид Фермер. «Мы использовали мое имя, как твое среднее», - отец объяснял ему когда-то. - «Потому что всегда будет неразбериха между двумя Дэвидами». Адам изучал это свидетельство о рождении и вслушивался в происходящее снаружи. Его День Рождения, 14 февраля, День Святого Валентина. Его мать была сентиментальна в отношении Дня его Рождения, и Адам также. В эти дни она всегда пекла вкусные печенья в форме сердечек. «Любимый день, когда ты родился, Адам. Это день любви и нежности», - говорила она. Он рассматривал свидетельства о рождении его родителей. Такие же официальные бумаги, также с подписью Тобиаса Симпсона, Городского Клерка.
Адам просмотрел другие конверты. Страховые полисы. Карточка Социальной Безопасности его отца. Он смотрел на его карточку и ее номер. В ней было что-то новое, свежее, неприкосновенное. Почему же он нуждался в номере Социальной Безопасности? Подозрения заставили его сделать паузу, которая совпала с паузой в шуме мотора газонокосилки, и Адам задержал дыхание. Шум мотора косилки появился снова, и Адам выдохнул. Он вспомнил, что номер Социальной Безопасности необходим, например, чтобы открыть банковский счет, его родители подарили ему на десятилетие в его собственность чековую книжку, и 50 долларов были переведены на его имя. Был извлечен еще один конверт. Он был опечатан. Адам держал его в руках, он был почти невесом. Он знал, что он ничем не рискует, открывая его. И он также знал, что, вероятно, там нет ничего подозрительного. Факт, что содержимое этого ящика показалось ему смешным и нелепым.
Тихое любопытство. Он держал тот конверт и мог видеть на просвет документ внутри. Документ выглядел солидно: голубая печать внизу. Он обнаружил, что в этом конверте также лежит свидетельство о рождении. Почему еще одно? Кто-то родился еще, и он об этом не знал? Может быть брат или сестра? Сумасбродно и смешно. И как все это можно было объяснить? И он открыл и этот конверт. Он нашел! Он узнал!
Он изучил содержимое конверта. Ровный, белый, невзрачный. Как и любой другой из тех, что он раньше видел на отцовском столе. Он осмотрел стол, открытые ящики, и перебрал стопку конвертов. Он сравнил их с опечатанными конвертами. Они были одинаковы. Это было легко…
Мотор косилки внезапно умер: пустота зависла в воздухе. Но Адам слишком многое нашел, чтобы так просто остановиться. Отец мог зайти в дом, чтобы открыть бутылку пива или просто отдохнуть. Он быстро открыл этот опечатанный конверт и достал содержимое. Это было свидетельство о рождении – все правильно. Подпись и печать все того же Тобиаса Симпсона, Городского Клерка, Ревлингс, и его Личного Секретаря. Во-первых, Адам думал, что это был дубликат его собственного, потому что здесь было его имя: Адам Дэвид Фермер. Но вот дата была другая – 14 июля. Год был правильным, так же как и в первом его свидетельстве. Но были два свидетельства о рождении и два Дня Рождения. Сумасшествие, он подумал, что он родился дважды! И его пальцы задрожали. Он просто швырнул свидетельство туда, где лежал конверт. Язык высох, когда он пытался его заклеить. Руки колотились. Он вложил все в ящик и повернул ключ в замке. Когда возвращал ключи на стол, то он слышал шаги приближающегося к двери отца. Он спустился вниз и спрятался в подвале после той жуткой паузы.
Т: И что ты с этим делал?
А: Ничего. А что я мог. Я думал, что это ошибка, и, что когда мы уехали из Ревлингса, отец оформил эти свидетельства о рождении – мы нуждались в них, куда бы мы не перебрались. И еще я подумал, что городской клерк, Тобиас Симпсон сделал ошибку. Написал неправильно дату. И очевидно отец этого не обнаружил. А потом клерк прислал ему исправленное свидетельство.
Т: Но твоя реакция? Ты дрожал, был в шоке, и у тебя был неприятный осадок. Ты прятался в подвале.
(пауза 8 секунд)
А: Это была моя первая реакция. Затем я себя контролировал и старался вести себя гибко во всех такого рода ситуациях. Все это легко объяснялось. Но…
Т: Но что?
А: Но я удивился. Почему он держал свидетельство, если оно с неправильной датой? И почему оно было запечатано?
Т: Что ты с этим делал?
(пауза 5 секунд)
А Я устал. Болит голова.
Т: Что ты с этим делал?
А: Я не могу вспомнить. Все размыто.
Т: Что ты с этим делал?
(пауза 6 секунд)
А: Ничего…
--------------------------------
Но все-таки он что-то предпринимал. Он стал шпионом, секретным агентом в собственном доме, подслушивающим из-за двери телефонные разговоры и беседы родителей. Он стал наблюдательным и подозревающим все, что только можно.
- Что-то не так? Чувствуешь себя нехорошо? - спрашивала мать. Она всегда заботилась о нем, беспокоилась и волновалась. Она была внимательна к нему и ни в чем ему не отказывала.
- Я в порядке, Мом, - отвечал он.
Но он изучал мать. Она была так сладка и невинна, что он чувствовал вину за все свои сомнения. Его удивляло, что все, что знала, она глубоко прятала в темных глубинах своего сознания – все то, что делало ее печальной, что на протяжении целого дня могло держать ее у себя комнате, что заточало ее в доме чуть ли не навсегда. Она редко могла рискнуть появиться где-либо на людях. А отец – что об отце? О его повседневной одежде, костюме и плаще, его утренней газете. Что за секреты таились у него в голове? «Или я все драматизирую?» - удивлялся Адам. Он хотел стать писателем, переносить драму на бумагу. Мог ли он реально произвести волшебство, удовлетворив свою литературную жажду, найти все там, где оно, может быть, и не существовало?
Хотя Эмми была самой главной персоной в его жизни, он не делился с ней сомнениями, которые изо дня в день будоражили его. Он сожалел о том, что она смеялась над ним, также как и над всем, что ее окружало. Ему было нелегко унижаться перед ней. Но она была шумом, блеском и весельем, вошедшим в его жизнь, и он не хотел все это потерять. Вот почему он так покорялся ей, участвуя в «Номере», сопровождая ее в их забавных, но иногда жутких прогулках между витрин «A&P.» и по улицам города в День Святого Инна, когда он думал о разговоре с ней, о чем-то волнующем его и вызывающем ее бурную реакцию. Эмми, она никогда не говорила что-либо серьезное. Он отклонялся от темы разговора и сохранял спокойствие, и просто пытал спокойствием, продолжая шпионить, следить, наблюдать…
Т: И, наконец, ты что-то нашел?
А: Много и, вместе с тем, ничего.
Т: Ты действительно в это веришь, или просто строишь из себя «умника»?
(пауза 5 секунд)
Т: Мне жаль, что я такой тупой. Пожалуйста, объясни мне, как ты это понимаешь.
А: Никакого «умника» я из себя не строю. Я рассказал правду. Например, о телефонных звонках матери в вечер каждого четверга. Тогда я обнаружил, что это были за звонки. Меня действительно все это сильно взволновало, и вместе с тем я знал еще не все. Пожалуй, это было худшим из того, что я узнал, касаясь свидетельства о рождении.
Т: Расскажи мне об этих звонках.
(пауза 10 секунд)
А: Я чувствовал, что уже что-то об этом знаю, а может быть и все… Все было это похоже на мои пустотные пятна.
Т: Вот, почему же я заставляю тебя пройти через это? Почему хлопочу вокруг всех этих загадок?
А: Я не знаю.
Т: Ты путаешь меня. Ведь, не можешь же ты думать лишь о том, кто будет тебе полезен.
(пауза 5 секунд)
А: Мне. Мне. Мне. То, что вы говорили вначале. Но я никогда не спрашивал об этом. Я никогда не думал ни о какой пользе.
(пауза 4 секунды)
А: У меня болит голова.
Т: Не отступать. Не отступать. Рассказывай, о чем по телефону говорила мать?
(пауза 5 секунд)
А: По правде, я не многое могу рассказать.
Он мог рассказать очень много, но не хотел выкладывать все, а лишь минимум – только то, что могло удовлетворить Брайнта и позволить ему закончить этот разговор, уйти в свою комнату, отдохнуть и восстановиться. Он не хотел поднимать всю ношу воспоминаний. Он хотел иногда всплыть, как поплавок, и плыть по течению неважно куда. Бывало, он ненавидел Брайнта. За его непрерывные, никогда нескончаемые вопросы.
