Сабина светски подняла брови и проговорила:
— Стивен, веди себя прилично!
Я представил им Сабину Георгиевну и отправился на кухню, на ходу распаковывая сверток. В нем обнаружились бутылка джина «Баллантайн», апельсиновый сок, сыр и сандвичи с ветчиной. Все это я сгрузил на поднос, добавил туда салатницу со льдом и четыре стакана. Вернувшись в комнату, я поставил угощение на журнальный столик.
Пышная, как сахарная вата из Диснейленда, Нонна молча курила, а Поль, чтобы скоротать время, излагал Сабине свою биографию. Фрагментарно. При виде выпивки парочка несколько оживилась. Я постарался разлить напиток по всем правилам, с учетом потребностей. Мы сделали по первому глотку за знакомство, и разговор тут же воспламенился: Поль упомянул об Америке. В Нью-Йорке, сообщил он, обитает его двоюродный брат. Джин, между прочим, как раз оттуда, а не из коммерческого ларька. Гарантированное качество.
— Я долго прожила в Бруклине, — неожиданно проговорила Сабина. — Снимала квартиру на Двадцать второй восточной улице… У моей дочери была няня-негритянка, ее звали Сюзи. — Она смущенно взглянула на Поля и пару раз клюнула из стакана. — Я помню запах именно этого джина.
— Знаете, дорогая Сабина, у меня никогда не возникало желания поселиться в Америке, — сказал Поль. — Хотя что я говорю — не только там, но и в любой другой стране, не говоря уже о Нигерии. Мои папа и мама сильно расстроены, несмотря на то что у нас очень неспокойно. Как говорится, — он покосился на якобы задремавшего Степана, — да: все время горят пятки. Брат изредка передает мне посылки, но все родственники знают, что по натуре я очень, очень лэйзи.
— Лентяй, — вздохнула Сабина Георгиевна. — Я вас, Поль, отлично понимаю. Мне пришлось работать в Штатах, у меня была приличная работа…
Старший техник в «Джэй Эф Ди электронике компоненте» — это недурно, но я вернулась сюда, потому что… Как бы вам объяснить… меня замучили воспоминания…
— О, — с жаром вскричал Поль, обнимая уже готовую уснуть Нонночку, — мне очень нравится Россия! Клянусь, это правда, иначе чего бы я здесь торчал, да к тому же еще и собирался обзавестись семьей!
Мне уже начала досаждать вся эти лирика. Ни благодушие Поля, возраставшее по мере убывания жидкости в бутылке, ни уютное посапывание Нонны так и не разрядили напряжения, исходившего от Сабины и ее пса. Пытаясь отвлечься, я украдкой скормил Степану остатки сыра и теперь перешел к ветчине.
— Поль, — сказал наконец я, — у тебя восхитительная невеста. Давай-ка на посошок за ваше счастье.
— Как это — «на посошок»? — засмеялся Поль. — Странная идиома. Но все равно спасибо, Джордж.
Я выразительно взглянул в сторону Сабины, давая ему понять, что у нас тут еще кое-какие дела. Так как пили мы с ней в основном сок с каплей спиртного, Полю, вместе с Нонночкой принявшему на себя основной удар империалистического зелья, с трудом давались мои намеки. Однако он все-таки встрепенулся, подхватил возлюбленную за талию и, осторожно обогнув отяжелевшего скотч-терьера, повел девушку к выходу. В дверях он взглянул на меня с таким печальным укором, будто это я накачал Нонночку можжевеловой водкой семидесятиградусной крепости.
Закрыв за ними, я возвратился к Сабине и сел напротив, надеясь, что теперь нас окончательно оставят в покое.
— Девушка что — немая? — спросила Сабина Георгиевна с бодростью, присущей пожилым людям, только что преодолевшим серьезное препятствие.
Я расхохотался.
— Девушка очень смущалась, — сказал я, переводя дыхание.
— Бедные молодые люди, — вздохнула моя гостья. — Представляю, сколько препятствий им придется преодолеть, если они решили связать себя узами брака.
Моя, например, семейная жизнь так и не сложилась, вернее сказать, она совершенно отсутствовала… Ведь Женя родилась в Нью-Йорке…
Было уже около десяти вечера. Я дал волю воображению. Прочитанные книжки подсовывали мне довольно-таки гнусный образ Бруклина конца шестидесятых.
Шляющиеся без денег и работы чернокожие, проститутки всех рас и национальностей, озверелые сутенеры и белые торговцы наркотиками. Сабину на сносях, дешевый родильный приют, а американский папочка, ловко уклоняющийся от отцовства… Меня остановила только мысль о том, что Сабина Георгиевна так и не добралась до сути своего визита.
— Сабина, — напрямик спросил я, — что вас встревожило и почему вам пришло в голову обратиться к юристу? Ведь вы пришли ко мне именно за этим?
— Помилуйте! — воскликнула женщина. — Мне не нужен юрист, мне необходим дружеский совет. Мне кажется, вы вполне в состоянии подать мне его, Ежи.
Польщенный, я кивнул, давая знать Сабине, что здесь она не ошиблась.
— Ну-с, — потирая ладони, пробормотал я, — может, перейдем к делу?
И тогда пожилая дама на миг замерла, оглянулась вокруг и, понизив голос, проговорила:
— Вы смотрели вчерашние городские новости?
— Нет. Я дежурил. Я вообще не очень слежу за событиями в городе.
— В принципе, это был повтор. Но то, что я впервые увидела позавчера, меня, признаюсь, напугало, хотя мне всегда казалось, что я не из пугливых.
— О чем вы говорите, Сабина? — Я начал терять терпение.
— Отрезанная голова…
Она произнесла эти два слова почти беззвучно, будто они, сказанные в полный голос, могут внезапно материализоваться в моей комнате.
— Ага… — протянул я, уже догадываясь, — вы имеете в виду фотографии двух женщин, находящихся в розыске, продемонстрированные правоохранительными органами?
— Не морочьте меня! — вскинулась Сабина. — Эта женщины убиты!
Я не включал телевизор уже какой вечер подряд, но прекрасно знал, с какой целью УВД обратилось к общественности за помощью. Нужна была дополнительная информация, способная сдвинуть дело с мертвой точки. До сих пор, кроме имени и адреса второй жертвы, по первым двум эпизодам установить ничего не удалось. Не было обнаружено даже тело этой самой Зотовой, пенсионерки, а в ее квартире, кроме паспорта, с которого и была воспроизведена фотография, и пенсионной книжки, не оказалось ни писем, ни счетов, ни каких-либо иных бумаг и документов; Деньги и ценные вещи, правда, остались нетронутыми, хотя, как выяснилось впоследствии, убийца сделал свое дело именно в доме и только позднее переместил голову жертвы на задворки овощного. Все произошло на кухне ее однокомнатной квартиры на третьем этаже; жертва сидела спиной к двери, имея перед собой бордовую чайную чашку. Три аналогичных находились в серванте, стоящем в комнате… Ни одного отпечатка, ни малейших следов.
— Ну хорошо, — снова пробормотал я. — Допустим… — И уставился на Сабину с изумлением. — Но откуда вы взяли, что голова именно отрезана? И какая из них?
Она молчала и смотрела на меня в упор. Я машинально потрепал скотча по загривку, продлевая паузу.
О жуткой находке на задворках овощного Сабине мог сообщить кто угодно, тем более что слухи мгновенно расползлись по городу. Я выпрямился.
— Об этом происшествии вам сообщили знакомые, Сабина Георгиевна?
— У меня нет знакомых, — отчеканила она. — Я выхожу гулять и общаюсь только со Степаном. А моим родственникам, кроме себя, ни до кого дела нет.
Голова отрезана у женщины на второй фотографии. Первую я никогда в жизни не встречала.
— Почему же вы решили, что обе они убиты одним и тем же способом?
— Ежи, вы темните, — проговорила Сабина. — Вы все прекрасно знаете и врать еще не научились. Ведь обе, так?
— Хорошо, — сдался я. — Вы правы, Сабина. Обе. Но пока я вас не выслушаю, ничего больше не скажу. Допустим, существует тайна следствия, этические соображения… Что же вас так напугало, когда вы увидели эти фотографии?
— Вы подтверждаете, что вторую голову нашли недалеко от дома номер шестнадцать по бульвару Конституции? — вопросом на вопрос ответила упрямая женщина, глядя на меня в упор.
— Да, — нехотя процедил я. — Она располагалась на возвышении. На мусорном контейнере. Около одиннадцати вечера. И черт возьми, почему все-таки вы решили, что голова отрезана? Может, вам известно и каким именно способом?
— Понятия не имею, — вздохнула она. — Но! — Сабина вдохновенно вскинула веснушчатую крепкую руку. — В том, что несчастная была умерщвлена именно таким образом, я уверена…
— Но почему? — взревел я.
— Вы читали роман Стивена Кинга «Сияние»? Не далее как позавчера ночью я увидела эту голову своими глазами…
В наступившей тишине было слышно только посапывание Степана у наших ног. Мне захотелось включить все. лампы в квартире, ноя подавил в себе это желание. Правда, не без усилия.
— Так вот, — понижая голос, проговорила она. — Я знаю, кто это сделал, и он знает, что я это знаю.
Глава 4
— Когда я увидела на экране лицо этой женщины, — продолжала Сабина, — и узнала ее, меня охватил ужас. Дело даже не в ней — страх, который я испытала, липкий и удушливый, имел другую природу. Речь шла о моей собственной жизни.
