В Зоне конфликты вооруженных сторон обычно заканчивались стрельбой. Но только если сторон было две. Если их три – все предпочитали разойтись миром. С другой стороны, Зона представляла собой замкнутое пространство со своими пищевыми цепочками. В Москве же, при сложившихся обстоятельствах, сойти с рук могло практически любое убийство. До этого момента Балаклава верил, что только он один об этом знает. Теперь же он понимал, что не контролирует ситуацию. Если сталкерство в его душе не окончательно умерло, он сообразит, что при таком количестве внезапных факторов лучше просто повернуться и уйти. Марк решил, что не помешает ему помочь принять решение. Какое угодно, лишь бы не затягивать момент.
– Знаешь, чем хороши маски на лицах? – произнес он. – Вас проще убивать. Когда не видишь лица, спустить курок не составляет труда. Единственное, что показывает личность в человеке с маской, – это глаза. Но после Зоны они у всех нас одинаковые.
Рука Балаклавы снова дернулась к пистолету. Его подельники наконец поняли, что что-то не так, и напряглись. Марк быстро расстегнул молнию на груди и вытащил автомат – в тот самый момент, как эвакуатор за его спиной выдернул дверные ручки из креплений. После этого и мужики заметили оружие.
– Все к стенке, – проревел Марк, держа всех под дулом автомата. – Буду валить наглухо!
– Не будешь! – крикнул Балаклава. – Патронов на всех не…
Он выхватил пистолет, и Марк нажал на спуск.
Балаклава совершил катастрофическую для себя ошибку.
Нельзя оставаться сталкером наполовину. Эта мысль охватила сознание Марка, пока он смотрел, как массивная туша Балаклавы падает навзничь, пораженная пулями. Ты либо сталкер, либо нет. Ты либо осторожен, не провоцируешь людей на конфликты, не плодишь врагов, не сомневаешься в смертоносности маленького укороченного автомата в руках неизвестного, просчитываешь ситуацию на много ходов вперед – либо смотришь на мир глазами гражданского, который имеет право на ошибку и, зная о своем ограничении, не ищет опасностей. Но нельзя, черт побери, пытаться совмещать вызовы первых с наивностью вторых. Балаклава, возможно, не был глуп. Может быть, он когда-то был чертовски хорош. Однако он попытался смешать два несовместимых мира. Вышел на передовую с оружием, но в последний момент повел себя как напуганный зритель из толпы, считающий, что картонный барьер его спасет. Прежде чем тело Балаклавы упало на землю, Марк успел трижды поблагодарить небеса за то, что его не постигла та же судьба. Любой сталкер после Зоны ходил по лезвию.
И все же это был еще не конец. Мужики со стройки быстро разбежались, но соратники Балаклавы оказались более отмороженными, чем их шеф. Они синхронно выхватили пистолеты, бросившись на землю и стреляя куда попало, рассчитывая напугать противника, дезориентировать его. Марк на это не купился. Он уже по их поведению понял, что парни не были в Зоне и вряд ли слышали о ней прежде. Обычные городские идиоты. Но – идиоты с оружием.
К тому времени, как раздались их выстрелы, Марк уже находился за эвакуатором. Он просунул автомат под днищем грузовика и выпустил несколько пуль. Ни одна не попала в цель. Это было бы слишком хорошо.
В этот момент с крыши «Альстромеры» послышались громкие хлопки. Марк, до этого державший в памяти виденный ранее блеск оптического прицела, направил дуло наверх. Источником хлопков был глушитель на штурмовой винтовке, похоже. Кто бы ни стрелял, он не был врагом – в противном случае он проявил бы себя намного раньше, еще до активности Марка. Вероятно, охранник клиники – учитывая ее связь с ЦАЯ, Марк не удивился наличию у охраны оружия с тактическими модулями вроде глушителя.
Прошла целая минута без новых звуков, прежде чем Марк понял, что остался один на поле боя. Он обогнул эвакуатор с другой стороны.
Тела мертвых соратников Балаклавы лежали здесь же. В голове каждого было по пуле.
Повернувшись, Марк посмотрел на крышу клиники. Никого не было видно. Стрелок сделал свое дело и скрылся.
В следующий момент послышался звук отодвигаемой мебели. Одна из дверей «Альстромеры» открылась, со скрежетом провернувшись на петлях. Марк опустил автомат, ожидая увидеть стрелка. На его душе немного потеплело. В него не выпустили пулю, ему открыли дверь. Значит, его приняли за своего.
Наружу вышла Полина, и Марк застыл на месте.
– Привет, – вымолвила девушка, держась за стену. – Я в порядке. Я не ранена.
Подойдя к ней, Марк заключил ее в объятия, и она разрыдалась у него на плече.
– Все хорошо, – проговорил Марк, стараясь держать ее так, чтобы она не видела мертвые тела. – Все закончилось, я с тобой.
– Марк, нам нужно уходить, – сказала Полина, шмыгнув носом. – Я все расскажу, но нам надо идти… прямо сейчас.
– Да, конечно. – Марк убрал слезинку с ее щеки. – Что с людьми, которые внутри?
– Ничего, они все ушли. Я одна тут.
– Ушли? Как это ушли? Куда?
Девушка протянула ему непонятные предметы, которые до этого прятала в ладони. Марк взял их и уставился на два жетона.
– Нам нужно взять машину и ехать в Арханово, на север, – проговорила Полина. – Там нас встретят и помогут выбраться.
– Что? – не понял Марк. Он с опаской посмотрел Полине за спину, но в больнице, похоже, и впрямь никого не осталось. – Мне надо поговорить со стрелком. Мне тут кто-то помог, и…
– Марк…
– Что?
– Это был Борланд.
Марк открыл рот, но ничего не сказал.
– Не ищи его, он уже далеко, – сказала девушка. – Передал жетоны и сказал, что нам надо послезавтра быть на какой-то базе, где нас будет ждать самолет…
Обогнув ее, Марк вбежал в холл больницы, озираясь по сторонам.
– Марк? – позвала его Полина. – Мне больно стоять… Уведи меня, пожалуйста!
– Да, конечно. – Марк вернулся к ней. – Извини, просто это было неожиданно. Борланд был здесь? Почему он не поговорил со мной? Что тут случилось?
Глаза Полины снова увлажнились, и она вытерла их рукавом.
– Какая разница? – произнесла она. – Зачем тебе вечно надо все знать? Почему ты не можешь просто быть… счастлив?
Вопрос прозвучал настолько неуместно, странно и нелепо, что наделил Марка знакомым состоянием загадочного покоя, переходящим в целительное безразличие ко всему, кроме Полины. Глядя на девушку, он понимал, что каждый миг, когда ее не было рядом, он безумно скучал именно по таким простым вопросам, которые сами по себе рушили все математические схемы, что много лет мешали ему жить и любить без анализа. Мир был слишком сложен и непредсказуем, чтобы пытаться победить его, и Полина не могла помочь ему выиграть все войны – однако могла дать достаточное умиротворение, чтобы он от этих войн отказался.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
