Каким-то образом в сумасшедшем порыве спастись я попал на вершину холма Арт-Хилл - в высшую точку Форест-парка. Надо мной возвышался на бронзовом жеребце чудовищно увеличенный Король-Солнце, с вызовом поднявший в пустые небеса широкий меч. Эта статуя был символом города куда раньше, чем воздвигли Арку. Каким-то чудом она не пострадала во время землетрясения, и перед лицом вечной храбрости короля я устыдился своей трусости.
А впрочем, я уже привык быть трусом. По крайней мере это для меня не ново. Можете назвать это инстинктом самосохранения - все мы, лицемеры, любим этот термин. Спросите вот у моей жены. Или у сына...
Я огляделся, и мой взгляд упал на огромное полуразрушенное каменное здание Сент-Луисского Музея Искусств. В девяностые годы прошлого столетия его укрепили против землетрясений, и все же здание сильно пострадало. Сейчас его двери были заперты, окна забраны деревянными щитами, а все ценное давно уже вывезли в Чикаго. Над барельефом классического портика, подпертого коринфскими колоннами, были вырублены слова:
ПОСВЯЩЕН ИСКУССТВУ И СВОБОДЕН ДЛЯ ВСЕХ
- Не слабо! - буркнул я себе под нос. - Где бы мне подписаться?
Переведя дыхание, я медленно поднялся на ноги и побрел, пошатываясь, по дорожке вниз с Арт-Хилла, потом на боковую аллею, по которой можно выйти на бульвар Форест-парк.
Пора домой.
3. СРЕДА, 21:36
Насчет свободы? Валяйте, а я послушаю. Я, черт меня побери, готов слушать каждого, только вы уж извините, если я посреди лекции малость засну.
Мокрый, промерзший, грязный и злой на себя, я побрел к выходу из парка на бульвар Форест-парк. Пара "Пираний" и "Хаммеров" меня обогнала, но они были слишком заняты и не стали останавливаться ради одинокого пешехода. На всякий случай я пошел через поле для гольфа у подножия Арт-Хилла, обходя блокпост при выходе на бульвар Линделл. Там стояли два "Хаммера", и мне не захотелось объясняться с солдатами на баррикаде. Конечно, я мог показать удостоверение репортера и начать объяснять, что был здесь по заданию редакции, но так я почти наверняка попал бы на стадион Буша, и уж не для игры в бейсбол. Как бы там ни было, пехтура ВЧР меня не засекла, и я вышел из парка беспрепятственно.
Следующая проблема - попасть на Метролинк. До главных ворот входа с бульвара Форест-парк я дотащился. Станция Метролинка была отсюда в одном квартале, и на дне ее глубокой траншеи народу почти не было, но наверху у входа на лестницу стоял солдат ВЧР с резиновой дубинкой.
Я глянул на часы. Четверть десятого. Делать нечего - не в том я был состоянии, чтобы идти пешком весь обратный путь. Стараясь придать себе вид, не наводивший на мысль о рукопашной схватке с гориллой по колено в болоте, я твердым шагом подошел к турникету, выуживая из кармана брюк проездную карту.
Когда я вышел под свет фонаря, солдат посмотрел на меня изучающе, я ему небрежно кивнул и начал засовывать карту в сканер, как вдруг он шагнул вперед и загородил мне дорогу дубинкой.
- Простите, сэр, - сказал он, - вы знаете, который час?
В прошлые времена я посмотрел бы на часы, ответил "да" и пошел бы дальше, но эти ребята были знамениты отсутствием чувства юмора. У меня в уме промелькнула вереница заранее сплетенных небылиц и вариантов - от прикинуться пьяным до просто изобразить умственно недоразвитого, но ничто не объясняло, почему это я оказался здесь в непотребном виде в такое время. О том, чтобы сказать правду, и речи быть не могло: нормальные пехотинцы ВЧР любили репортеров даже меньше, чем мародеров, а первую поправку можете смазать вазелином и засунуть... вы понимаете.
- А что, девять уже есть? - Я изобразил озадаченное удивление, задрал рукав и глянул на часы. - Черт побери, я и не думал... Простите, я...
- У вас есть удостоверение личности?
Под нами на платформе сидели несколько человек, наблюдавших за нами со спокойным любопытством. Несомненно, они уже эту процедуру прошли.
- А? Конечно, конечно... - Я торопливыми движениями вытащил из заднего кармана бумажник, нашел водительские права и протянул ему. На именной табличке солдата было написано: Б.ДУГЛАС. Мои права он пропустил через ручной сканер, затем опустил из шлема монокль и стал ждать, пока из городских компьютеров не загрузится имеющийся на меня материал.
У меня было время его хорошо рассмотреть. Зрелище весьма неутешительное: молодой парень, годящийся мне в младшие братья - максимум двадцать один год, - в потрепанном армейском камуфляже, высокие ботинки, шлем-сфера, как у полиции для разгона беспорядков, на левом плече куртки пришита эмблема ВЧР - "Смерч и Меч". С правого плеча свисает на ремне штурмовая винтовка, на поясе - полный баллон и газовые гранаты со слезоточкой. Твердый взгляд молодого человека, которому слишком рано дали власть, и притом слишком много; один из тех, кто считает, что тот, у кого больше артиллерии, имеет право лупить, кого захочется. В другом веке он мог бы быть членом гитлерюгенда и искать евреев для битья, либо Молодым Республиканцем и травить в университетских городках либеральную профессуру. В наше время он солдат ВЧР и волею Божией - господин этой станции легкорельсовой дороги.
- Знаете ли вы, что находитесь в зоне действия комендантского часа, мистер Розен?
Мои права он вытащил из сканера, но отдавать мне не спешил.
Я прикинулся чайником:
- Правда? Здесь, в университетском городке? Раньше тут не было.
Он ответил мне твердым взглядом:
- Нет, сэр, вы в Даунтауне. И комендантский час начинается здесь ровно в двадцать один ноль-ноль.
Я небрежно пожал плечами:
- Извините. Я не совсем ясно представлял себе ситуацию. - Я попытался изобразить извиняющуюся улыбку. - В следующий раз буду обязательно иметь в виду.
Он вдруг сказал свысока:
- Что-то ты, папаша, вымазался, как хрюшка. Упал, что ли?
Папаша. Мне тридцать три, и этот Повелитель Турникета отлично это знал. Если у меня кое-где пробивалась седина, так это потому, что я многого навидался за последний год без месяца. Хотел я ему сказать, дескать, я такой старый, что еще помню времена, когда Билль о правах что-то значил, но решил приберечь сарказм до другого случая. А то этому юному Гиммлеру только дай повод, вмиг засадит под арест за нарушение комендантского часа. Полицейское досье у меня чистое, и у него ничего на меня не было, но в графе "профессия" он прочел: "журналист". У него на лице было написано, как мало снисхождения найдется для репортера "Биг мадди инкуайрер".
- Что-то вроде этого, - бросил я небрежно, стараясь, чтобы голос звучал ровно. Б.Дуглас не ответил: он ждал продолжения.
- Я хотел перескочить водосток в нескольких кварталах отсюда, - добавил я. - Получилось не совсем. - Я пожал плечами и попытался изобразить улыбку пьяного, которому море по колено. - Не всегда все получается.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
