Пока мы не поймем, что со всем этим делать. Я один уже просто-напросто потерялся в догадках! Сколько лет прошло. А меня по-прежнему все происходящее удивляет и восторгает.
— Расскажи же, что и когда началось! — Танина заинтригованность отражалась на всех складках ее лица и в суетливых движениях рук.
— Не сейчас! Как-нибудь позже, — махнул рукой собеседник. — Это история не на одну минуту. Обещаю тебе, что расскажу всё с самого начала по порядку. И этот рассказ будет самым необычным, что ты слышала! Он будет о моих родителях.
За окном солнце окончательно растворилось в вечерней полумгле, стаи ласточек с криками разлетались после ужина по своим гнездам.
— Подожди, я позвоню папе, что буду позже, а то он будет волноваться.
И девочка со смартфоном подошла к окну. Вид с окна восьмого этажа завораживал. Недалеко виднелся парк, скрытый летней листвой, через которую мигали огоньки фонарей. Словно тысячи светлячков плясали танец на лоне первозданной природы. Чем и ценился этот район города — здесь старались сохранить ландшафт нетронутым, не загораживая его небоскребами.
— Вот! — кивнула девочка. — Теперь всё в порядке. Продолжай!
— Так вот, — приступил Андрей. — Ты же знаешь, что мои родители хотели девочку?
— Папа Гоша твой и мама Ната?
— Да!
— Девочку? При взгляде на твоего мужественного папу мне бы и в голову не пришло, что он хочет умиляться девчачьим причудам! — рассмеялась Таня.
— А вот поди ж ты! Это так! Мне как-то мама проговорилась за семейным ужином!
— Хотя многие папы хотят девочку, пожалуй. Ведь мы — самое прекрасное, что есть в мире. Не зря папа выбрал меня, когда…
— Ну, скромности тебе не занимать.
— А ты как хотел? — выпятила губки девочка, но даже это у нее вышло мило.
— Хотел бы хоть одно предложение договорить без того, чтобы ты не перебила.
— Надо крепче держать свою мысль и тогда всё получится! — убежденно сказала Таня.
Андрей посмотрел на нее с видом, говорившем, что она безнадежна.
— Ладно, продолжу. Ты помнишь тот день, когда к нам в гости приезжал дядя Мацуки?
— Тот старенький японский дедушка?
— Да. Папа всегда просил называть его дядей. Но кому конкретно он приходился родственником — никто никогда не говорил. Честно говоря, я подозреваю, что никому.
— Почему же он тогда приезжал к твоему папе? Тем более, это же был не первый такой международный визит? — девушка улыбнулась, поняв по лицу друга, что выразилась в очередной раз метко.
— Да. Но в прошлые года я был слишком маленький, чтобы что-то понимать, да и они оставляли меня в комнате с тетей Лизой, маминой сестрой.
— Так.
— Вот. А в тот раз я был сам! И уже достаточно смышлен, чтобы на цыпочках вроде как проходить мимо их комнаты в туалет, но невольно замирать у замочной скважины!
— О, это трюк всегда работающий! — захлопала в ладони девочка. — И что ты разузнал?
Андрей невольно оглянулся по сторонам и прошептал:
— Вот тогда-то я и узнал об этом секрете…
— Секретный секрет, — так же тихонько пропищала Таня. И добавила: — Я никому не скажу.
— Ну хорошо… Но смотри! Ты дала слово. Впрочем, — добавил он, — когда это девчонки держали слово? Ну да ладно! Говорил дядя Мацуки. Вот что я услышал тогда.
И он стал рассказывать.
***
— Одно из самых больших преступлений человечества начала XXI века… а преступлений этих, надо сказать, — множество… так вот, одно из самых, прямо скажу, пакостных — это извращение цветов радуги! Присвоение их группой людей с животными чувствами! А ведь радуга — всегда была, есть и будет тем, что после любого дождя притягивает взгляд человеческий! И какой тайной и явной радостью наполняются сердца как детей, так и взрослых, когда они видят радугу! И вот это чудо, эта тайна, эта мистерия природы, если угодно, оказалась в руках тех, кто к свету не имеет никакого отношения! А теперь что? Вы принимаете законы, запрещающие пропаганду этих сообществ, так сказать. Это хорошо, конечно. А как будете решать с их символами? Тоже под запрет? Может, выйдете после дождя на улицу и запретите появляться радуге? А если завтра какие-то сатанисты решат присвоить себе солнышко, то что, запретите символ Солнца?
— Но почему же чудо? — негромко проговорил Гоша. — Ведь вам, как ученому, наверняка известно научное объяснение радуги.
— Вы про то, что свет солнца — белый — состоит из световых волн различной длины, где самые длинные наш глаз воспринимает как красный цвет, а самые короткие как фиолетовый? И когда потоки солнечного света, пролетая сотни тысяч километров в секунду, сталкиваются в земной атмосфере с капельками дождя, то происходит процесс дисперсии — разложения белого света на весь спектр? Отражаясь в капельке от внешней границы, часть света попадает на внутреннюю стенку капли и вновь отражается там, преломляясь на цвета. И уже эти цвета мы видим в виде дуги.
— Поскольку мы стоим на земле. А иначе был бы целый круг!
— Да. Но это объяснение чисто научное и дает ответ только рассудку, но не нашим чувствам. Ведь вспомните свою молодость! Разве вас не охватывало чувство прекрасного в те мгновенья, когда, выскочив на улицу, бежали вприпрыжку? Особенно, если бывали влюблены! И разве в тот миг вы думаете о физике явления?
Тут лицо дяди Мацуки приняло восторженный и мечтательный вид, точно он был мыслями уже не в комнате родителей, а где-то далеко — там, где живет оставленная нами страна юности, бодрости и свежих чувств. Возможно, он видел японский сад цветущих сакур, а, возможно, вспоминал ту восточную красавицу, от больших глаз которой трепетало его сердце, неподвластное доводам ученого рассудка о том, что все объяснимо с научной точки зрения.
— Теперь, — дядя вернулся в реальность, — к тому, о чем вы мне писали в письме, и почему я приехал.
Гоша и Ната тотчас оживились.
— Вы пишите, что не помните, сколько знаете друг друга.
— Кажется — всю жизнь! — хором ответили родители Андрея.
Дядя Мацуки задумчиво покачал головой.
— Возможно, возможно… кхе-кхе… что и не одну…
— Что вы там бормочете, дядя? — округлил глаза Гоша.
— Продолжаю раздумывать. Передай я эти находки не в те руки — быть беде! Но если вы из тех самых… кхе-кхе… И говорите, иногда видите такие сны, что не отличишь, где сон, а где явь?
Супруги обступили дядю, повторяя истории, о которых маленький Андрей слышал чуть ли не с пеленок, когда мама рассказывала их вместо сказок на ночь. Она думала, что, когда он подрастет, то забудет их, но Андрей все помнил.
— Так-так, — внимал дядя Мацуки, — значит,
