– Родник.
– И вода бежит все время? – Кэтлин вымыла руки ребенка и огляделась в поисках полотенца. Но, поскольку сухого полотенца в поле зрения не было, Кэтлин развернула Дерри и подтолкнула ее к столу.
– Хороший родник. – Мэри бросила на грубый исцарапанный стол две тарелки. Она достала изо рта трубку, только чтобы обронить небрежно: – Похлебка горячая. Ешь.
– А как же Джастис? Шейн сказал, чтобы мальчик поел, прежде чем...
– Ешь, – снова приказала Мэри. – Мэри позаботится о мальчике.
Дерри взяла в кулачок ложку и погрузила ее в наваристую похлебку, которая походила немного на ирландское рагу.
– Сначала нужно помолиться, – напомнила ей Кэтлин. Она быстро поблагодарила Господа за хлеб насущный и кивнула девочке. Дерри принялась уплетать за обе щеки.
– Хорошо, – произнесла Мэри и бросила перед каждой тарелкой по плоской лепешке, – хлеб, ешь.
Кэтлин вознесла еще одну молчаливую молитву, чтобы еда, которую перед ней поставили, оказалась съедобной. Каково же было ее удивление, когда она обнаружила, что вкус у похлебки просто изумительный! Вот только хлеб был суховат и пресен.
Мэри смотрела на них с минуту, затем извлекла из котла приличный кусок вареной говядины, положила его на блюдо, бросила рядом пару лепешек и вышла из дому через заднюю дверь.
Кэтлин в смятении осматривала странное помещение. Запыленные травы и сушеное мясо свисали с потолочных балок. Щели между половыми досками были забиты пылью и грязью. Из всей кухонной утвари Кэтлин разглядела только огромный котел, в котором варилась похлебка, большущую чугунную сковороду да почерневшую кофеварку.
– Куда мы попали, крошка? – пробормотала она, рассеянно отправляя в рот очередную ложку похлебки.
Дерри наивно улыбнулась ей. – Мама.
– Тетя Кейти, – поправила ее Кэтлин.
Но Дерри упрямо сдвинула бровки и повторила:
– Мама.
Кэтлин вздохнула обреченно.
– Мама так мама, – согласилась она, – должен хоть кто-то в этом доме быть счастлив.
В конюшне Шейн затянул подпругу на своем седле и вставил ногу в кожаное стремя. Он легко вскочил на своего любимчика, длинноногого чалого мерина. Устроившись в седле, он заметил какое-то движение в углу.
– Джастис, это ты?
– Oui.
Шейн уже давно подметил, что когда мальчишка волновался, он переходил на французский, которому его научила мать.
– Ты распряг повозку, как я тебе велел?
Джастис кивнул.
Последние лучи заходящего солнца залили конюшню светом через открытую дверь. Шейн заметил, что глаза у Джастиса красные. Он никогда не плакал. Не проронил и слезинки даже тогда, когда они опускали тело его матери в землю.
– Что случилось, сынок?
Парнишка закусил нижнюю губу. Шейн спешился, подошел к ребенку и опустил руку в кожаной перчатке на его худое плечо. Тот дернул плечом, но все же не так негодующе, как это случалось в первое время, когда он только пришел в Килронан.
– Я не хочу, чтобы она жила здесь. – Джастис в сердцах пнул стог сена.
– Кейти хорошая женщина. Ты ее полюбишь.
– Я ей не нравлюсь.
Джастис посмотрел в глаза Шейну и прочел там неуверенность и страх.
– Ты ведь этого не знаешь наверняка. Мужчине не годится спешить с выводами.
Темные глаза мальчика, так похожие на глаза его матери, увлажнились и блестели в темноте.
– Я ее ненавижу. Ее и эту надоедливую, вечно воющую девчонку. – Он снова со злостью пнул сено. – Мы и без них нормально жили.
Шейн хотел прижать парня к себе и похлопать по спине, чтобы приободрить и успокоить. Но он знал, что нет смысла даже пытаться. Джастис, подобно дикому койоту, никого не подпускал к себе слишком близко.
– Я знаю, что тебе непросто, – сказал он мальчику, – но и для меня, и для Кейти это тоже трудно. Перемены всегда сложны. Но я попросил Кейти приехать, потому что считал, что так будет лучше всем нам.
– До сих пор так считаешь?
Шейн прочистил горло. Джастис был ребенком, но он всегда обращался с ним как со взрослым. Он никогда не врал ему и никогда не делал горькое известие слаще. Не хотел делать этого и сейчас.
– Пока не знаю, – честно ответил он, – еще слишком рано судить.
– Надо было оставить ее у соленой воды. Вместе с ее тряпками и бестолковой болтовней. Ей не место в Килронане. От нее одни неприятности.
– Если она не приживется, мы узнаем это в ближайшее время. А до той поры доверься мне, я буду делать то, что считаю нужным. – Он поднял подбородок Джастиса. – И веди себя достойно, слышишь? Относись к ней с уважением, если не ради нее, так ради меня.
Джастис вздохнул и понурился.
– Если ей так нужно было обзаводиться ребенком, то почему не парнем? От девчонок никакого толку.
Шейн позволил себе улыбнуться.
– Подрастешь и вряд ли будешь так говорить. – Затем голос его стал жестче: – Я надеюсь на тебя, Джастис. Будь мужчиной. А мужчина всегда защищает женщин, нравятся они ему или нет.
– Как тогда, с Сериз?
У Джастиса был просто талант задавать вопросы, которые пронизывали до печенки. Шейн поборол в себе желание вытрясти из мальчонки душу. Он лишь выругался себе в бороду да сжал до боли кулак.
Его отец в такой ситуации залепил бы затрещину или пнул под мягкое место, но вот только с Джастисом это сработает не больше чем когда он был маленьким. Поэтому Шейн избегал таких воспитательных методов. Он никогда не бил его. Джастис и так достаточно настрадался в своей короткой жизни.
– Я подвел ее, Джастис. Я не смог защитить ее, когда она во мне нуждалась больше всего, – признал он очевидное. – Но клянусь тебе, я ни при чем, я даже не знаю, кто ударил ее ножом.
Джастис смотрел ему прямо в глаза. Лицо мальчика не выражало ни единой эмоции. Лишь рот был крепко сжат.
– Ты ведь веришь мне? – спросил Шейн.
– Да, сэр.
Ответ был верным, но Шейн не знал, искренне ли говорит его приемный сын.
– Ладно, беги на кухню. Мэри покормит тебя. Когда закончишь, можешь ехать на западное пастбище. Поможешь нам с кобылой. Договорились?
– Договорились, – эхом отозвался Джастис и улыбнулся.
Слова мальчика крепко задели Шейна, и он думал об этом всю дорогу. Может, Джастис прав? Может, он совершил самую страшную в своей жизни ошибку, притащив в Миссури Кэтлин? Но с другой стороны, он уже давно чувствовал, что ему чертовски надоело одиночество.
Кому-то женщина нужна, чтобы рассказывать ей о своих мечтах и гулять под луной. Кэтлин же была его женой. Даже несмотря на то, что она предала его, загуляв в своей Ирландии. Зря она не приехала тогда, в первый раз, когда он послал ей деньги на дорогу.
Но она приехала сейчас, и это, казалось бы, должно положить конец его горьким чувствам. Она причинила ему боль, но на то он и мужчина, чтобы стиснуть зубы и жить дальше, оставив прошлое позади.
