Есть ли утешение убитому? В чем оно для принявшего сладкую смерть? В чем оно?
" В исполнении долга," - скажет Господь. " В исполнении долга", сказал бы корнет Самсонов. "В исполнении долга " - говорил генерал от кавалерии, командующий Туркестанским округом.
Нет ничего более дешевого, чем жизнь на войне. Но одна из самых дорогих ценностей - смерть. Лейтенант французской службы Бертен, прикомандированный к 2-ому Верхнеудискому казачьему полку, после стычки с хунхузами был счастлив, что наконец попал в дело. Самсонов не видел его живым, рассказывали, что после стычки Бертен достал коньяку и угощал офицеров своего эскадрона, - наверное, это был романтически настроенный юноша. Он погиб в кавалерийском набеге на Инкоу в деревне Сан-да-кан, что по-китайски означает "три фанзы". Бертен был ранен при конной атаке засевших в деревне японцев, нога застряла в стремени, и его дотянуло до самой глинобитной стены, окружавшей Сан-да-кан. Эти три фанзы можно было обойти ради скорости набега, чтобы не превратился, как потом оказалось, в наполз, но Самсонов приказал захватить деревню и найти тело Бертена. Провозились три часа. Стемнело, подошел взвод поршневой артиллерии, грохоча колесами по мерзлой земле. Спустился густой туман, укрыл фанзы и сады. Пушки выпустили пятнадцать снарядов, но не зажгли фанз. Было уже одинадцать часов ночи. Больше нельзя было медлить, и началась ночная атака. Спешенные стрелки конно-охотничьей команды и эскадрон Нежинских драгун скрытно двинулись по полю, то и дело натыкаясь на обрезки гаоляновых стеблей, торчавших как пни. Японцы дали залп в упор, русские бросились на штурм. "Сюда, ребята! Жги" крикнул урядник из охотников. Зажгли кучу сложенного гаоляна, запылал огромный костер. Все осветилось. Ожесточение охватило дерущихся, стоны раненых, крики атакующих, треск разрастающегося пожара и вопли мирных жителей разоряемой деревни - это смешалось в гул. Выбили японцев из первой фанзы, он перебежали во вторую. "Спасите, я горю!" - раздался отчаянный голос. Это был вольноопределяющийся Рудаков, раненный одновременно с Бертеном. Он пролежал целый день, ожидая смерти, и погиб, когда выручали покойника француза. Тело Бертена нашли, Рудакова - не смогли вынести из огня.
Цена дела была высокой - три офицера и девятнадцать казаков ранено, трое казаков убито, тридцать семь лошадей убито. Не считая Рудакова.
И никто не спросил Самсонова, во имя чего принесены жертвы.
Глава вторая
Семейство Самсонова проводило летний отпуск на Кавказе, на водах. Отсюда Екатерина Александровна собиралась потом недели на две заехать в Херсонскую губернию, в родной Елисаветградский уезд, в родовую Акимовку, где малороссийское лето готовило свои роскошные угощения. А из Акимовки - назад в Ташкент, первого августа Володе надо быть в гимназии.
Началось знойное щедрое лето. Никто не думал о войне, даже те, кому было положено знать о ее приближении заранее, спокойно готовились к летнему отдыху: генерал-квартирмейстер Генерального штаба Юрий Никифорович Данилов, в ведении которого была и разведка, отправлял свою семью в деревню на запад, на границу с Австро-Венгрией; оперативный отдел Генерального штаба готовил новую полевую поездку офицеров на Кавказ; генерал Брусилов выехал с женой в Германию в Бад-Кисинген.
Итак, военное министерство, Генеральный штаб, а затем государь разрешили отпуск и генералу Самсонову.
В Новочеркасске, где Александр Васильевич после японской служил наказным атаманом войска Донского, захотелось ему выйти из поезда, поглядеть на донскую столицу, на войсковой собор, третий в России после Исаакиевского и Христа Спасителя, на Ермака у атаманского дворца, вообще на бойкий красивый южнорусский народ.
В Новочеркасске на вокзале его встречал генерал Покотило с конвойной сотней и музыкантами. Большой, седоусый Покотило обнял Александра Васильевича, вспомнил набег на Инкоу, когда Самсонов командовал одной из колонн, и дождался, что тот в свою очередь вспомнит, как атаман ходил в цепи в атаку и был ранен.
Это была встреча старых маньчжурцев, героев японской войны, и народ таращился на генералов и любовался.
- Александр Васильевич! - окликнули Самсонова, он вгляделся и узнал горного инженера, старинного приятеля... как же его фамилия? Забыл!
Инженер был в белом чесучовом костюме, в белой фуражке с золотистыми молоточками, телом жилист, а лицо - беспородное, умное.
Самсонов вскинул голову и приподнял руки, как бы готовясь к объятиям. Инженер подошел и остановился рядом с Покотило.
- Что такое? - нахмурился в его сторону наказной атаман. - И сразу оба адъютанта, покотиловский и самсоновский, оттеснили инженера, чтобы тот обождал очереди и не лез.
Самсонов не вмешивался, но показал жестом: ждите, таков порядок.
- Эх, Александр Васильевич, - вполголоса пожаловался Покотило. - Вам хорошо среди азиатов, они уважают...... А тут кто мало-мальски завел предпринимательство, сразу волком на тебя глядит, как на персидского сатрапа. Устои, видите ли, его стесняют!
- А что если мы последние? - спросил Самсонов. - Ведь мы - дети поместий и дворянской вольности. Что нам нужно? Добрый конь, послушный эскадрон да хорошенькая хозяйка... - Он усмехнулся и показал на паровоз, возле которого стоял кто-то замасленный черномазый. - А сия огнедышащая машина? Ей нужны иные генералы. Тот инженер - новый помещик...
- Кто?! - воскликнул Покотило. - Он?! А вот! - И сжал могучий кулак рубаки. - Вот!
Но вот Новочеркасск позади. Не увидел он собора, ни Ермака, только повеяло в душу что-то горькое, прощальное. Не бывать тебе больше на Дону, Александр Васильевич! Не видать больше ни Ташкента, ни Киева, ни Петербурга, ни Елисаветрада, где тебе выпала судьба служить. И ждут тебе не минеральные источники, а восточно-прусские леса, пески и болота. Скоро, совсем скоро станешь ты командующим несчастливой второй армии.
А пока мчится поезд, плывут за окнами казачьи хутора, ползут арбы, запряженные волами, пылят по дорогам верховые, - и все это как будто пятьдесят и сто лет назад.
На столике стоит блюдо с вишнями. Красный сок течет у Верочки по подбородку. Ее пальцы перемазаны розовым. Она щурится, выбирает большую вишню и дает ее брату.
Самсонов глядит на детей, на жену - он на вершине жизни, он счастлив.
* * *
Сперва Россию как бы приглашали задуматься о том, что Англия готова поддержать ее интересы. Военный агент Ермолов сообщил 1 января 1914 года генерал-квартирмейстеру Данилову:
"Доношу, что на днях меня посетил военный корреспондент газеты "Таймс" полковник Репингтон и сообщил следующее:
Английское общественное мнение до сих пор по непониманию относившееся довольно равнодушно к вопросу о германской военной миссии в Константинополе теперь начинает осознавать те многие невыгоды и опасности, кои связаны с этой миссией, не только для России, но и для Великобритании. Ближайшая опасность для Англии заключается в том, что так как Англия получает значительную часть своего ввоза продовольственного из южной России через проливы, то утверждение германского влияния на Босфоре приведет в конце концов как бы к тому, что, как выразился Репингтон, "германский генерал будет как бы держать в своих руках продовольствие Англии и в случаи войны Англии с Германией будет иметь возможность угрожать Англии остановкой ее продовольственного ввоза, то есть просто голодом".
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
