К концу дня вся территория была выметена и выскоблена, словно на ней поработали курсанты-первогодки. И теперь можно проводить торжественную сдачу объекта в эксплуатацию.
Эта история не придумана, так что не я её автор. А кто тогда? Да сама жизнь автор этой истории. В скрижалях истории всё записано:
(http://www.hermitagemuseum.org/html_Ru/05/hm5_4_1_1.html)
Восток – дело тонкое!
Санкт-Петербург, 1993 год.
Как-то сотрудника отдела сигнализации Володю Баленко послали проверить датчики в одно из помещений отдела Востока. Девочки с центрального пульта жаловались на частые ложные срабатывания из этой комнаты.
Володя пришел в нужную комнату, позвонил, потом постучался, потом покричал в закрытую дверь – оттуда ни звука. Позвонил на пульт, и оттуда ему сказали, что с утра в эту комнату еще никто не приходил.
– А что мне делать? – спросил Володя у барышень.
– А ты найди кого-нибудь с отдела Востока, они возьмут ключи в охране и откроют нужную тебе комнату.
Володя понял, что искать других сотрудников ему придется долго, и на всякий случай спросил у дежурной пульта:
– А кого я могу найти с отдела Востока?
– Сейчас, на компьютере глянем.
Через минуту ему выдали удивительный ответ:
– С утра из всего отдела Востока на работу приходил только один человек, но и тот уже сдал помещение под охрану и ушел.
…
Время было около одиннадцати часов дня. Это было в октябре, и это был не выходной.
А что же музей? Да работал как обычно, что ему сделается – ведь технические службы были все на месте. Вот если бы, скажем, электрики или охрана на работу не вышли – тогда другое дело.
PS: Все имена и события этого рассказа – подлинные.
Рафаэль
1994 год. Санкт-Петербург.
Обычно, когда хотят сказать о неорганизованной толпе людей, используют сравнение: как стадо баранов. Так могут говорить люди, незнакомые с сельской жизнью. Стадо баранов – это очень даже организованная, жёсткая, иерархичная, дисциплинированная структура. С вожаком стада и чёткой вертикалью власти. Но это ещё не беда, что плохого, если в этой конкретной общественной формации – в стаде – поддерживается дисциплина и порядок? Беда в том, что такое положение вещей в стаде не вечно. Вожаку постоянно приходится отстаивать своё главенство в стаде в схватках с другими крепколобыми претендентами. Мне приходилось пасти овец, и я часто видел эти схватки. Ох, как они бьются! Наглядно видишь, что вожаку стада нужно прежде всего уметь работать головой. Как-то в детстве я нашему домашнему барану кидал деревянные чурки торцом на лоб. И он раскалывал эти чурки в хлам, одним ударом могучего лба.
Но то бараны, относительно примитивные создания. Хотя и хитрые, и злопамятные притом. Обезьяны – более высокоразвитые животные, человеку более родственные. И отношения в их «стаде» более сложные, иерархия у них намного более развитая. Вместо примитивной схемы «вожак-стадо» здесь целая лестница социальных отношений с очень сложными связями. И опять же – постоянная борьба за более высокое положение в стаде, ближе к вожаку, а лучше – на его место. В селе эти отношения называются «закон курятника»: клюй ближнего, сери на нижнего, и забирайся на насест повыше.
И само собой, эти же отношения мы видим и в социальных группах людей. Среди блатных: пахан – «законники», то есть воры в законе – приблатнённые – «мужики» – опущенные и т. д. Я не специалист в их отношениях, пусть бывалые опытные товарищи поправят меня, если где-то ошибся. И уж всем известны такие же отношения в армии: дедушки – салабоны.
Всё это вам, конечно, общеизвестно, ничего нового я для вас не сказал, уважаемые читатели. Эстеты наморщат нос: «Ничего удивительного, тюрьмы и казармы – места обитания некультурных малообразованных людей, без эстетического образования, потому и отношения у них складываются по образцу примитивных животных стад». И при этом эстеты соколом глянут на окружающих, дескать, а вот у нас, «эстетически образованных», такого нет, мы – существа высшего порядка!
И я, в глубине души, тоже так когда-то думал. Но вот начал работать в 1993 году в Эрмитаже, по работе доводилось близко общаться с научными сотрудниками: искусствоведами, историками, архитекторами, скульпторами, реставраторами и т. д. Бог ты мой, и там это есть, как всё знакомо! Сразу оговорюсь: всё, что напишу дальше, относится не ко всем из них, а только к меньшей, но всё же значительной их части. Те, к кому это относится, сами поймут, что речь о них. Так вот, в общении с нами, техническими работниками музея, такие псевдоинтеллигенты, как мы их называли, постоянно подчёркивали своими словами, тоном, поведением, что они по сравнению с нами – существа более высокого порядка, более образованные, утончённые, культурные и так далее. Вобщем, мы для них – «братья меньшие», неразумные, остановившиеся в умственном и эстетическом развитии на более низкой по сравнению с ними ступени эволюционной лестницы. Такие никогда не упускали прилюдно, громко поправить нас: «Это не Поль Гоген, а Ван Гог отрезал себе ухо. А Гоген, это тот, кто уехал на Таити!» И спесиво так на нас посмотрят – эх вы, темнота... Ну, Ван Гог и Гоген – это их работа, потому они и знают об этом, причём тут культура? Если они не знают интегральное исчисление и ряды Фурье, то я же не заявляю об их необразованности, некультурности и слабом умственном развитии. Или они думают, что изучать высшую математику легче, чем рассуждать «об искусстве»?
И вот, смотришь иной раз в музее: стоит перед тобой вроде бы интеллигентный образованный человек, правильно, литературно изъясняется, в приличном костюме и при галстуке. Но вот как попрёт из него назойливое желание утвердиться, демонстрируя свою «культур-мультур», и всё – в моих глазах он сразу обезьяном становится, прямо шерстью покрывается. Своё привилегированное «место в стаде» позиционирует.
Повторюсь, такие там далеко не все, таких – меньшинство. Мне посчастливилось общаться в Эрмитаже с подлинно интеллигентными культурными людьми из научных отделов, которые обращались к остальным сотрудникам очень уважительно, и держались с нами просто, без заносчивости.
Так вот, о чём рассказать хотел-то? Распи...елся я что-то сегодня. Языком молоть – не мешки ворочать. Значит, зашёл я как-то в буфет в нашем музее. В Эрмитажном театре он, перед столовой. Взял себе чашку кофе, там его хорошо готовят. И тут молоденькая буфетчица пожаловалась мне, что дверь в буфет страшно визжит, несмазанная. За день дверь откроет-закроет несколько сот человек, к концу дня у неё голова от этого визга болит. И она попросила меня: не мог бы я сделать что-нибудь с дверью, чтоб не визжала?
Ну, блин! Если девушка просит, да ещё симпатичная... Мужик я иль нет, едрён батон? Нет проблем, говорю ей, сейчас это в момент исправлю. И пошёл к себе в мастерскую, я в музее инженером по сигнализации работал. Взял в мастерской баночку с литолом, лом, и вернулся в буфет. Одни небрежным могучим движением (куды ж без рисовки-то, ежли девушка смотрит!) поддел ломом дверь и снял её с петель. Дверные петли аж блестели, так их натёрло. Смазал я их и начал ставить двери обратно. А вот фигушки! Это ж музей, не квартира-хрущёвка. Двери высокие, метра три, и не из фанеры-ДСП, а из благородных твёрдых пород дерева. Хрен поднимешь их. И кроме того, не две петли на двери, как обычно, а четыре. То есть, мало того, что двери надо приподнять ломиком, надо ещё чтобы все четыре петли на место попали, иначе не поставить двери наместо. Вобщем, корячился я изо всех сил: приподнимал двери ломиком и, упираясь в них коленкой и лбом, пытался совместить петли.
Получалось не очень-то. То есть, ни хрена не получалось. Тяжёлые двери, и большие очень. Хоть бы мужик какой подошёл, помог бы, что ли? Я оглянулся по сторонам, вижу – стоит рядом бородатый мужик, наблюдает за мной с важным видом.
– Простите, – говорю. – Вы хотите в буфет пройти? Проходите, пожалуйста, я подожду.
– Нет, – говорит он солидно, – я хочу посмотреть, как вы двери ставите.
Во даёт, блин!
– Скажите, – говорю ему, – а помочь вы мне не хотите? Видите же, как трахаюсь с ними. Одному не получается...
– Я – из отдела западноевропейского искусства! – возмущённо ответил он.
И посмотрел на меня так, словно я предложил ему что-то неприличное, недостойное его высокого звания.
– Так вы Рафаэль? – начал я дурачиться. – Простите, не признал вас сразу, по серости своей.
И добавил уже серьёзным тоном:
– Видите ли, сударь, чинить двери – тоже не моя работа. Но девушка-буфетчица меня об этом попросила. Так что вы даже не мне, а этой девушке поможете. Вы не хотите ей помочь? Мужчина вы или нет, чёрт возьми!
Забрало его это. И мы стали ставить двери уже вдвоём. Но видно было, как же он неловко при этом себя чувствовал! Всё время украдкой озирался, как бы кто из знакомых не застал его за этим «недостойным» занятием.
Вобщем, закончилось всё хорошо: двери мы поставили, спасибо ему за помощь. Хороший всё же человек оказался, хоть и на понтах. А буфетчица приготовила нам по чашке кофе, в благодарность за помощь. Хэппи энд!
