Сам султан почти перестал появляться на людях. Даже во время аудиенций он обычно скрывался от глаз подданных за непрозрачной ширмой или зарешеченным окошком, подчеркивая тем самым недосягаемость верховной власти для простых смертных. Чести регулярно лицезреть «счастливого повелителя» османов удостаивались лишь обитатели тщательно изолированных от окружающего мира чертогов султанских резиденций. Главная из них, дворец Топкапы, делилась на три неравные части. Первая, отделенная от городской суеты и невзгод внешней стеной, представляла собой технические помещения – казармы личной гвардии султана, жилища дворцовой прислуги, склады, конюшни и т. д. Вторая, наиболее оживленная, называлась Бирун и включала в себя канцелярию имперского правительства, хранилище державной казны и церемониальные залы для торжественных случаев. Эндерун, или внутренние покои, был самой закрытой частью дворцового комплекса, и появляться там дозволялось лишь ограниченному кругу лиц. В пределах Эндеруна находились личные покои султана, дворцовая школа для одаренных детей и располагавшийся особняком гарем.
Бирун обслуживали так называемые белые евнухи, глава которых, ак-ага, исполнял роль руководителя султанской администрации, управлял его фондами и обеспечивал соблюдение расписания. Без ведома ак-аги никто не мог получить аудиенцию у султана. Кроме того, глава белых евнухов отвечал за обучение в Эндеруне будущих руководящих кадров империи. Внутренние покои, в том числе и Дом блаженства, охраняли черные евнухи. Формально оставаясь рабами, начальники и тех и других евнухов благодаря прямому доступу к султану обладали немалым влиянием, часто сопоставимым с властью великих визирей и членов правительства.
Начиная с Мехмеда II, сформировавшего Диван[32] и определившего протокол его работы, Османы отказывались от непосредственного председательства на заседаниях правительства, переложив эту функцию на плечи великих визирей. Султаны во время слушаний находились за специальной ширмой, откуда выносили окончательные решения, соглашаясь или отвергая рекомендации министров по рассматриваемым вопросам. В ведении Дивана были налоговая политика империи, вопросы финансового регулирования и контроль за соблюдением правил торговли, в том числе и международной. Помимо этого визири осуществляли дипломатическую деятельность, определяли основные направления внешней политики османской державы и следили за поддержанием стабильности и социального баланса внутри империи.
Один или два раза в неделю Диван представлял султану подробный отчет о своей работе. Символичен порядок, в котором высшие должностные лица империи приближались к султану. Первым шел представлявший армию – главную опору султанской власти – командир янычар, затем шариатские судьи и лишь после них – великий визирь. Однако, хотя он и не возглавлял процессию, но был вторым лицом в империи, главным представителем Османов и посредником между верховным правителем и народом. Главный министр обладал чрезвычайно широкими – вплоть до оперативного руководства войсками или вынесения приговоров разного рода преступникам – полномочиями и отчитывался лишь перед султаном. Разумеется, глава правительства нес за все, происходящее в империи, полную личную ответственность, но решения принимал, основываясь на результатах работы конкретных министров. Исключение составляла кадровая политика правительства – в конце концов, на возможности распределять ключевые должности государственного аппарата зиждилась немалая доля политического веса великого визиря.
При всех своих недостатках уникальная кадровая политика империи долгое время позволяла османской державе добиваться очевидного преимущества над более консервативными в этом вопросе соседями. Первые Османы обычно назначали на высшие посты государства людей либо благородного происхождения, либо имеющих заслуги перед империей, то есть кандидатов, изначально обладавших собственным политическим весом. Такой подход не мог не привести к усилению придворных группировок и, следовательно, ослаблению позиции султана. Чтобы укрепить свою власть, Мехмед Завоеватель первым из Османов доверил все высшие государственные посты, в том числе и печать великого визиря, безвестным, но абсолютно преданным ему людям. Впоследствии будущих сановников империи начали воспитывать в закрытой дворцовой школе, где учились дети, полученные Османами в качестве «кровной дани» – печально известному налогу девширме.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Как и при отборе в янычары, кандидатов на обучение в Энедруне подбирали, не отдавая предпочтения какому-либо народу или региону империи. Османам – по крайней мере в первые века существования империи – был совершенно чужд национализм[33]. При дворе султана говорили на всех языках и наречиях империи, причем, по свидетельству европейских путешественников, «редко когда можно было услышать там беседу на турецком, ведь большинство султанских вельмож – ренегаты, сменившие веру отцов, но сохранившие их язык и обычаи». Делопроизводство долгое время осуществлялось на турецком, сербском или греческом – в зависимости от провинции.
Наследники Фатиха по достоинству оценили его гениальную идею – продвигать к вершинам власти не людей из имперского истеблишмента, а талантливых, специально обученных для государственной службы рабов. Так что лишь каждый третий или даже четвертый из великих визирей, назначенных на сей пост после завоевания Константинополя, был отпрыском знатной турецкой семьи. Остальные – греки, босняки, хорваты, венгры, сербы, итальянцы, армяне, абхазы, черкесы, грузины, крымские татары и чеченцы – были выпускниками Эндерунской школы, за что Диван нередко называли «невольничьим рынком».
Эндерун – интернат для элиты
В закрытую дворцовую школу подготовки управленческих кадров попадали юноши, набранные по девширме из семей христианских, преимущественно балканских народов, покоренных османами. Прежде чем мальчики попадали в столицу, их определяли в турецкие семьи на воспитание, там они осваивали язык завоевателей, приобщались к их религии и бытовой культуре. Затем юные невольники проходили службу в корпусе аджеми, откуда могли попасть в янычары. Самых смышленых новобранцев направляли на обучение в Эндерун.
Первые две базовые ступени обучения назывались Малой и Большой палатами. В них вчерашним аджеми преподавали турецкий, арабский, французский и персидский языки. На этом этапе все еще большое внимание уделялось спорту и военной подготовке. Отсеянные воспитанники направлялись в различные армейские подразделения, поэтому школьники обучались стрельбе из лука, основам фехтования, верховой езде, занимались борьбой, бегом, акробатикой. В течение всего срока пребывания в школе юноши изучали основы ислама.
Обучение на первых ступенях школы длилось несколько лет. Ученики содержались за счет султанской казны и время от времени получали от «счастливого повелителя» османов подарки по тому или иному поводу. Кроме того, всем ученикам Эндерунской школы выплачивалось ежедневное жалованье, размер которого напрямую зависел от успехов воспитанника в учебе. Достаточно способные к обучению юноши после первых двух ступеней переводились либо в Палату сокольничего (упразднена в 1675 году), либо в Военную палату. Обычно таких учеников набиралось сто с лишним человек. Отличившиеся в учебе становились старостами, они имели привилегию носить на поясе ножи.
Ученики Военной палаты занимались делами, на первый взгляд весьма далекими от военного ремесла: стиркой и правильным хранением одежды обитателей Эндеруна. Помимо этого они содержали в порядке вещи самого султана – его платья, головные уборы и молитвенные коврики. Со временем в палате начали обучать изящным искусствам. Юноши упражнялись в пении, игре на скрипке и других музыкальных инструментах. Многие из выпускников третьей ступени становились артистами, в том числе музыкантами знаменитых янычарских оркестров, поэтами, цирковыми борцами, а также цирюльниками и банщиками. Другие направлялись в сипахи. Это уже считалось очень хорошей карьеров для юношей, попавших к османам в качестве «кровной дани».
