— Он и правда появится завтра на конференции? — спросил я.
— Наверняка, — ответила Мери. — Он охотится за Алексом Кэрби-Смитом.
— Почему?
— Это их дело.
— Что-то между ними произошло?
— Давно, — ответила Мери, потом она с улыбкой повернулась ко мне. — Ну вот ты и познакомился с великим Корнелиусом ван Делденом. Как он тебе?
— Я прежде таких людей не встречал, — неуверенно пробормотал я, подыскивая какое-нибудь слово, которое соответствовало бы странной необузданной натуре ван Делдена. — Он кажется больше самого себя.
Она кивнула смеясь.
— И не говори. Он всю жизнь был больше самого себя. — Смех замер, и Мери тихо добавила: — Буря, а не человек. Это у него врожденное, как и страсть играть с судьбой. — Она повернулась к Карандже. — Что ты можешь сказать о Тембо? Как он сегодня выглядел?
Каранджа посмотрел на нее расширившимися глазами и ответил:
— Сила.
— Сила! — откликнулась Мери. — Он как кабан. Что хочет, то и делает, а каково приходится от этого другим, ему все равно.
— А этот Кэрби-Смит… — проговорил я. — Ты должна хорошо знать его. Что он за человек?
— Я тогда была ребенком.
— Но ведь вы встречались и потом.
— Один или два раза.
— Каков он из себя?
Вместо ответа Мери лишь покачала головой. В этот миг мы проехали поворот и увидели солдата, который взмахнул флажком, давая знак остановиться. Он держал карабин наизготовку, на голове у него было какое-то кепи с пришитой над козырьком эмблемой, изображавшей носорога.
— Из бывших следопытов, — шепнула мне Мери, когда Каранджа, улыбаясь, с явным облегчением, приветствовал солдата. — Похоже, все они знакомы между собой.
Солдат сказал, что надо вызвать капрала. И вскоре тот, выкрикнув какое-то распоряжение, залез в кузов с одним из солдат. Когда мы тронулись, Каранджа сказал Мери:
— Он отвезет нас к своему капитану. Так ему приказано.
— Так они посылали патруль искать тебя?
— Нет, но им известно, что вы и мистер Тейт в отлучке.
— Значит, они не удивятся, узнав, что ты поехал разыскивать нас.
— Возможно. Но я не армия, и взять без спросу армейский грузовик… — Он передернул плечами, в голосе его послышалась тревога. — Да еще мой министр… Мисс Мери?
— Что?
И тут Каранджа затараторил срывающимся голосом:
— Пожалуйста, вы встретьте Тембо сегодня ночью. Вы скажите ему, что это невозможно ему приходить на конференцию. Он думает, что у него есть защита делегатов и репортеров, но я не могу ручаться. Я знаю своего министра. Мистер Кима ни — человек с гонором…
— Он не посмеет приказать схватить отца на глазах у всех делегатов.
— Да. Это он не может сделать. Но когда ваш отец уйдет, он даст приказ солдатам… Пожалуйста, мисс Мери, вы должны это верить. Мистер Кимани — твердый человек, и такой поступок… прийти на конференцию, говорить делегатам… — Каранджа потряс головой, — крайне безумный! Мистер Кимани будет заставлен действовать. У него нет выбора. Вы понимаете?
— Я-то понимаю, — ответила она. — А вот понимаешь ли ты? Фотографии у отца, и он пустит их в ход. — Меня удивили жестокие нотки в ее голосе. — Так что тебе, пожалуй, лучше поговорить с твоим министром.
— Он будет задержан, — упрямо твердил Каранджа. — Они не дадут ему дойти до усадьбы. Фотографии заберут. Вы скажите ему, пожалуйста.
По кабине громко забарабанили, и мы свернули влево. Я смотрел на Мери Делден. Ее рот был плотно сжат, едва заметный пушок над верхней губой покрылся бусинками испарины. Мы были притиснуты друг к другу, и я чувствовал, как она напряжена. Грузовик остановился, и Мери произнесла сдавленным голосом:
— Они не смогут арестовать его на виду у всех этих делегатов! Так и скажи министру Кимани…
Капрал спрыгнул на землю и исчез во флигеле.
— Ты понял меня, Каранджа?
Он не ответил. Его руки так крепко вцепились в руль, что суставы пальцев побелели.
— Каранджа, ты понял? — угрожающе прошептала она. Тот медленно покачал головой. На его блестящем от пота лице застыла гримаса безнадежности.
— Его задержат и отвезут в аэропорт под охраной. Я не могу предотвратить это.
Капрал вышел на улицу в сопровождении офицера. Тот шел важной поступью, на погонах поблескивали три звездочки. Капитан грубо заговорил с Каранджей. О чем — я не понимал, но было ясно, что Каранджу подвергли допросу. Дело это затягивалось, а мы с Мери все сидели в душной кабине. Наконец она перегнулась через Каранджу и обратилась к капитану на суахили. Потом резко обернулась ко мне.
— Открывай дверцу и давай вылезать. Я устала и хочу умыться, а кроме того, я чертовски проголодалась.
Капрал двинулся к нам, намереваясь остановить. Тогда Мери оглянулась на офицера и сказала по-английски:
— Вы не имеете права держать меня здесь. Я сейчас же пойду прямо к министру и потребую, чтобы он связался по радио с американским консулом. — Она распахнула дверцу. — Вылезай, Колин, и убери этого капрала с дороги. Я не намерена сидеть тут в духоте.
Капрала мне отпихивать не пришлось: капитан пролаял команду, и тот отступил. Я вылез, Мери последовала за мной.
— Пошли. Умоемся — и обедать. Потом вздремнем.
Не сказав больше ни слова Карандже и офицеру, она пошла прямо к главному зданию. Я двинулся следом.
Делегаты уже сидели за ленчем. Мы слышали гул их голосов и звон тарелок в столовой.
— Передай все свои пленки в надежные руки, — сказала Мери. — Так будет лучше. Только не оператору, а кому-нибудь другому. Если нас допросят по отдельности, мы дошли до люгги, уснули, а потом выбрались на дорогу, и Каранджа подобрал нас там незадолго до полудня.
На ее лице мелькнула улыбка, и Мери, оставив меня, широким легким шагом направилась в свою комнату.
Этим вечером я впервые увидел Алекса Кэрби-Смита. Он сидел за несколько столиков от меня, болтая с группой американцев, — высокий грузноватый мужчина, полный энергии. Глаза его постоянно щурились — итог долгих лет, проведенных под сияющим солнцем. Длинные светлые волосы отброшены со лба назад, словно прибитые ветром. Он резко выделялся в толпе собравшихся. Даже не зная его, я, наверное, догадался бы, что он охотник: были в его глазах некая резкость и яркий жесткий блеск. Руки майора все время двигались, придавая особый вес словам. На левую руку была натянута коричневая перчатка, настолько неуместная в душной и жаркой комнате, что мой взгляд так и прилип к ней. Лишь несколько мгновений спустя я понял, что это протез. Шея майора была повязана красным шелковым шарфом, массивное чисто выбритое лицо сияло почти мальчишеским воодушевлением. Двигался он с необычайной легкостью, словно балансируя на цыпочках.
