— Насколько я понял, он привез вас сюда, чтобы вы отдохнули, чистым воздухом подышали. А ему работать надо, отпуск еще не скоро.
— Так, даже если представить, что все это — правда, и вы меня не разыгрываете, то почему он со мной не попрощался? Почему он меня не предупредил о том, что затеял? У меня, между прочим, тоже работа, и поважнее, чем у него! Если я на следующей неделе дома не появлюсь, то могу вообще не у дел оказаться! Он это понимает, или как?!!!
— Вот чего не знаю — того не знаю. Это вы уж сами у него узнавайте. Меня он попросил, чтобы я за вами приглядел, по лесу провел, места здешние показал…
— То есть, нашел мне надсмотрщика, а сам свалил! Гениально! Я и часа здесь не останусь! Как отсюда уехать?
— Ну, давайте для начала проясним, милая дама: я вам — не надсмотрщик. Вы в своих поступках абсолютно вольны. Могу вообще не докучать вам своим обществом. Теперь что касается Москвы. Сначала надо одолеть километров тридцать до поселка. Там два раза в день ходит автобус. Полтора часа счастья, и вы на железнодорожной станции, там можете сесть на электричку до Москвы. Вот и все, собственно.
— Вы можете прямо сейчас отвезти меня в этот поселок? Я вам заплачу, конечно, без проблем.
— Нет.
— Потому что Иван вам это запретил?
— Да нет, при чем здесь Иван? Мне везти вас не на чем. Машина не на ходу, а велосипедов и прочих мотоциклов не держу.
— А кто-нибудь здесь на машинах проезжает?
— Да какие машины, Бог с вами! Здесь же практически заповедная территория! Только охотники, да и то в сезон.
— А сейчас сезон?
— Нет, что вы! Зверье потомство выводит, нельзя! Ни в коем случае нельзя!
— И когда же наступает этот самый сезон?
— Когда как, но обычно в конце августа.
— Августа!!! Да вы что, издеваетесь? Мне в Москву надо, срочно!
— Увы, ничем не могу помочь.
— Но существует же какой-то приемлемый выход из всего этого! Когда вы машину почините?
— Кто ж его знает? Пока недосуг мне с ней возиться, в лесничестве дел хватает. Ну ладно, вы пока обустраивайтесь, а я пойду. Завтра вставать на зорьке.
— Подождите, а как же я? Вы что, так меня и бросите здесь?
— У вас есть другие предложения? Тогда я пошел. У меня и помимо вас дел вагон и маленькая тележка.
— Да, нечего сказать: отличного цепного пса мне Ванечка подобрал. Вроде и не видно его, а никуда от него не денешься. Просто великолепно!
— Девонька, может, Иван глупостей и наворотил, это вы сами с ним разбирайтесь. Но цепным псом меня называть — это слишком. Я тебе не ровесник, чтоб ты со мной такими словами бросалась! Молоко на губах еще не обсохло!
И рассерженный Фомич вышел из домика, в сердцах хлопнув входной дверью. Кристина осталась одна.
От осознания того, как несправедливо с ней обошелся Лесничий, Кристине хотелось выть. Собственное бессилие и невозможность хоть как-то вырваться из этой ловушки бесили так, что она была готова разнести эту убогую избушку по бревнышку. Вляпалась, как муха в паутину. А ведь еще утром все было просто чудесно! Как он мог так поступить?! За что?!
Нет, как только она увидит этого предателя, она ему все выскажет! Пусть даже не надеется на прощение: такие вещи не прощают. Ни за что. Пусть убирается прочь из ее жизни. Как он вообще себе это представлял, интересно знать? Кинул одну в этом диком лесу, в домике, в котором даже электричество не проведено, а сам смотался обратно в цивилизацию! Сволочь патентованная! И еще надеется, что когда вернется, она его примет с распростертыми объятьями? Фигу ему! С маслом. Сковородкой по лбу — это пожалуйста, а за всем остальным пусть к другим девушкам обращается.
И все же: за что он так с ней поступил? Что ему было не так? Или хочет, чтобы она свою работу бросила? А ведь точно! Его же прямо передергивало, когда она рисовала. И не дай Бог сказать в этот момент, что устала, приходи лучше в другой день. И что теперь получается: пока она в этом захолустье торчит, все ее заказчики, вся ее клиентура уйдет к другим художникам, и она останется не у дел. Вот гад! Ну, ничего, ей бы только выбраться отсюда, а там Лесничий узнает, где лихо ночует!
Так, но как же отсюда вырваться? На Фомича можно не рассчитывать, это и ежику понятно. Сколько он сказал до этого поселка, из которого автобусы ходят, — тридцать километров? М-да, путь неблизкий. Но если так посмотреть: скорость человека, если она правильно помнит школьные учебники, составляет около пяти километров в час. Значит, до поселка примерно шесть часов ходьбы. Ну, плюс там отдых и все такое. Итого часов за восемь она доберется. А потом дожидается автобуса и рвет когти.
И тут Кристина похолодела от внезапной догадки. У нее же нет с собой денег! Еще в Москве, когда она спросила Ивана, брать ей что-нибудь с собой или нет, он отмахнулся, мол, не надо. Конечно, «не надо»! Куда она отсюда без денег денется! А в кармане рублей двадцать мелочью, может быть, и наскребется, но не факт. На автобус наверняка не хватит. А автостопом страшно, кто ж знает, какие люди в здешних краях живут?!
На глаза сами собой навернулись горькие слезы, и Кристина разрыдалась в голос. Отчаяние душило ее, физически заставляя ощущать недостаток воздуха. Не зная, что делать, она выбежала прочь из домика и побежала по дороге, по которой час назад ее привез сюда Иван.
Она бежала долго, наверное, минут двадцать, а то и все полчаса. Впрочем, может быть, ей просто показалось, что долго. Скоро бежать стало трудно, и Кристина просто пошла. Босоножки, в которых она приехала, явно не были приспособлены для марафонского бега, и здорово, до крови натерли ноги. Недолго думая, Кристина вообще сняла их и пошла босиком, ежась, когда под ногу попадались шишки или камешки. По всем прикидкам вот-вот должен был показаться дом Фомича, но его все не было и не было. Когда дорога пошла под уклон, а под ногами что-то противно захлюпало, Кристина поняла, что заблудилась. От избушки, где ее поселили, отходила не одна, а несколько дорог! И та, по которой они ехали, была автомобильной, то есть двухколейной, а эта уже больше напоминала собой обычную тропинку. Кристина повернула назад.
Сумеречное небо не предвещало собой ничего хорошего, а если учесть, что темнеть стало прямо на глазах, Кристине вряд ли кто мог сейчас позавидовать. Сейчас больше всего на свете она бы хотела увидеть перед собой хоть что-нибудь знакомое, но увы: бежать обратно столь же быстро, как она неслась от избушки, уставшие и избитые ноги не могли. Приходилось тащиться с черепашьей скоростью, морщась от боли. Вдобавок подул холодный ветер, и разгоряченной Кристине стало откровенно зябко, до дрожи.
И тут полил дождь. Сначала на землю, скатившись по кронам елей, упали первые крупные капли, а потом небо разверзлось. Тяжелые потоки били Кристину по спине, а глинистая дорога, в момент намокнув, стала ужасно скользкой. Не удержавшись, Кристина упала прямо в дорожную грязь, сильно ударившись ногой о какой-то корень. Взревев от нестерпимой боли, она схватилась за ногу, и выла, выла, как зверь или умалишенная.
