Интеллигент, - объяснил я.
- Цаца, - добавил Щука.
После того, как Онегин встретился с Татьяной по поводу её письма, Дыба пробормотал:
- Ишь ты! Другой повалил бы её прямо там, за домом… и весь разговор.
- Интеллигент, - повторил я, зевая.
- Цаца…
Валентин же Самуилович, весьма довольный собой и нашим вниманием, продолжал…
«В тоске сердечных угрызений,
Рукою стиснув пистолет,
Глядит на Ленского Евгений»…
А Дыба опять:
- Во, гад! Завалил кореша и давай страдатушки пускать…
- Интеллигент, бля…
- Цаца…
…
Самое обидное, что Валентина Самуиловича нашли утром мёртвым. Его удавили. Вязанным шарфиком.
- Не бздите, фраера, - уговаривал Щука. – Скажите, кто это сделал? Кого видели? Не молчите, овцы!
Но соседи Губермана уверяли, что ничего не слышали, не видели, спали…
- Дело ясное, что дело тёмное, - сказал Валет.
Нам было понятно: Губерману не простили того, что он ходил к нам, а не к ворам. В натуре, твари.
Вечером того же дня Валет предложил:
- Хотите, я вам жизненный роман тисну? Про легендарного жигана Владимира Дубровского.
- Это который мишку косолапого завалил?
- Ну.
- Мишку завалил, а Машку не сумел?
- Ну.
- Та ну его!
Мы все согласились: ну его, этого Дубровского…
Жалко было старика. То есть не жалко, конечно… а как-то…обидно, что ли… Типа рашпилем по душе, у кого она осталась.
Ничего не попишешь. Лес рубят – щепки летят.
…
А на Хабаровской пересылке сразу после помывки меня дёрнули к куму. Ничего хорошего это обычно не предвещало.
Разговор наш был примерно следующего содержания.
- Проходи, Угрюмый, садись… Чайку не желаешь?
Раньше бы я отказался, а теперь мне совместное распитие чая с начальником оперчасти ничем не грозит. Я больше не вор.
- Можно, - говорю, - и чайку!
Кум – подтянутый, бравый офицер лет сорока – представился:
- Подполковник Прохоров. Андрей Степанович. Не помнишь меня?
- Не обессудьте, – я развёл руками. – Вы для нас, гражданин начальник, все на одно лицо.
- Да и вы, бандюги, друг на друга похожи, – добродушно улыбнулся подполковник. – Но я тебя запомнил. В тридцать девятом я ваш побег сорвал. Помнишь? Два ребра тебе сломал. Получил капитана…
- Не благодарите. Был рад услужить!
- Ты дурака-то не валяй!
- Гражданин начальник, не обращайте внимание. Это у меня такая манера говорить. Это я так шучу. А морда каменная при этом. Меня оттого и прозвали Угрюмым.
Он кивнул. Помолчали. Подумали.
- Ну, и как жизнь? – спрашивает.
- Проходит, - отвечаю.
- Понимаю… Зачем позвал, знаешь?
- Конечно. Извиниться хотите за рёбра – совесть замучила.
Кум заразительно рассмеялся.
- Смешно, смешно… Да… У меня есть к тебе предложение. Сейчас основываются несколько специальных команд или, скажем так, спецбригад из бывших воров, вставших , так сказать, на путь исправления. В основном, конечно, фронтовики.
- В основном?
- Большей частью, так сказать! Люди надёжные…
- И?
- Вот, думаю, достоин ли ты, как говориться… Хочешь в команду Алексеева? Вы ведь, кажется, знакомы?
- Да и вы, кажется, тоже. Мы же с ним вместе тогда бежали.
- Да, да…
- А что делать?
Но подполковника, видать, не отпускали воспоминания золотых денёчков:
- Как он тогда выжил - ума не приложу. Впрочем, это к лучшему, как выяснилось. Так что насчёт моего предложения? Алексеев за тебя поручился.
- Вот те раз, - удивился я, - на жопе глаз!
- Ты помозгуй! Это ответственное задание! Я не всем такие предложения делаю. Избранным,
