- Если я узнаю, что вы причинили ему вред… - глухо произнес Назар. – Вас не спасут ни ваши деньги, ни ваши телохранители.
Несмотря на то, что его лицо уже начало бледнеть от недостатка кислорода, Густав ослепительно улыбнулся в ответ, и обескураженный его улыбкой Назар будто одумался. Выпустил из рук ворот измятой рубашки и отступил назад. Густав закашлялся, получив наконец возможность сделать вдох. Кислород, устремившийся живительным потоком в легкие, обжег сухое передавленное горло.
- Насчет этого можете не волноваться, - бросил он, когда смог говорить без сипения. – На самом деле, я очень привязался к Максиму и никому не позволил бы причинить ему вред. Даже себе. Так что пусть его родители не волнуются и спят спокойно. Я не дам их сына в обиду. У вас же уже есть та, о ком вам стоит заботиться прежде всего. А заботу о вашем ученике предоставьте мне. Вы отнюдь не глупы и, должно быть, заметили особое отношение к вам Максима. Но не проявили к нему должного внимания. И, чтоб вы знали, Назар, я искренне рад, что вы остались безучастны в данном вопросе. Я же в полной мере даю ему то, что вы в свое время не смогли и не захотели ему дать. Так что претензии лично с вашей стороны я считаю необоснованными.
В глазах Назара проскользнуло что-то неуловимое. Скорей всего, запоздалое сожаление, а возможно, даже отголосок застарелой боли. Густав проглотил победную ухмылку, хотя ему очень хотелось продемонстрировать ее не только получившему отпор сопернику, но и всему миру. Похоже, от этого разговора было больно им обоим, и он тут же мстительно пожелал, чтобы боль Назара была такой же сильной, как и его собственная.
- Ловлю вас на слове. В любом случае… Я вас предупредил.
Назар снова говорил негромко, спокойным тоном. Быстро справился с собой, оставив зловещую угрозу лишь в угрюмом неприязненном взгляде.
- И я запомню ваше предупреждение, – кивнул Густав.
- Максиму не обязательно знать о нашем разговоре, – холодно добавил Назар.
- Конечно, – покладисто согласился Густав. - Ему и без нас есть чем занять свою умную голову. Как я уже говорил, не беспокойтесь. Я о нем позабочусь.
Назар испытующе смотрел на него еще с минуту, пытаясь разглядеть подвох, но, видимо, не нашел к чему придраться, поэтому развернулся к Густаву спиной и, не прощаясь, снова затерялся в тенях безлюдного вестибюля, ступая совершенно бесшумным шагом.
Густав выдохнул только тогда, когда тот окончательно пропал из виду, и толчком распахнул входные двери. Он не собирался ничего говорить Максиму, но намеревался сегодня же пригласить его к себе на ужин, обсудить модернизацию спорткомплекса и намекнуть на то, что хотел бы видеть его в составе аудиторской группы. И всю ночь потом лежать без сна, обнимая свой приз, слушая его сонное дыхание и тихо празднуя эту Пиррову победу.
<center>***</center>
Сидеть на твердой холодной лавке было, как всегда, неудобно. Максим ворочался, пытаясь найти более-менее подходящее для его костлявого зада положение, и с тоской смотрел на новую группу учеников, заканчивающих тренировку.
Им было лет по четырнадцать. Как раз столько, сколько было самому Максиму, когда он впервые познакомился со своим новым, вторым по счету наставником, и полюбил его с первого же занятия. С первого взгляда.
Сложив руки на груди, Назар степенно вышагивал вдоль строя мальчишек и отдавал команды негромким, но хорошо поставленным голосом, а ребята старались изо всех сил, чтобы порадовать своего строгого сэнсэя.
Когда-то Максим тоже вот так старался. Урабатывался до невменяемого состояния лишь для того, чтобы получить еще одну скупую улыбку или хотя бы одобрительный кивок Назара. Его интерес уже тогда был немного не таким, как у остальных, но осознание этого пришло лишь через несколько лет, проведенных рядом с безмерно почитаемым и любимым наставником.
- Ямэ!(1) – приказал Назар и сразу оповестил учеников: – Занятие окончено.
Те, все, как один, расслабились, опустили плечи, согнули усталые спины колесом и поползли, еле переставляя ноги, в раздевалку. Максим даже усмехнулся, прекрасно понимая их состояние.
Столько воспоминаний. Столько памятных дней, проведенных в стенах этого зала. Он будет помнить их все. Беречь, как свое самое драгоценное тайное сокровище.
До следующей тренировки оставалось еще минут десять. Во взрослой группе, которая должна была тренироваться следующей, занимался и сам Максим. В обычный день он бы уже шел переодеваться, чтобы занять свое место в первом ряду как лучший ученик группы. Прямо напротив наставника. Но не в этот, наполненный воспоминаниями и сожалением день.
Отпустив учеников, Назар собрал разбросанный детьми спортивный инвентарь и начал раскладывать его по полкам стеллажа, готовясь к следующему занятию. Максим любил наблюдать за этим неспешным процессом. Всегда специально приходил пораньше, чтобы увидеть это.
Зазвонил старенький мобильник, лежащий на полке рядом с плечом Назара. Тот, поглядев на номер, поднес телефон к уху.
- Да, Нин!.. Да. Еще часа два, и буду выходить. Что купить?.. Хорошо. Забегу в гастроном, погляжу, что еще успею ухватить… И я тебя… Целую. Люблю.
Назар закончил говорить как раз тогда, когда ласковая улыбка без следа исчезла с лица Максима. Положил на полку последнюю снарядную перчатку и обернулся. И, судя по легкому удивлению, написанному на его лице, только тогда заметил, что в зале он не один.
- А ты чего не идешь переодеваться?
Максим одним приложенным усилием растянул губы и с кроткой улыбкой пожал печами.
- Наверно, потому, что сегодня я не собираюсь тренироваться.
- Что-то случилось? – осторожно спросил Назар.
Он вообще в последнее время разговаривал с Максимом предельно осторожно. Так, будто шел при этом по минному полю с завязанными глазами. Должно быть, наконец-то осознал, что Максим вырос и имел право на собственные тайны. Показывал, что не хочет нарушать границы и затрагивать личное. И с этой своей чрезвычайной деликатностью с каждым днем удалялся от ученика все дальше.
Показалось Максиму, или в этот день в голосе Назара обеспокоенности было больше, чем обычно? Наверно, тот уже что-то почувствовал своим просто таки звериным чутьем и теперь ненавязчиво пытался выяснить, что именно его так взволновало. Максим всегда восхищался этой способностью Назара предвидеть грядущие неприятности. Ему бы так.
Максим поднялся с лавки. Сделал пару вращательных движений плечами, чтобы размять затекшую спину, и добровольно пошел на собственную казнь.
Приблизился к Назару и остановился буквально в шаге от него. Тот замер настороженным зверем. В глазах его уже разливалась мутным половодьем неприкрытая тревога.
- Ничего не случилось, - сказал Максим.– Просто я больше не буду ходить на занятия.
- Почему? – нахмурился Назар.
- Я понял, что не хочу заниматься профессиональным спортом, - спокойно признался Максим. – Вы же знаете, что я доучиваюсь в экономическом и хотел бы, чтобы моя работа была связана с финансами.
- Но ты мог бы просто посещать занятия, чтобы не терять форму. Ты же столько сил положил на то, чтобы улучшить свои навыки и побеждать на соревнованиях. Неужели ты готов вот так бросить все, чему столько лет посвящал свою жизнь?
Максима поразила та горячность, с которой обычно невозмутимый Назар произносил это, пытаясь убедить ученика остаться. Если бы у этих слов были скрытые мотивы… Если бы, говоря это, Назар проявлял пусть неосознанный, но эгоизм, Максим бы с радостью остался, продолжая и дальше мучиться и наслаждаться своей больной самозабвенной любовью. Но тот говорил все это, заботясь лишь о благе самого Максима, но никак не о своем собственном, и этот естественный для Назара альтруизм был хуже всего остального.
- Мне предложили хорошую высокооплачиваемую работу. И, если я приму ее, у меня банально не будет времени на то, чтобы приходить на занятия. Мне очень жаль, Назар Григорьевич, но мне пришлось выбирать. И я выбрал.
