– Нет! – Она заслонилась от него рукой.
– Да!
Он замахнулся для повторного удара. И в этот раз лезвие вошло в сердце. Тело Наимы натянулось, как струна, и через некоторое мгновение расслабилось. Она умерла.
Вадим изначально планировал убийство Наимы: тихо, мирно, выстрелом в затылок. Он мог запереть ее в запаснике и забрать ключ, и ее нашли бы не скоро. Но она сама дала Вадиму подсказку: как убить и что сделать с телом. Пройдет час, а может быть, и два, и рев полицейских машин оборвет надежду Егорова и Жученко еще раз посмотреть в глаза последнему агенту «Востока».
Вадим забрал у Наимы связку ключей. Взял ее за руки и вытащил из хранилища. Прислушался: в подземелье было тихо, как в могиле. То, что нужно. Он поднял глаза и не увидел верхней ступеньки: лестница была настолько крута, что первые ее ступени скрывались за сводом. Не без труда он затащил Наиму на верхнюю площадку и сразу же столкнул обратно. Тело покатилось вниз, оставляя на ступеньках следы крови. Вадим остался доволен результатом. Складывалось общее впечатление, что хранительницу музея убили на верхней площадке и тело ее скатилось вниз по ступенькам. Отсюда его даже не видно. Вадим присел. Вон оно. Видны ноги, бедра, розовые трусы. Он коротко хохотнул.
Мартьянов вернулся в хранилище, перешагнув через тело. Забрав багаж, он во второй раз покинул это помещение. Ключ от этой двери торчал в замке. «Неосторожно, – бросил Мартьянов под нос. – Нас могли замуровать в этом склепе». Кто? Может быть, призраки убитых христиан? Он был готов поверить и в призраков.
Карман его пиджака оттягивал пистолет. Ему он больше не понадобится. Со словами «Прощай, оружие!» Вадим бросил его на пол хранилища.
Закрыв дверь, ключ он положил в карман. Там еще что-то звякнуло. Что? Ах да, это же связка ключей от дверей музея.
Все? Нет, не все. Вадим нажал на боковую часть брелока-фонарика. Тонкий луч скользнул по стене, высветил тенета. Аккуратно взяв их с двух сторон, он, спугнув громадного паука, снял клейкую паутину. Примерившись, ловко прикрепил ее одной стороной к кованой обкладке двери, а другой к стене, где по идее должен быть наличник. Присмотрелся, покачал головой: одной паутины мало. Нашел другую и тоже перенес ее на дверь. Вот теперь порядок. Но он перепроверился: бросил взгляд на тело, перевел его на дверь. Под тусклым светом лампы в глаза сразу бросилась колышущаяся от дыхания паутина. Полвзгляда достаточно, чтобы понять: эту дверь очень долго не открывали. И если даже прозвучит вопрос следователя «Что там?» – он будет носить дежурный характер. Это все равно, что спросить, что в мусорном баке, возле которого нашли тело бездомного.
Вадим не питал иллюзий насчет большей части фонда, оставшейся за этой массивной дверью, жалел лишь о мыслях вслух: «Я закрываю счет». Но вдруг? Вдруг он снова получит доступ в это хранилище? Это было бы невероятным везением.
Аппетит приходит во время еды?
И снова под сводами этого подземелья прозвучал смех.
И снова он отмечает допотопную, на изоляторах проводку и удивляется: новая давно бы превратилась в труху. Вадим любил старину.
Он прошел через зал приемов, дурашливо помахав манекенам в красном, и вышел к гарему. Дальше путь его лежал через запасной выход. Тяжелая дубовая дверь, обитая стальными пластинами, была закрыта на замок. Вадим вставил в замочную скважину первый ключ из связки и повернул: не подходит. Очередь другого. Не суетись, не оглядывайся – две короткие установки. Третий ключ. Щелчок, и на сердце Мартьянова отлегло.
Он убрал ключи в карман, поправил шляпу и темные очки, подхватил багаж и, перешагнув через порог, оказался на музейных задворках. Это место походило на тупик, но на самом деле это была улица, тихая, как кладбищенская аллея. В конце июня 1983 года Вадим Мартьянов и Виктор Лугано провели в столице Туниса, этом Париже Северной Африки, две беззаботные недели. Лугано, что называется, расслаблялся после напряженной работы в Варшаве. На его голову опустилась величественная длань Директора:
– Хорошо поработал, сынок. Восток называют еще и Искусным врачом, только он может залечить раны.
– Но я не ранен, шеф!
Молодому и перспективному, удачливому, черт побери, Лугано пан Директор спустил эту вольность. И добавил еще мягче:
– Я говорю о душевных ранах.
И очередная дерзость двадцатидвухлетнего агента:
– А-а-а...
Что же, сегодня он был именинником, и по меньшей мере семь человек мысленно дунули на его праздничный, со свечкой, торт.
Они провели здесь ревизию. Нет, Директор не потерял доверия к Наиме, но сам своего решения, конечно же, не объяснил. Может быть, ревизия «Восточного фонда» была предлогом к принудительному отпуску Виктора Лугано? Везучий сукин сын!
Для января этот вечер действительно был теплым. Вадим сел в автобус, следующий маршрутом до железнодорожного вокзала. Там он купил билет до Меденина – это город на юге страны. Оттуда ему предстояло небольшое путешествие на машине или автобусе – чуть дальше на восток, к Земле обетованной. «Там селились чужеземцы». А пока что поезд мчался на юг. Когда проводник проверил его паспорт и поблагодарил: «Мерси, месье Неру!» – «универсальный» агент на чистейшем французском ответил:
– Дё рьян (не за что).
С таким же безупречным прононсом он десятью минутами ранее позвонил из телефона-автомата в полицию:
– В Музее национальных традиций убита женщина, старший хранитель. Поторопитесь.
Геннадий Егоров и Валерий Жученко прождали агента больше часа. «Какого черта он там делает?», они узнали, когда к музею, подвывая сиренами, подъехали полицейские машины.
– Валим отсюда, – предложил Жученко. – Нас кинули.
Егоров не согласился с товарищем по недоразумению:
– Кинули министра с его министерством.
И уже с этой минуты он начал репетировать роль гонца, принесшего плохую весть.
ГЛАВА 5
Восемнадцать лет спустя...
Москва, 7 июня 2010 года, четверг
Дымчатые стекла очков Виктора Лугано блеснули на солнце в ответном кивке...
Он был одет согласно знойному дню: брюки, тенниска, кроссовки; кожаная сумочка на длинном ремешке перекинута через плечо. На территорию автостоянки, где у него стояла машина, Виктор вошел в начале двенадцатого и замедлил шаг, увидев странную картину: скрестив на груди руки, к дверце его авто привалился незнакомец лет двадцати с небольшим.
Время от времени Виктор Лугано на месте угонщика представлял себя. Вот он включает зажигание, переводит ключ на «старт», и машина превращается в компрессионную барокамеру: ударная волна, движущаяся со скоростью звука, сдавливает его, а затем отступает, и вокруг жертвы создается пониженное давление – в него-то и устремляются все частички его тела, и его буквально разрывает изнутри...
Вот и сейчас воспоминания о том дне, когда безымянный угонщик спас ему жизнь, тяжелой волной нахлынули на Лугано.
Он кивком головы ответил на немое приветствие незнакомца.
– Меня зовут Станислав Крайц, – представился тот. – А вы Виктор Лугано?
– Он самый.
Агент отметил еще одну странность, которая поначалу у него не вызвала никакой реакции: у входа на парковку его остановил громадный парень и попросил прикурить, и пощелкивал он пальцами так, как будто высекал искру. Лугано никогда не расставался с двумя вещами: перочинным ножом и зажигалкой, так что парню он помог. И вот сейчас резонно подумал, что здоровяк, что называется, «фотографировал» его, запоминал внешность.
– Интересная у вас фамилия, – продолжал Крайц. – Ваши предки – Луганины. Ваш отец немного переделал эту фамилию, когда узнал, что его отца и вашего деда поставили к стенке, объявив врагом народа. Он укоротил фамилию так, чтобы она оканчивалась на «о», руководствуясь, наверное, личной безопасностью.
– О какой личной безопасности вы говорите?
– Ваш отец в то время жил и работал в Западной Украине, – пояснил Крайц.
– Я этого не помню. В проекте я появился, когда отца перевели на работу в Москву. Мы будем говорить о нем?
– Я бы с радостью, но о нем в вашем досье мало что сказано. Когда я читал ваше дело, мне в голову пришла мысль: почему потомки врагов народа легко выбились в люди, тогда как потомкам героев сделать это было гораздо труднее? Я заметил, что в Советском Союзе так называемые невыездные выезжали за границу, а выездным путь был заказан даже в соцстраны.
Станислав Крайц говорил с заметным польским акцентом, и мысли его отличались стройностью.
– Ты читал мое досье? – перешел на «ты» Лугано, открывая дверцу со стороны пассажира и приглашая Крайца сесть в машину. – Что еще интересного ты в нем вычитал? Расскажи несколько деталей о моем предке, чтобы я тебе поверил.
Крайц живо откликнулся на просьбу Виктора, занимая место пассажира.
– Василий Луганин в начале 20-х годов возглавлял один из диверсионных отрядов на территории Польши, а контролировало деятельность отрядов Разведывательное управление. Такое положение дел продолжалось до февраля 1925 года, когда Политбюро ЦК РКП(б) постановило: «организацию боевых сотен» передать компартиям Польши и Западной Украины на их территориях. Василий Луганин стал третьим руководителем повстанческого движения на Волыни. Был арестован в 1928 году. Расстрелян годом позже, за два месяца до рождения своего сына и вашего отца. Эта история примечательна тем, что все трое состояли на службе в Разведывательном управлении.
