В ее дневной находке было что-то необычное. Думая об этом, Сара вертела кольцо на пальце. Нечего отрицать, что это кольцо — одно из тех сокровищ, о которых постоянно говорит Джеми. Рисунок можно считать наградой. А мешочек — восхитительная загадка. Его содержимое было и забавным, а если вспомнить о кольце, то и ценным. Но это и все.
И тем не менее Сара не могла отделаться от донимающей ее мысли, что все как-то связано между собой, что обязательно случится что-то еще и найдется какой-то ключ, который объединит обрывки ее мыслей, и хоть это и не станет разгадкой, но по крайней мере будет являть собой нечто целостное. Однако, вспомнив привидевшегося ей кошмарного зверя, Сара задним числом подумала, а хочется ли ей узреть такую целостную картину? Теперь она лучше понимала, почему Джеми так привержен своим исследованиям. Ему всегда кажется, что разгадка где-то близко. Только надо ли стараться ее искать?
Вернувшись в спальню, Сара надела свежую ночную рубашку и забралась в постель. Стоит ли стараться понять? Она вспомнила цитату из Фрэнсиса Бэкона [24], которую любил повторять Джеми: «То, что заслуживает существования, заслуживает и того, чтобы о нем знать». «Ладно, — подумала Сара, зарываясь в подушку и засыпая, — ладно, прежде всего надо выяснить, существует ли это все на самом деле, а уж потом стараться понять».
Она знала, что утром все будет если не яснее, то, во всяком случае, не так страшно. Она слишком устала, чтобы бояться повторения кошмара, и потому постаралась заснуть и внезапно провалилась в сон, прекративший ее дальнейшие рассуждения. И, благодарение богу, сон был глубокий, без сновидений.
Глава третья
Киеран Фой проснулся, как раз когда его поезд подтягивался к перрону вокзала в Оттаве. Он упаковал рюкзак, скатал постель и, положив сверху гитару в чехле, устроил все это на соседнем сиденье. Поеживаясь в своем старом бушлате, он терпеливо ждал, когда поезд со свистом и скрежетом остановится и радио прохрипит о прибытии на конечную станцию.
Киеран надеялся, что Жан-Поль приедет его встретить, как и обещал. Киерану не хотелось добираться на автобусе, к тому же он опасался, что после покупки билета на поезд денег на автобус у него не хватит. Вот что значит не обращать внимания на деньги. Когда они нужны, их вечно не оказывается. Если завтра будет хороший день, он пойдет в Молл и поиграет там часок-другой. Если, конечно, Молл на прежнем месте. Господи милостивый, сколько же он не был в Оттаве? Всего три или четыре года? Почему же сейчас ему кажется, что это город из другой жизни?
Он свернул сигарету и едва успел закурить и спрятать кисет с табаком в карман, как объявили о прибытии. Киеран повесил на плечо рюкзак, подхватил гитару, вышел в проход и размашистой походкой человека, привыкшего жить на природе, направился к выходу. Он кивнул священнику-иезуиту, с которым ехал от самого Галифакса, подчеркнуто избегая остальных пассажиров.
На перроне Киеран посмотрел на небо. Звезды здесь ничем не отличались от звезд в Новой Шотландии [25], но там небо было куда более чистое.
Киерану уже не хватало морского воздуха, пронзительных криков чаек и крачек, прибрежных запахов, ощущения реальности мира, состоящего из камня и деревьев, а не из пластика, металла и чего-то, из чего они теперь строят дома. Nom de tout [26], минуло всего полтора дня, как он уехал из Галифакса, а ему кажется, что прошел целый год.
Жан-Поля он нашел в зале ожидания.
— Привет, Киеран, — сказал Жан-Поль, обнимая друга. — Ca va? [27]
— Ca va.
— Ton voyage c'est bien passe? [28]
— Oui [29], — усмехнулся Киеран. — А ты потолстел.
Жан-Поль Ганьон — плотный человек лет за тридцать, слегка раздавшийся в талии, был черноволос, гладко выбрит и смугл.
— А ты чего ждал? — спросил Жан-Поль и похлопал себя по животу. — Сижу целыми днями в офисе, выполняю важные правительственные задания. На такие вольности, как физические упражнения, времени не остается.
— Зато на пиво времени хватает, не так ли?
Жан-Поль выразительно пожал плечами:
— Certainement. [30] Но ты на себя погляди. Кто ты — по-прежнему музыкант или уже рыбак? А твой французский?! Акцент ужасающий!
Киеран посмотрел на свое отражение в оконном стекле. Синяя шерстяная повязка не давала упасть на глаза спутанным черным волосам, сильно нуждавшимся в том, чтобы их вымыли; на щеках и подбородке темнела двухдневная щетина, одежда знавала лучшие дни, старую куртку украшали заплаты на локтях, вельветовые брюки потерлись на коленях и сзади, а рабочие ботинки через месяц испустят дух и просто развалятся. По правде говоря, уже сейчас они текли.
— Я работал не только в клубах, но и на судах, — сказал Киеран, переходя на английский.
Жан-Поль взял его руки и неодобрительно посмотрел на мозоли:
— Ты же испортил себе руки, n'est-ce pas [31]? Испортил руки, испортил французский, ну что с тобой делать? Знай я, что на тебя так подействует Фокс-Пойнт, ни за что тебя не отпустил бы. В письмах ты ничего об этом не писал!
Киеран рассмеялся. Первое впечатление, что они отдалились друг от друга, исчезло сразу, как только Жан-Поль снова стал проявлять о нем заботу. «Все-таки дом — не место, а люди, — подумал Киеран. — Пока у меня в Оттаве есть такой друг, я никогда не почувствую себя здесь чужим».
— Allons-y! [32] — сказал Жан-Поль, забирая у Киерана гитару и подталкивая его к дверям. — Чего мы болтаемся здесь, как бездомные воробьи, когда дома нам будет куда уютнее? Пошли, пошли!
— А ты по-прежнему живешь на Пауэлл? — спросил Киеран, укладывая свои пожитки на заднее сиденье принадлежащего Жан-Полю старенького «фольксвагена» и с удовольствием оглядывая этого «жука»: ведь такой автомобиль стал настоящей редкостью, а когда-то, лет пять-шесть назад, их было много. Теперь владельцы «фольксвагенов» сменили свои «жуки» на более престижные машины.
— Mais oui [33], — ответил Жан-Поль, — с чего мне переезжать?
— Действительно, с чего? — пробормотал Киеран, и «фольксваген» тронулся с места.
Киеран принял душ, побрился и переоделся, его одежда, пусть такая же поношенная, как и та, которую он снял, была по крайней мере чистой, и друзья уселись за полуночную трапезу, состоявшую из омлета с грибами и пива. Наконец тарелки были опустошены, вылизаны подчистую последними кусочками тостов и отставлены в сторону. Киеран свернул сигарету, закурил, и друзья переключились на обсуждение того, что заставило Киерана вернуться.
— Так в чем же, собственно, дело? — спросил Жан-Поль, открывая вторую бутылку пива. Он предложил пиво Киерану, но тот отрицательно покачал головой. Он все еще смаковал первую порцию. Жан-Поль улыбнулся. — Три года? — громко спросил он. — Или четыре? И за это время всего несколько писем и открыток, а потом вчера вдруг телеграмма — и voila! [34] Ты уже здесь! В телеграмме говорилось, что дело срочное, но какое именно? Не расскажешь ли?
— Bien swr, mon ami. [35] — Киеран стряхнул пепел с сигареты и отхлебнул пива. — Помнишь Тома Хенгуэра? — наконец спросил он, ставя стакан на стол.
— Ах, этого? Mais oui. Странный человек, non? [36] Всегда такой загадочный. Кажется спокойным, а глаза… Он мог быть и опасным, этот тип, вроде Дона Хуана из тех книг, что ты прислал мне на прошлое Рождество. Un sorcier. [37]
Киеран не выказал удивления. Книги Кастанеды [38] в лучшем случае туманны, они только намекают на тайны, но никак не раскрывают их. Во всяком случае, читая его книги, Киеран не смог понять, действительно ли Кастанеда знает, что такое «Путь Яки» [39]. Киеран предпочитал книгу Уилсона [40], он послал ее Полю на прошлое Рождество, но никак не ожидал, что его приятель прочтет хоть одну из полученных книг. Жан-Поль только благодарил за них, но ничего не сообщал о своих впечатлениях.
— Ты веришь в такое? — спросил он Жан-Поля, представшего перед ним в новом свете.
— Отчасти, — пожал тот плечами. — В мире масса того, что не поддается объяснению. Я не говорю, что такие вещи действительно существуют, но я хотел бы, чтобы меня в этом убедили. Однако мы ведь говорили о Томасе Хенгуэре, а не о колдовстве.
— А возможно, и то, и другое больше связано между собой, чем тебе кажется, дружище.
Жан-Поль откинулся на стуле и уставился на Киерана.
— Похоже, — сказал он, — похоже, пришло время, когда меня будут убеждать.
Киеран вздохнул. Он по собственному опыту знал, что есть только одна возможность кого-то убедить — показать на деле. Но от этой мысли ему становилось не по себе. Прошло столько лет, а ему почудилось, что он и сейчас слышит, как старик ругает его.
