Каждый год мы приезжали в отпуск в Грозный на один месяц в дом к Басхану (Борису, как многие его называли), и в каждый наш приезд его жена Раиса, качая в чеченском ага (люльке) малыша, ожидала следующего. Казалось, она совсем не отдыхала. Эта полная добродушная молодая женщина была под стать своему никогда не унывающему мужу. С утра до поздней ночи она сновала между газовой плитой и столом под навесом, покрытым клеенкой, угощая чаем с брынзой всех, кто заходил. Вся улица, их многочисленные знакомые из Грозного, из сел в любое время могли прийти в этот двор, и все их радости и печали принимали близко к сердцу.
Эта открытость и жизнь в согласии со всем миром, проявление радости по отношению к любому, кого пошлет Всевышний, удивляла и притягивала меня. Они жили просто, никому не навязывая своих убеждений и взглядов, благодаря Всевышнего за каждый новый день, за хлеб насущный, солнце над головой. Их дети совсем не болели, смуглые, на удивление красивые, они были вольными, как воздух, каждый чувствовал любовь к себе и каждый с нетерпением и любопытством ждал появления в их дружной веселой семье нового ребенка. После первой дочки и трех мальчиков пошли одни девочки. Четыре дочки подряд редко какая чеченская семья выдержит, не возроптав. Кто-то другой обязательно назвал бы «внеплановую» дочку Сацита или Тоита, что значит «перестань», «хватит», после чего, в соответствии с народным поверьем, Всевышний должен был послать сына — защитника, кормильца, воина. Но в этой семье каждую дочку встречали как невиданный дар. Они и вправду были очень хорошенькими.
Долгое время Басхан работал шофером, потом стал по совместительству еще и экспедитором. Он развозил в ящиках цыплят по самой низкой тогда цене — 1 рубль 17 копеек — по грозненским магазинам. Это внесло существенные изменения в рацион всей семьи. Тощая «синяя птица» превращалась в умелых руках Раисы в райское блюдо. Огромная сковорода шипела и благоухала на огне весь день, а жареные цыплята хрустели, как семечки, на зубах у всей улицы Шекспира. Она вместе со всеми своими обитателями, включая и бродячих кошек, можно сказать, выросла на них.
Глава 5
Каждый отпуск меня возили знакомить с бесчисленными родственниками по селам — в Грозном я уже знала всех.
И всякий раз женщины, внимательно осматривая меня с ног до головы, повторяли одно и то же: «Хаза ю» (красивая), как принято говорить невесте, когда видишь ее в первый раз. В следующий приезд полагалось навещать всех заново, и снова, уже в который раз, придирчиво оглядывали меня и повторяли те же слова, как бы соглашаясь с выбором. «Я, наверное, стану уже старушкой, — шутила я, — а вы по-прежнему будете прикидывать, подхожу ли я Дуки и стоило ли брать меня в жены». Оставаться вечной невестой, имея уже трех детей, было смешно, но родственники очень любили Дуки и гордились им.
Каждый вечер в доме Басхана собирались старые друзья, новые знакомые, родственники — все хотели увидеть его, сумевшего вырваться за красные флажки в «охоте на волков». Вместе пережившие тяготы изгнания, чудом выжившие там, они вспоминали только хорошее и рассказывали друг о друге веселые истории, которым не было конца. «А помнишь?..» — звучало то и дело, и снова слышались рассказы то про одного, то про другого смущенного присутствующего.
Подначивали, бывало, и нани, мать Дуки. Она немного умела шить, и вот однажды в Казахстане знакомая попросила сшить для мужа брюки из куска принесенной ею ткани. «Надо бы его обмерить», — нерешительно заметила нани. «Да необязательно, можно и на глаз, он уже старый и стесняется грыжи», — отклонила эту идею заказчица. Они вместе разложили материю на полу и принялись за кройку. «Вот здесь посвободнее сделай», — велела клиентка. «Штаны и так широкие будут», — попыталась возразить Нани. «Чем «там» больше места, тем лучше, ему все штаны жмут», — уверенно заявила та, отметая последние сомнения. Через несколько дней за обновкой пришли. Нани вынесла брюки на улицу. «Почему впереди мешок?» — возмутилась женщина. «Так ты же сама говорила, что чем «там» больше, тем лучше, и отмеряла сама», — оправдывалась смущенная швея. Вокруг собрались соседки, они растягивали штаны итак и эдак, громко обсуждая их размеры. Полемика была уже в полном разгаре, когда в центр растущей как снежный ком толпы с трудом пробился красный от негодования пожилой человек, который и оказался злосчастным героем горячей дискуссии. Привлеченный шумом, он подошел незамеченным и стал свидетелем захватывающего обсуждения. Разъяренный, он повернулся к женщинам и рявкнул: «Ну, кто еще не видел мои штаны, подходи сюда!» И, схватив за руку, потащил опешившую жену домой.
Теплыми летними вечерами народ высыпал на улицу. Сходились небольшими компаниями, состав то и дело менялся — соседи переходили от одной группы к другой, и допоздна сидели на скамейках, ведя неспешные, часто перемежающиеся взрывами хохота, беседы, счастливые чувством принадлежности к большой сплоченной семье жителей улицы Шекспира. Мальчишки носились неподалеку, на поляне подростки играли в футбол. Их крики то отдалялись, то приближались в мягком трепещущем воздухе, что подобно крыльям огромной бабочки бесшумно овевал лица.
В один из таких вечеров к нам подошли знакомые девушки с крошечной девчушкой на руках. «Племяшка, — сказали они. — Послушайте ее первые слова». «Нани хаза ю («мама красивая»)», — тоненьким голоском запела вдруг малышка. «Нани хаза ю», — эти трогательные звуки напоминали птичий щебет в кустах ранним весенним утром. «Нани хаза ю», — пела она, а сердце обрывалось у меня от непонятного волнения и страха за беззащитность ее маленького детского мира…
Сиреневая аллея, опускающаяся с вершины холма до самой трассы, была посажена в школьные годы Джохара. По ней вечерами прогуливались парочки, она была любимым местом для всех, особенно когда ветки кустарников начинали сгибаться под тяжестью махровых лиловых и белых гроздьев сирени, а воздух насыщался ее ароматом. Здесь прошли его первые свидания, сюда ходил он с друзьями. Одного из них звали Дарвин Велибеков, этот талантливый юноша прекрасно рисовал и стал впоследствии художником-профессионалом. Они дружили тогда втроем: Джохар, Дарвин и Лора Левина — серьезная вдумчивая девочка, отличница. Ее отец, бывший военнослужащий, демобилизовался в Грозный из Забайкалья, военного городка Укурей, где — «неисповедимы пути Господни!» — служил вместе с моим отцом.
Мы с Лорой были подружками до 6 класса. Она даже оставила мне, уезжая, своего щенка Тюльпана, отпечатком лапы которого я сопровождала свои письма к ней. Кто бы мог подумать, что в таком большом городе Джохар будет дружить именно с ней! После избрания президентом Джохар увидел Лору всего однажды, в банке, но жаль, не успел подойти — она быстро ушла. А Дарвин приезжал к нам в 1993 году из Баку с огромной энциклопедией («Красная книга Азербайджана»), красочные репродукции исчезающих видов флоры и фауны были им исполнены мастерски.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
