ТТ казённый патрон, быстренько отстрелила его в соседней комнате и вернулась с пулей и гильзой. Отстреливают явно в какую-то колдовскую «ловушку» — пуля не повреждена, а нарезы хорошо видны. Пулегильзотека тут своя, подходят к ней серьёзно. Потому и прав у владельца зарегистрированного оружия достаточно — к примеру, если кто в твою квартиру влезет, можешь спокойно разбираться с ним из зарегистрированного ствола. И, говорят, почти не залезают — кому охота на пулю нарваться.
Но, опять же, это в квартире. Да что тут думать — соглашаться надо на Юркино предложение, благо и время есть, и здоровье позволяет.
И лишь выйдя ещё через четверть часа, уже законным владельцем потёртого ТТ (пистолет, кстати, оказался на удивление ухоженным) с полным магазином, я понял, почему Юрка отдал его тогда мне. Да он же элементарно сделал мне подарок, чтобы склонить чашу весов в свою сторону! И полезность моя при пистолете намного выше.
Я уже подходил к проходной, когда меня окликнул дежурный по Управе:
— Найдёнов? Вас просили зайти в отдел безопасности. Шестнадцатый кабинет.
Вот те раз. Кому это я понадобился?
Поднявшись на третий этаж, я нашёл нужную дверь, на которой не было таблички — только номер, и, постучав и войдя, оказался чуть не нос к носу с… самим собой. Не сразу сообразил, что вижу своё отражение в зеркале на стене напротив двери. Сердце гулко застучало — ну да, на большие зеркала оно именно так и реагирует.
— Проходите, Игорь, — послышалось сбоку.
Каращук собственной персоной. Кабинет небольшой — похоже, его личный. В своё время допрашивали меня не здесь.
— Добрый день, Олег Богданович, — надо сказать, не люблю подобные «секретные службы», воротит меня от них. Весь жизненный опыт — на уровне рефлексов, конечно же — подсказывает, что добра от них не жди. А с другой стороны — мужики делают свою работу…
— Вашего отчества не знаю, — улыбнулся собеседник. — Вроде у вас его и нет? Тогда и меня называйте просто Олегом.
Вот как. На равных, значит… Демократ.
Я смотрел на безопасника так, словно видел его впервые. Крепкий, темноволосый, седина в чуть курчавых волосах, резкие складки на лице. Скорее всего, мой ровесник, плюс-минус пара лет. И доведись нам драться в рукопашной — неизвестно, кто одержит верх, хоть я и не хиляк. Несмотря на жару, одет в рубаху с длинным рукавом, на поясе, как и у меня, кобура с пистолетом. Ну, и что ж ты мне приготовил, мил человек?
— Вы извините, что я вас дёрнул в выходной, — примирительно сказал Каращук. — Просто узнал, что вы здесь, решил воспользоваться… Надолго не задержу, хочу спросить.
Решив, что слова излишни, я вопросительно смотрел на него, и безопасник продолжил:
— Вы проходите… Можете сесть, если хотите, а я по-простому… — он отошёл к окну и облокотился на подоконник, побарабанил по нему пальцами.
Кабинет был невелик — письменный стол с принадлежностями и телефоном, но на нём — никаких бумаг. Несколько шкафов — скорее всего, с документами, оружейный сейф. Интересно — а зеркало висит именно в полутёмном закутке напротив входа, а не там, где им можно нормально воспользоваться. В чём смысл? Лучше бы его повесить вот сюда, к свету. Вон и дырки в стене есть, и краска невыгоревшая на стене — точно, оно здесь и висело долгое время. А почему сейчас висит там?
Я прошёл и, подумав, облокотился на стол, оказавшись метрах в трёх от безопасника, лицом к лицу.
Каращук не стал играть в гляделки:
— Ваша группа вчера доставила женщину. Что вы думаете по этому поводу? Чисто ваше, личное мнение?
— Попалась изгоям, решили принести её в жертву. Причин не знаю, сложно сказать, что у них в голове, — честно сказал я то, о чём думал ещё вчера.
— Да, я читал доклад, — кивнул безопасник. — Знаете, что интересно? Это на моей памяти первый случай, лет за двадцать, когда изгои пытались кого-то принести в жертву. Не ограбить, не убить, не выпотрошить, наконец — а именно совершить ритуальное убийство. Вы тут человек новый, а я на них насмотрелся, поверьте.
Да верю я… От меня-то ты что хочешь?
Видя, что я молчу, Каращук продолжил:
— Именно потому мне важно личное мнение, неофициальное. Впечатление, если хотите. С вашими коллегами мы тоже побеседуем, обязательно, — он помолчал. — У вас это первые, кого вы упокоили… здесь?
— Да, — не стал отпираться я. Зачем, если это он легко может проверить? — Не считая тварей, которых убил ещё тогда, пока шёл до города.
— Да ну, кому это интересно, — отмахнулся собеседник. — Тварей тут пачками убивают, спросите у тех парней из Патруля, кто по Болоту ездил… В поведении изгоев ничего необычного не заметили? На ваш взгляд?
— Нет, — сказал я чистую правду. — Я изгоев и не встречал раньше, только по инструктажам знаю. Показалось, что они очень нервничают. И неизвестно, чего больше боятся — происходящего или того, что кто-то может вмешаться.
— Все трое?
— Охранники точно. За того, что был с ножом, не скажу.
— Ваш колдун, из группы, ничего не сказал о том, что среди изгоев тоже есть колдун?
— Нет. Да они и по возрасту не похожи, все старше.
— Угу, угу… А есть соображения, почему они выбрали такое неудобное место? Близко к Стене?
— Никаких. Мы сами удивились.
К чему он ведёт?
— Я вам скажу, — неожиданно улыбнулся Каращук, но улыбнулся холодно. — В Колледже утверждают, что это единственное доступное место в округе, где сходятся некие «силовые линии». Это чисто колдовской термин, означает концентрацию определённых полей. Есть ещё два, одно в Виковщине, но там место специфическое, вряд ли туда кто полезет… Второе на Болоте, но там твари. Ну и то место, где стоит Колледж — но оно, как вы понимаете, уже внутри Стен.
Вот те раз. Выходит…
— То есть выходит, что колдун там всё же был — или был человек, который отлично знает колдовскую теорию, — продолжал безопасник. — Был ли шанс взять одного из них живьём? — резко сменил он тему, не меняя при этом тона.
Так это он что, под меня копает? Я же грохнул «ритуалиста», хотя мы изначально собирались брать его живым.
— Нет, — твёрдо сказал я. — Я выстрелил, когда он уже замахнулся ножом. Иначе женщина была бы мертва.
Каращук кивнул с видом доброго дядюшки, и именно это мне не понравилось.
— Да, разумеется, — гораздо мягче сказал он. — Ни минуты не сомневался… Интересно и то, что знаки, нанесённые на тело женщины, никому не известны.
Зачем он мне это рассказывает? Разве
