Как только Катя поняла, что в фотоателье смотреть нечего, она вернулась к Анфисе. Вскоре к ним присоединился капитан Первоцветов – он переговорил с менеджером из «Отопительных систем», задержанным полицией для беседы. Тот ничего конкретного не сообщил – Нилова видел вчера утром и днем. Тот работал в фотоателье. Посещали ли его клиенты в тот день, менеджер не имеет понятия. После обеденного перерыва в коридоре с фотографом не сталкивался. Вечером, как обычно, стал закрывать офис. Но его начала расспрашивать про фотографа какая-то девица из Москвы. Он ей сказал, что фотограф сегодня на работу не пришел.
И не мог прийти.
Мертвые не ходят и не фотографируют.
Опрос остальных обитателей мастерских и офисов дома быта отложили до утра – все уже позакрывалось.
Полковник Гущин приказал всем ехать в отдел полиции. Катя села вместе с Анфисой в «Смарт»-крохотун, Анфиса рулила следом за внедорожником Гущина, помалкивала и выглядела растерянной и подавленной.
Горьевский ОВД встретил их холодно и негостеприимно – большинство кабинетов закрыты. Личный состав так и не мог зализать раны и залатать бреши в своих рядах. А те, кто еще остался, работать в ночь по горячим следам даже из-за убийства явно не собирались. Кроме мрачного дежурного, капитана Первоцветова и горстки оперативников, что приехали с осмотра Дома у реки усталые как черти, – никого. Все это так не похоже на прочие расследования убийств в маленьких подмосковных городках, где сразу пахали всем отделом, просто из кожи вон лезли, чтобы скорее, скорее раскрыть и отчитаться! Кате стало горько от всей этой ведомственной апатии, запустения и равнодушия, с которыми она сталкивалась все чаще.
В тот момент дело об убийстве фотографа представлялось ей достаточно простым. Она и предположить не могла, с чем они столкнутся в этом городе.
Что думал полковник Гущин, горевал ли он по поводу всеобщего полицейского локального пофигизма и нежелания работать, было загадкой.
– Анфиса Марковна, я вас внимательно слушаю, – объявил он, когда они сели в холодном, как лед, кабинете Первоцветова на первом этаже.
– Кто убил Дениса, Федор Матвеевич? – вопросом ответила Анфиса. – Когда это произошло?
– А вы когда появились в Горьевске? – Гущин устало потер пальцами глаза и переносицу. – Вы меня знаете, Анфиса Марковна. При некоторых обстоятельствах вопросы задаю только я.
– Ох, ладно, принято. – Анфиса посмотрела на Катю, ища поддержки. – Я сегодня приехала. Как сердце чувствовало! Он… Дэн должен был с меня деньги получить. И не позвонил, и сообщения не прислал – ничего. Представляете? Это он-то, когда деньги светят! Я ему за все пятьдесят тысяч обещала.
– За что?
– За фотоснимки.
– Он что, был папарацци?
– Да, он когда-то был папарацци. А до этого – очень талантливый фотограф. Настоящий художник. Кокс его погубил, понимаете? Кокс и прочая дрянь.
– Наркоман со стажем?
– Это хуже, чем болезнь, Федор Матвеевич.
– Да я знаю, – Гущин вздохнул. – Давно вы с ним знакомы?
– Лет пять. Не приятель он мне и не бывший мой, не думайте ничего такого. Он просто мелькал в одной тусовке – свет, полусвет, работал как папарацци. И у нас в галерее пару раз выставлял несколько работ – так, для души. В свои светлые моменты.
– Он москвич?
– Он откуда-то приехал еще совсем молодым, из глубинки. Но в Москву врос, приспособился.
– Не из Горьевска?
– Этого я не знаю.
– А что за снимки? Компромат на кого-то?
– Да нет, Федор Матвеевич. Это не то, что вы думаете. Это антиквариат. Исторические фотографии, дореволюционные.
– Старые фото? И вы ему пятьдесят тысяч за них собирались заплатить?
– Это фотоработы Елены Мрозовской, – ответила Анфиса. – Она знаменитый русский фотограф. Ее работы стоят гораздо больше, их совсем мало осталось. Но со снимками, что мне Денис передал, было не все так гладко. Там только часть оказалась работами Мрозовской, а другие были сделаны не ею. Не знаю, намеренно или невольно, но Денис ввел меня в заблуждение.
– Обманул? Хотел сбагрить фальшивку?
– Федор Матвеевич, вы все в одном ключе воспринимаете – обманул, объегорил. Нет, он мог сам не понимать, что к чему. Я просто работами Мрозовской много интересовалась, изучала ее искусство, поэтому могу отличить. Стиль, техника фотографирования совсем разная. На тех, что он мне сразу отдал, – это ее стиль и метод фотографирования. А те, что я забрала из его ячейки в банке, в большинстве другие. И вообще там все очень-очень странно. Если не сказать больше.
– Фотографии у вас с собой?
– Да. – Анфиса полезла в свою необъятную сумку и достала плотный конверт крафтовой бумаги, протянула Гущину.
Тот достал пачку фотографий, мельком глянул. Одно фото разглядывал дольше остальных. Брови его удивленно полезли вверх. Он хмыкнул, нахмурился и спрятал фото в конверт.
Катя успела разглядеть лишь то, что снимки черно-белые и один вроде раскрашен. Фотобумага очень плотная, почти как картон.
– Давайте все по порядку и с самого начала, – попросил Гущин. – Итак, когда вы встретились с Ниловым?
– В тусовке он был просто Дэн. Это случилось две недели назад, он подошел ко мне на улице, выглядел плохо, весь дерганый. Я тогда подумала еще: без дозы мучается, но это не только ломка была, понимаете? Мне сейчас, когда я все снова вспоминаю, кажется, что он нервничал. Сказал, есть фотки на продажу. Может, ваша галерея купит? Я сказала – мы на мели, нет. Я думала, он на дозу собирает. Но он потащил меня в кофейню на бульваре и там вытащил три фотографии. И я… Я только взглянула на них, Федор Матвеевич, и сразу поняла, что… Это работы Елены Мрозовской! А там еще на обороте снимков были ее автографы, надписи, сделанные ее рукой!
Катя не вмешивалась в разговор. Она видела: Анфиса сильно волнуется. Имя Елены Мрозовской Кате ничего не говорило. Правда, она была в курсе, что Анфиса увлекается дореволюционной фотографией. А по нынешним временам антиквариат – лучшее вложение для маленькой частной галереи, идущей ко дну.
– Короче, я сразу решила купить эти снимки. Сняла деньги с карточки в банкомате, заплатила пять тысяч за каждый снимок. Это я его наколола, Федор Матвеевич. Каждое подлинное фото Мрозовской, сделанное ею лично, стоит в десять раз больше. А я ему всего пятьдесят тысяч пообещала за все. Потому что он сказал мне – у него еще есть.
– И что было дальше?
– Я сказала ему: мне надо проверить подлинность снимков. Хотя уже уверена была, что… Ох, это такая удача! – Глаза Анфисы блеснули. – Но эти три снимка… Я потом покажу какие, они уж очень… как бы это сказать… Снято великолепно, но мурашки по коже. Денис взял номер моего мобильного, сказал, что позвонит через пару дней – узнать, куплю ли я остальное. И позвонил. Я сказала – да, да, галерея купит все. Я с компаньонами это не обсуждала. Решила вложить свои деньги.
– Понимаю, бизнес, – усмехнулся Гущин.
– Нет, не понимаете вы! Для фотографа откопать новые неизвестные фото Елены Мрозовской – это то же самое, что найти на блошином рынке настоящего Бакста или Бенуа! – пылко воскликнула Анфиса. – Я сказала, чтобы он привез снимки в галерею. Но он ответил, что не в Москве, далеко от Москвы, в Горьевске, мол, у него временная работа, халтура в фотоателье в доме быта. А снимки он держит в банке, в ячейке.
– В каком банке он держал фото?
– ВТБ, отделение на Земляном валу. Он мне по телефону назвал адрес и продиктовал код шифра ячейки.
– Так сразу все открыл?
– Он сказал: Анфиска, ты не обманешь. Забери снимки, глянь. Пятьдесят тысяч переведешь мне на карточку, я перезвоню.
– А он не сказал вам, откуда у него эти фото?
– Сказал, еще в первую встречу, когда я в кафе начала допытываться про фотографии Мрозовской. Это от нарика одного знакомого – от какого-то Петруши, который откинулся от передоза. А это, мол, долг его за кокс и наследство одновременно.
– Фамилия Петруши?
– Не знаю, вообще ничего про него больше не сказал. Лишь упомянул, что тот из Горьевска был. В Горьевске посоветовал халтуру. Сейчас же все как волки рыщут, ищут подработку. Ничем не гнушаются. Глянец весь почти накрылся, там чужих, внештатных в штыки встречают. Из папарацци Денис превратился в обычного фотографа из тех, кто снимает на документы.
– И что было дальше?
– Я, конечно, помчалась в банк, вскрыла ячейку. Достала снимки и… Я была готова его убить. Там было только два снимка Елены Мрозовской. Все остальные не ее. Я в галерее и фотомастерской все тщательно проверила, рылась в справочниках. Нет, никаких сомнений: это снимки гораздо более раннего периода, примерно конца семидесятых – начала восьмидесятых годов девятнадцатого века. Антикварные фото неизвестного фотографа. Но… они такие… Вы же сами сейчас видели, Федор Матвеевич! Но вот что необычно: на обороте там везде надписи. Почерк тот же, что на фотографиях Елены Мрозовской. Они сделаны не ею, но она подписала их все, словно… это из ее собрания, коллекции. Я послала Денису сообщение: снимки беру, но это не Мрозовская, поэтому и цена – двадцатка за все. Он мне ответил вчера вечером, прислал sms. Номер шифра банковской ячейки, другой. Написал: «Есть еще, полтинник за все».
