Липому — жировую доброкачественную опухоль — удалили без труда, и вся операция прошла по классическим стандартам. В норму он пришел быстро и вскоре приступил к работе. Правда, меня всегда смущало это слово «работа» в применении к тому, что делал Мессинг. Работа ли это в обычном понимании?
В самой Москве Мессинг довольно редко проводил свои сеансы «Психологических опытов», но на периферию выезжал часто и с охотой. Особенно любил выступать перед студенческой аудиторией, когда любознательная молодежь до отказа заполняла зрительный зал, и все задания отличались особой сложностью и богатой выдумкой. Такая работа доставляла ему особенное удовольствие.
«Госконцерт», под маркой которого проходили все выступления Мессинга, числил его у себя в штате артистов оригинального жанра. Там к дару его относились как к практической антирелигиозной пропаганде, считали, что он демонстрирует отсутствие в природе всего сверхтаинственного и Божественного. Вот почему чаще всего он выступал в отдаленных районах Урала, Сибири и в Средней Азии, где, по мнению заправил Госконцерта, сильны еще были мистические предрассудки.
Какая ерунда! Разве опыты Мессинга могли укрепить претензии материализма на владение ключом ко всем тайнам природы?!
Но сказать, что Мессинг выступал только в деревенской глубинке было бы несправедливо. Маршруты его поездок пролегали из конца в конец Союза и включали в себя очень многие крупные города. Всюду и неизменно вызывал он к себе большой интерес.
Меня удивляло, что и сам Мессинг пытался поддерживать в публике официальную позицию в оценке собственных способностей, всякий раз подчеркивая, что он-де обычный человек. Что за этим крылось? Скромность или нежелание вызвать гнев Свыше?
Однако я не уверена, всех ли находящихся в зале мог он убедить в обыденности своего дара. Аида Михайловна рассказывала, что однажды во время его выступления какая-то экзальтированная женщина выкрикнула: «Ваня, да он же святой!!!»
Такого к себе отношения Мессинг не любил. Подозреваю все-таки, что таковы были пожелания высоких государственных инстанций: не вызывать у публики «нездоровых мистических настроений». Ибо как же можно объяснить (и не увидеть в том противоречия), что Мессинг недоволен был тем, что проходил он в концертных ведомостях по графе «артист».
— Разве я артист?! — часто патетически вопрошал Вольф Григорьевич. — Артист готовится к выступлению, изучает и репетирует роль. Он четко знает, что и как он будет говорить и делать, в какой тональности играть... Я же не играю, до встречи с индуктором я понятия не имею, о чем будет речь, какое задание мне приготовят экспромтом, почти молниеносно должен «войти в струю».
Действительно, парадоксальная ситуация! Не проводить же «Госконцерту» Вольфа Мессинга в своих бухгалтерских книгах — «Телепат. Первая категория. Ставка — 180 рублей за один сеанс мыслечтения».
Глава 10
Первый тяжелый удар
Прошло семь лет. Наша дружба с Вольфом Григорьевичем все больше наполняла меня гордостью, но и то же время требовала от меня необычайной деликатности и такта, ибо я понимала, что имею дело с человеком редкой чувствительности, а потому легко ранимым. К тому времени мой сын Саша подружился с Мессингом и пользовался его расположением и благожелательством.
Я всегда старалась объяснить ему, что Вольф Григорьевич человек с необыкновенным даром и заслуживает потому особенно чуткого к себе отношения.
Нужно отдать сыну должное: он относился к Мессингу очень уважительно, но без заискивания, Саша никогда не был мальчиком-паинькой, энергии в нем было на троих и, давая выход этой энергии, он нередко расстраивал меня. Но на мои рассказы о его шалостях Мессинг реагировал добродушно, уверяя меня, что мой сын станет толковым и честным человеком. Конечно, такая похвала из уст Мессинга была бальзамом для материнского сердца.
Саша с ранних лет мечтал о профессии врача, и Вольф Григорьевич горячо и вполне серьезно одобрял его выбор, несмотря на то, что разговаривал тогда, в сущности, с ребенком. И я, со своей стороны, придерживалась той же позиции: рассказывала сыну о проведенных операциях, употребляя часто медицинские термины. Думаю, что мы с Мессингом вовремя сумели посеять в душе мальчика добрые семена. В то время Саша уже рос без отца, и Вольф Григорьевич старался смягчить эту психологическую травму в сознании мальчугана, уделяя ему много внимания и часто беседуя с ним.
Те несколько лет мне запомнились как относительно тихое и спокойное время для обеих наших семей. Но безмятежная жизнь ни у кого не длится бесконечно. Внезапно на жизненном горизонте появляются тучи и наполняют душу болью и тоской.
Заболела Аида Михайловна — злокачественная опухоль молочной железы. И снова клиника, опять лекарства и вновь тревоги.
После ампутации всей молочной железы началось длительное консервативное лечение. Нет сомнения, что Мессинг предвидел печальный исход. Он впал в меланхолию. В семье ощущалось тягостное напряжение. Ираида Михайловна всецело была занята больной сестрой. Допоздна просиживала у ее постели, выполняя все предписания врача и указания самого Мессинга. И болезнь, радикального лечения которой не найдено и поныне, вдруг была приостановлена на время.
Я искренне восхищалась Аидой Михайловной. Каким духом нужно было обладать, каким оружием она вооружилась для жизни? В перерывах лечения химио- и рентгенотерапией сопровождать Мессинга в его гастролях и продолжать быть ведущей на его сеансах! Но во время поездки в Горький она окончательно занемогла и в сопровождении медицинской сестры пароходом была отправлена в Москву.
Она даже не смогла уже спуститься сама по трапу, и Вольф Григорьевич вынес ее на руках. Так прервалось их волжское турне — последнее в ее жизни. Состояние ее было столь тяжелым, что и на пароходе ей постоянно делали инъекции, чтобы только живой довезти до Москвы.
На сей раз Вольф Григорьевич в госпиталь ее не положил. Он понимал — незачем. Он знал, что это конец. А все началось много лет назад, в Тбилиси, когда он сказал Аиде Михайловне, что с этой болезнью шутить нельзя... Да и сама она понимала, что погибает. Отсчитывая свои последние дни, она пыталась убеждать Мессинга, что все будет хорошо, что все обойдется. Даже в таком состоянии проявлялся ее альтруизм.
Ей создали в доме обстановку полнейшего покоя. Без нужды в дом никто не входил, но жизнь угасала на глазах.
Однажды навестить больную пришли академик Блохин — директор Института онкологии — ученый-исследователь, блестящий хирург, который и оперировал Аиду Михайловну, и академик Кассирский, очень уважаемый Вольфом Григорьевичем. Терапевт-гематолог с мировым именем, Кассирский, как и другие, не мог объяснить феномен Мессинга. Кстати, у Кассирского дома велась любопытная традиция: приходившие к нему в гости знаменитости должны были оставить на большой белой скатерти свои автографы, а потом по факсимиле делалась вышивка черными нитками, Подпись Вольфа Мессинга красовалась в центре и вышита была красными нитками.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
