же возвращается.
– Ты почему ещё одета? Не слышала, что я сказал?– рыкнул он, надвигаясь на меня, а я начала отступать и шептать:
– Не могу расшнуровать. Я не сама его затягивала,– оправдываюсь я, смотря в почерневшие глаза. Они ведь были с желтизной, или мне показалось?
Меня резко разворачивают и начинают ловко расшнуровывать. Неожиданно.
– И зачем только надевала, если так тяжело снять?– рычит он и сильно дергает за верёвочки, тело дергается, и мне хочется плакать.
– Поэтому и надела, чтобы другие снять не смогли,– шепчу чуть ли не плача, и он замирает. Миг, и его движения становятся мягче, меня не дергают, как раньше, а его пальцы ловко заканчивают со шнуровкой.
– Подними руки,– уже спокойнее говорит он, и я выполняю приказ. Атласная ткань скользит по телу, и вот я стою полуголая. Он отбрасывает одежду к порогу, и кладёт руки на мою талию. Горячие ладони обжигают, но не долго, так как он тянет юбку вниз, и она облаком падает к моим ногам.
Ёжусь от прохлады, а мой хозяин рассматривает меня с интересом. Теперь я стою лишь в белье и туфлях. Эротично, ничего не скажешь. Давний урок я усвоила, поэтому в моём гардеробе больше нет трусиков с котятами и зверюшками. Теперь у меня лишь элитное бельё, в котором я чувствую себя привлекательной девушкой.
– Одета так, чтобы не раздели, но под одеждой – это. Что-то не вяжется,– задумчиво произносит он, скользя взглядом по ногам. Останавливается на полупрозрачных кружевных черных трусиках, но недолго. Взгляд скользит по плоскому животику к моей небольшой груди, прикрытой таким же кружевным и чёрным лифчиком. Тут он немного морщится. Ну да, не дыньки, и даже не апельсинки, так, персики. Но главное мои, натуральные.
– Это вижу лишь я, почему я не могу красиво одеться?– спрашиваю, поднимая голову.
– Можешь. Ладно, разувайся!– отдаёт очередной приказ, и я, перешагивая юбку, наклоняюсь, чтобы расстегнуть босоножки.
На всё уходит несколько секунд, но, видно, этого достаточно, чтобы насладиться видом меня сзади в довольно пикантной позе. И теперь на меня смотрят не холодно, а с интересом и какой-то искоркой, промелькнувшей в чёрных глазах.
Мужчина молча подходит и умело расстёгивает лифчик и снимает трусики, при этом скользя руками по телу и вызывая во мне дрожь. Всю одежду он скинул у порога в кучку, а потом так же молча повёл не к кровати, как я предполагала, а в ванну.
Комната оказалась противоположностью спальне. Черный кафель и белая ванная, и она уже была наполнена. Так он искупать меня хочет? Неожиданно! Даже как-то от сердца отлегло.
– Залезай,– очередной приказ, и вот его я выполняю с радостью. Без лишних слов погружаюсь в воду, и вздыхаю с облегчением, так как он не присоединяется.
Он отходит к шкафчику и что-то там ищет, пока я наслаждаюсь водой и рассматриваю комнату. Здесь стояла душевая кабина и сауна! Наверное, это здорово, когда хочешь согреться. Белая раковина с огромным зеркалом, правда, шкафчики вдоль стены чёрные, и почти сливаются с ней.
Интересно, а что будет дальше? Ну, помоюсь я, а потом? Предполагать, что меня возьмут против моей воли, не хотелось. Но что может ещё интересовать мужчину в женщине?
Взглянула на хозяина, который достал губку и маленький тюбик с чем-то голубым и прозрачным. Шампунь? Думала, он отдаст это мне, но как бы не так. Мужчина ловко справился с пуговками на рубашке и снял её под моим испуганным взглядом.
Молча подошел, и сел на колени рядом с ванной. Намочил губку и, выдавливая немного шампуня или геля, вспенивает её.
– Сядь на край ванны,– спокойно говорит он, подавая руку. Смотрю на неё, как на змею, но даю свою конечность и встаю.
Я сидела на бортике, а меня медленно намыливали, и я и впрямь почувствовала себя зверюшкой! Мужчина ничего не говорил, да и лицо его было непроницаемо, словно он моет не человека и девушку, а лишь вещь. Чем я, наверное, и являюсь.
Но я-то всё чувствовала! Как его руки скользят по груди и намыливают её. Они задевают возбужденные соски, и я чуть не стону. Тело само откликалась на него, хоть голова и говорит, что так неправильно. Губка скользит по спине, по позвоночнику, вызывая мурашки и жар одновременно. Намыливает ягодицы с каким-то фанатизмом, словно я там чересчур грязная, а потом губка скользит к пульсирующей женственности.
Сколько я прочитала романов, и там много было моментов про принятие ванны, и вот я жду что-то подобное, но увы. Губка скользит по возбуждённой плоти пару раз, и всё. Мне кажется, я даже простонала от обиды.
– Садись, сейчас вымою волосы,– звучит заботливо, и я расслабленно сажусь обратно.
Он берет душ и смывает пену с плеч, а потом, когда я откидываю голову, мочит волосы. Мне моют голову, как в дорогом салоне, и я даже забываю на минутку, что я здесь пленница, а не хозяйка.
Странное мытьё длилось на удивление долго. Меня отмывали так тщательно, словно я была какая-то грязнуля и месяц не мылась. Что меня очень опечалило, а язык сказал фразу раньше, чем я даже успела подумать.
– Думаете, я такая грязная была?– спросила и поджала губы, принимая огромное белое полотенце.
– От тебя несло дымом и алкоголем, а также сотней разных духов. Я очень чувствительный к запахам, учти и запомни. Спать и вдыхать всю эту вонь не намерен, так что каждый вечер перед сном мойся,– как ни в чём не бывало, сказал он, внимательно следя за мной.
Что значит вдыхать, он что, будет спать рядом? И да, я согласна, что после клуба могла пропахнуть толпой, но неужели от меня так несло?
– Ложись в постель, я скоро приду,– сказал он, внимательно смотря на меня и расстёгивая пряжку ремня. От такого зрелища меня как ветром сдуло, и мне кажется, что он даже рассмеялся.
Войдя в спальню, удивилась увиденному. Кровать была расстелена, на тумбочке стояла дымящаяся чашка с чаем. Пара тарталеток и фрукты. И этот набор на каждой тумбочке по краям от кровати.
Неожиданно я поняла, что голодна, поэтому залпом выпила чай и съела угощение. Пока не вернулся хозяин, забралась в кровать. Я хотела надеть хотя бы своё бельё, но его, как и другой одежды, уже не было у двери. Мне теперь что, голой ходить? Мысль неприятная, думать больше не хотелось. Натянула одеяло до груди, и уселась на краешек кровати и начала сушить волосы полотенцем.
Хозяина не было минут десять,
