Попробуют ли они задержать нас? Пока что не похоже; вполне возможно, что Беллу с Кладбищем давным-давно не до нас. Они махнули на нас рукой, и мы можем отправляться, куда захотим. Ведь куда бы мы ни пошли и что бы мы ни сделали, нам не покинуть Землю без содействия Кладбища.
Ну, подумалось мне, и натворил же я дел. Самоуверенно посмеявшись над напыщенностью Белла, я лишил себя возможности какого-либо сотрудничества с ним или с Кладбищем. Правда, от моего поведения вряд ли что зависело. Я должен был понимать, что на Земле без Кладбища — никуда. Вся моя затея была изначально обречена на провал.
Мне почудилось, что прошло совсем немного времени: я с головой ушел в свои мысли и не замечал ничего вокруг. Дорога взбежала на холм и оборвалась, а вместе с ней закончилось и Кладбище.
Моему восхищенному взгляду открылись долина внизу и уходящие вдаль гряды холмов. Местность была лесистой, и листва многих деревьев под лучами полуденного солнца была странного багряного цвета — оттенка тлеющих угольев.
— Осень, — проговорил Элмер. — Я успел забыть, что на Земле бывает осень. А там, сзади, все зеленое.
— Осень? — переспросил я.
— Время года, — пояснил Элмер. — В эту пору леса меняют цвет. И как я мог забыть?
Он повернул голову и поглядел на меня в упор. Если бы я не знал, что роботы не умеют плакать, я бы подумал, что заметил в его глазах слезы.
— Сколько мы забываем… — проронил он.
Глава 5
Это был прекрасный мир. Но красота его была зловещей и вызывающей и ничуть не напоминала нежную, почти хрупкую красоту моего родного Олдена. От нее исходило впечатление силы, она была торжественной и подавляющей, и в ней сплелись воедино изумление и страх.
Я сидел на мшистом валуне на берегу журчащего бурого потока и следил за тем, как течение уносит прочь волшебные ало-золотистые лодочки опавших листьев. Если прислушаться, то можно было на фоне клекота бурой воды различить приглушенный шелест, с каким слетали на землю все новые и новые листья. Но несмотря на буйство красок, чудилось, что в воздухе разлита печаль былых лет. Я сидел и слушал журчание воды и шелест листвы и поглядывал на деревья. У них были мощные стволы, которые, вероятно, перевидали на своем веку немало, и они словно обещали безопасность, покой и домашний уют. Здесь было все: цвет, настроение и звук, образ и структура и ткань — все, что можно постигнуть рассудком.
Солнце садилось. Над водой и над деревьями повисла сумеречная дымка. Стало прохладно. Самое время возвращаться в лагерь. Однако мне не хотелось уходить. У меня возникло странное ощущение, что такие вот места нельзя увидеть дважды. Уйдя и вернувшись, я обнаружу, что все переменилось; и сколько бы я ни уходил и ни возвращался, чувство ни за что не повторится: что-то прибавится, что-то исчезнет, но воссоздать этот восхитительный момент в точности не удастся никому и никогда.
За моей спиной послышались шаги. Обернувшись, я увидел Элмера. Молча он подошел ко мне и опустился на корточки. Говорить было нечего и незачем. Я припомнил, сколько раз бывало так, когда мы сидели с Элмером вдвоем, понимая друг друга без слов. Сумерки сгущались; издалека донеслось чье-то уханье, а следом — приглушенный расстоянием лай. В темноте неумолчно журчала речка.
— Я развел костер, — сказал наконец Элмер. — Я развел бы его, даже если бы нам не нужно было готовить еду. Земля просит огня. Они неразделимы. Благодаря огню человек перестал быть дикарем и потому постоянно поддерживал его в очаге.
— Запомнилось? — спросил я.
Он покачал головой.
— Нет, не запомнилось. Что-то подсказывает мне, что все было именно так, хотя я не помню ни деревьев, ни речушек вроде этой. Но стоит мне увидеть дерево, листва которого пламенеет в свете осеннего солнца, как я представляю себе рощу таких деревьев. Стоит мне приблизиться к речке, вода в которой побурела от грязи, и я вижу ее чистой и светлой.
От вновь раздавшегося в сумерках лая у меня по коже побежали мурашки.
— Собаки, — проговорил Элмер, — верно, кого-нибудь гонят. Или волки.
— Ты был здесь в дни Решающей Войны, — сказал я, — тогда все было иначе, правда?
— Да, — подтвердил Элмер, — Земля умирала. Но иногда попадались места, где притаилась жизнь. Лощины, куда не проникли ни отрава, ни радиация, укромные местечки, которые оказались лишь вскользь затронутыми ударной волной. Они сохранили первоначальное обличье Земли. Люди в большинстве своем жили под землей, а я работал на поверхности. Я строил боевую машину — вероятно, последнюю из их числа. Если бы не назначение этой машины, ее можно было бы назвать изумительным творением. Внешне она ничем не отличалась от других боевых машин. Однако ее наделили интеллектом. Ее искусственный мозг находился в контакте с сознанием нескольких людей. Их имен я не знал. Кому-то они, без сомнения, были известны, но не мне. Понимаешь, войну можно было вести только так, устранив человека с поля боя. За людей сражались машины — их слуги и помощники. Я часто задавался вопросом, почему они не бросят это дело, — ведь все, из-за чего стоило бы сражаться, было давным-давно уничтожено.
Оборвав рассказ, он поднялся.
— Пошли в лагерь, — сказал он. — Ты, должно быть, голоден, как и молодая леди. Извини, конечно, Флетч, но я никак не пойму, чего ради она за нами увязалась.
— Хочет отыскать клад.
— Какой еще клад?
— По правде говоря, не знаю. Ей некогда было объясниться.
С того места, где мы стояли, пламя костра было видно очень хорошо. Мы двинулись на огонь.
Синтия, стоя на коленях, держала над углями котелок и помешивала ложкой его содержимое.
— Надеюсь, похлебка из тушенки получилась, — сказала она.
— Вам вовсе не надо было этим заниматься, — проговорил Элмер, слегка, как мне показалось, обиженный, — Когда требуется, я прекрасно готовлю.
— Я тоже, — парировала Синтия.
— Завтра, — заявил Элмер, — я раздобуду вам мясо. Мне уже попадались на глаза белки и пара кроликов.
— А с чем ты собираешься охотиться? — спросил я. — Мы же не захватили с собой ружей.
— Можно сделать лук, — предложила Синтия.
— Не нужно мне ни ружья, ни лука, — отмахнулся Элмер, — Обойдусь камнями. Вот наберу голышей…
— Кто же охотится с голышами? — удивилась Синтия, — Все равно что палить из пушки по воробьям.
— Я робот, — возразил Элмер, — Поэтому ни человеческие мышцы, ни человеческий глазомер, пускай он и чудо природы…
— Где Бронко? — перебил я.
Элмер ткнул пальцем во мрак:
— Он в трансе.
Чтобы рассмотреть Бронко, мне понадобилось обойти костер. Дело обстояло именно так, как сказал Элмер. Бронко стоял, накренившись на один бок и выставив все свои сенсоры. Он впитывал в себя окружающее.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
