День не существует через себя, ночь не существует через себя.
Реальность которая существует через себя это день и ночь.
Таким образом реальность это смысл и абсурд.
Полдень это момент, полночь это момент, утро идет от ночи, вечер превращается в ночь, но вечер идет от дня и утро превращается в день.
Итак смысл это момент и переход от абсурда к абсурду, и абсурд это только момент и переход от смысла к смыслу.'21
О этот Зигфрид, голубоглазый блондин, германский герой, должен был пасть от моей руки, самый преданный и смелый! Он имел все которое я ценил как более великое и красивое; он был моей властью, моей смелостью, моей гордостью. я бы потерпел неудачу в битве, и поэтому для меня было оставлено только убийство. Если бы я хотел продолжать жить, это могло бы быть только через обман и хитрость.
Не судите! Подумайте о блондинах дикарях в германских лесах, которые должны были предать гром размахивающий молотом ради бледного ближневосточного Бога которого пригвоздили к дереву как курицу. Смелых превзошли определенным презрением к самим себе. Но их жизненная сила предлагала им продолжать жить, и они предали своих прекрасных диких Богов, свои святые деревья и свое благоговение перед германскими лесами.122
Что Зигфрид означал для Германцев! Что говорит нам то что германцы переживают смерть Зигфрида! И поэтому я почти предпочитаю убить себя чтобы спасти его. Но я хотел продолжать жить с новым Богом.123
После смерти на кресте Христос пошел в преисподнюю и стал Адом. Таким образом он принял форму Антихриста, дракона. Изображение Антихрита, которое предстало перед нами от древних, провозглашает нового Бога, чье пришествие предсказывали древние.
Боги неизбежны. Чем больше вы бежите от Бога, тем наиболее вероятно вы упадете ему в руки.
Дождь это большой поток слез кторый падет на народы, слезное наводнение отпущенного напряжения после сжатия смерти обременило народы ужасающей силой. Это скорбь мертвых во мне, которая предшествует похорогам и возрождению. Дождь это плодотворение земли, он порождает новую пшеницу, молодого, растущего Бога.124
in Это относится к оплакиванию смерти героя., 18 Декабря,1913.
В Черной Книге: "Следующая ночь была ужасна. я проснулся вскоре от страшного сна" (стр. 56). В
Черновике: "могущественное видение поднялось из глубин" (стр. 73). Зигфрид был героическим принцем который появляется в старом германском и скандинавском эпосе. В ХХ столетии Нибелунг описывается так: "И в каком великолепном стиле ездил Зигфрид! Он нес большое копье, с крепким древком и широким наконечником; его красивый меч доставал до его шпор; и прекрасный горн который это господин нес был из красноватого золота" (tr. A. Hatto [London: Penguin, 2004], стр. 129). Его жену, Брунхильд, обманом заставили открыть единственное место где он мог быть ранен и убит. Вагнер переработал эти эпосы в Кольце Нибелунга. В 1912, в Трансформациях и Символах Либидо Юнг представил психологическую интерпретацию Зигфрида как символа либидо, главным образом цитируя либретто Вагнера к Зигфриду (CW B, §568f). Далее в
Черновике: "После этого видения во сне" (стр. 73). В Черной Книге 2, Юнг заметил: "Я шагал легко вверх по невероятно крутому пути и позже помог своей жене, которая следовала за мной более медленным шагом, поднимаясь. Некоторый высмеивали нас, но мне было все равно, так как это показывало что они не знали что я убил героя" (стр. 57). Юнг подробно описывал этот сон на семинаре в 1925, делая ударение на разных деталях. Он представил это со следующими замечаниями: "Зигфрид больше не был особенной фигурой для меня которой я сочувствовал, и я не знаю почему мое бессознательное было поглощено им. Зигфрид Вагнера, особенно, преувеличенно экстравертен и временами действительно нелеп. Мне никогда он не нравился. Тем не менее сон показал что он мой герой. Я не мог понять сильную эмоцию которая у меня была во сне." После пересказывания сна, Юнг заметил: "Я чувствовал огромную жалость за него [Зигфрида], как будто в меня самого выстрелили. я должно быть имел героя которого не ценил, и это был мой идеал силы и эффективности который я убил. Я убил свой интеллект, в чем мне помогла персонификация коллективного бессознательного, маленький коричневый человек во мне. Другими словами, я сверг мою лучшую функцию . . . Дождь был символом отпущения напряжения; силы бессознательного были отпущены. Когда это случилось, это вызвало чувство облегчения. Вина была искуплена потому что, как только главная функция низложена, есть шанс для других сторон личности быть рожденными к жизни" (Аналитическая Психология, стр. 56-57). В Черной Книге 2, и в его более поздних заметках об этом сне в Воспоминаниях (стр. 204), Юнг сказал что он чувствовал что он бы убил себя если бы не разрешил эту загадку. Далее в
Черновике: "и я снова заснул. Второе видение пришло ко мне во сне" (стр. 73-74)- Далее в
Черновике: "Эти огни напонили мой разум и чувства. И снова я заснул как выздоравливающий" (стр. 74). Юнг подробно рассказывал этот сон Aniela Jaffe, и сказал что после того как он встретился с тенью, как во сне с Зигфридом, этот сон выражал идею что он был одной вешью и другой еще где-то одновременно. Бессознательное выросло выше его, как нимб святого. Тень была как слегка окрашенная сфера которая окружала людей. Он думал что это было видение свыше, где у людей есть полнота. (MP, стр. 170). Далее в
Черновике: "Промежуточный мир это мир простейших вещей. Это не мир намерения и повелевания, но случайный мир неопределенных возможностей. Здесь следующие пути маленькие, неширокие, прямые шоссе, над ними нет рая, и под ними нет ада" (стр. 74). В октябре 1916, Юнг говорил несколько раз в психологическом клубе, "Адаптация, индивидуация и коллективность" в которых он прокомментировал важность вины: "первый шаг в индивидуации это трагическая вина. Накапливание вины требует искупления" (CW 18, §1094). Здесь в
Черновике есть дополнение: "Ты что улыбаешься? Дух этого времени хотел бы заставить тебя верить что глубины это не мир и не реальность" (стр. 74). Далее в
Черновике: "Иуда" (стр. 75). Далее в
Черновике: "Мое видение во сне показало мне что я не был один когда я совершил это. Мне помог молодой, который был моложе меня; омоложенная версия меня" (стр. 76). Далее в
Черновике: "Зигфрид должен был умереть, как и Вотан" (стр. 76). В 1918, Юнг написал об эффектах введения христианства в Германию: "Христианство раздвоило германских варваров на верхнюю и нижнюю половины помогло им, путем подавления темной стороны, приручить светлую сторону приспособить ее для культуры. Но нижняя, темная половина все еще ждет осовобождения и второго приручения. До этого, она будет оставаться ассоциированной с остатками предыстории, с коллективным бессознательным, которое должно означать особенную и увеличивающуюся активацию коллективного бессознательного. ("O Бессознательном," CW 10, §17). Он развил эту ситуацию в "Вотане" (1936, CW 10). В
Черновике, это предложение такое: "Мы хотим продолжать жить с новым Богом, героем выше Христа" (стр. 76). Для Aniela Jaffe, он рассказал что он думал о себе как о преодолевающем герое, но сон показал что герой должен быть убит. Это преувеличение воли было представлено Германцами в то время, такими как линия Зигфрида. Голос внутри него сказал, "Если ты не поймешь сна, ты должен застрелить себя!" (MP, p. 98, Воспоминания, стр. 204). Подлинная линия Зигфрида была защищающейся основанной немцами в северной Франции в 1917 (на самом деле это была ветка линии Гиденбурга). Тема умирающего и воскрешающегося Бога заметно представлена в Золотом Суке
Джеймса Фрейзера: Обучение в Магии и Религии (London: Macmillan, 1911-15), которую Юнг заимствовал в Трансформациях и Символах Либидо (1912).
Глава 8 Зачатие Бога
Потом на вторую ночь, я говорил со своей душой и сказал, "Этот новый мир представляется мне слабым и искусственным. Искусственный это плохой мир, но горчичное семя которое растет в дереве, слово которое было зачато в матке девственницы, стало Богом для которого земля была предметом."125
Как я говорил это, дух глубин внезапно поднялся. Он наполнил меня опьянением и туманом и сказал эти слова мощным голосом: [OB iv (v)] "Я принял твой побег, ты который должен прийти!
Я принял его в глубочайшей нужде и смиренности.
Я покрыл его потрепанной мозаикой и уложил на ночлего на бедные слова.
Насмешка поклонялась этому, твой ребенок, твой удивительный ребенок, ребенок того кто должен прийти, кто должен обьявить об отце, фрукт который старее дерева на котором он вырос.
В боли ты зачат радость это твое рождение.
